Телохранитель ее величества: Точка невозврата

…Но в момент, когда я мысленно перемещал ситуацию в разряд катастрофических, выстрелило.

Я ждал эту ситуацию весь вечер. Терпеливо скармливал ради нее фантики, дезинформируя противницу относительно собственного умения играть и блефовать. Ее психологический портрет был почти готов, я на восемьдесят процентов был уверен, как она поступит в тот или иной момент. И по количеству обмененных карт, и по слегка поджатой губе и по сбитому на секунду дыханию предполагал, какая у нее на руках карта. И что эта карта хороша. Очень хороша. Поехали?

Я начал достаточно скромно для человека, имеющего на руках "королевскую молнию":

– Пятьдесят.

Она намек поняла, но была уверена в победе. Практически сразу подтвердила и увеличила кон до целого желания.

Я довел кон до полутора, чтобы дать почувствовать, что тоже уверен в своих картах. Два-три фантика за круг начала нашего поединка в этот момент вспоминались как издевательство.

Она довела кон до двух целых желаний, утолив жажду навариться на хорошей карте. Она вообще редко повышала до нескольких желаний, предпочитая не рисковать, и я предполагал, что следующим ходом вскроется. Потому сделал то, от чего офонарели все присутствующие, а после, через время, и отсутствующие представители корпуса, узнавшие о нашем поединке из "телеграфа" – местной сети распространения слухов.

Привычно расписавшись и поставив позывной, я написал на бумажке число "1000"

– Десять желаний. Я ведь тебе столько уже проиграл, так?

Зал вокруг затих. Афина же бегло кивнула, погружаясь в лихорадочные подсчеты. Мы обменивались фантиками после каждого раунда, примерная цифра была известна. Она думала долго, но у нее на руках была слишком хорошая комбинация, и тысяча с ее подписью также последовала в копилку.

Наступила пауза. Теперь решалось все. Настолько ли она уверена в своих картах? Настолько ли я правильно оценил ее саму? Да, я помогал ей, изобразил неуверенность заигравшегося неудачника, решившего блефом окупить сразу все проигранное. И страстное желание эту неуверенность скрыть. Даже поерзал на стуле для убедительности. Но купится ли она?

Купилась. К счастью. Как и должна была согласно портрету.

– Двести. Два желания сверху.

Это было круто. Очень круто. Но после моего выпада она не могла меня не раздавить. Ставить на место – ее призвание, долг, обязанность, пусть даже дело касается карточной игры. И она не много теряла: если я блефую, я не могу вскрыться, буду повышать дальше, все более и более загоняя себя в ловушку, и она отвоюет очередной кусок. Если же нет – у нее слишком хорошая рука, чтобы пободаться.

Ее "200" полетели на кон. После чего я был одарен лучезарной улыбкой, говорящей, что попал.

Мысленно я выдохнул с облегчением – реши она вскрыть, не представляю, как отыграть двадцать с хвостиком желаний. Это чересчур даже для меня. Ну, не за один вечер!

– Пятьдесят желаний. – Я написал "5000" и небрежно кинул на кон, вешая на лицо торжествующее выражение обманувшего всех человека.

Когда я сказал, что вокруг стояла тишина, я выразился неправильно. Было тихо, да, но дальние части помещения жили своей жизнью, хоть и вполголоса. Теперь же тишина зазвенела.

Девочки, все кто был, включая "зелень", обступили нас со всех сторон, взяв в плотный круг. Что, не привыкли играть по-настоящему?

Как мне объяснили позднее, бывали здесь такие, любительницы поиграть. И ставка в пятьдесят желаний уже разыгрывалась, как и сто, и двести. Но ничем хорошим это для играющих не кончилось.

Последнюю "любительницу" расстреляли лет шесть назад. Проигралась вдрызг и полезла драться. Еще за год до нее наоборот, ушлая девочка обула всех, почти весь корпус – все оказались ей должны. Совет офицеров в обоих случаях решил, что это проявления слабости, разлагает моральный дух как самих виновных, так и коллектива в целом, и вынес единственно верное по его мнению решение. Чтоб другим было неповадно.

И до тех случаев подобное происходило постоянно, просто люди, которые об этом помнят, завершили контракт. Вообще, все сто лет существования корпус отстреливал "заигравшихся" с поразительной регулярностью.

Узнав об этом, я зарекся брать в руки карты, и до самого конца ни разу не нарушил свой зарок. Но это было после, много после, а пока я ничего не знал и давил на противницу, заставляя сделать единственно возможное оптимальное решение.

И Афина вновь не подвела.

– Пас.

Ее лицо надо было видеть. Она откинулась на стуле, потянулась к пачке, вытащила сигарету и дрожащими руками прикурила. Только что я торчал ей десять желаний, теперь же она осталась должна мне. Всего четыре желания, но в моих руках это ЦЕЛЫХ четыре.

Я улыбнулся и небрежно, жестом чемпиона мира, бросил карты в стопку. А что, имел право!

– Что там у тебя хоть? – выдохнула она.

Женщины! Можно быть первоклассной убийцей, но от природного любопытства им не деться никуда.

Я перевернул последние пять карт, уже сброшенные мною в колоду, но еще не перемешанные. Пиковая дама. Самая старшая из всех моих, ни коим образом не сочетающихся. Не было даже пары.

– Блеф. Чистый блеф.

Она рассмеялась, но вяло.

– Этого стоило ожидать.

– Еще? – Я принялся предвкушающе мешать карты.

Она долго думала, выпустив в потолок несколько ядовитых струй, но отрицательно покачала головой.

– Нет, спасибо. Думаю, на сегодня хватит.

Поняла. Всё поняла. Я слишком хорошо играл идиота, чтобы понять это, глядя на меня сейчас. Я ее сделаю, столько раз, сколько захочу, это лишь вопрос границы, до которой она будет идти, пытаясь отыграться.

Ну, вот и хорошо, девочка. Я улыбнулся и расслабленно откинулся на свою спинку, бросив карты на середину стола. Кажется, моя и так нездоровая нога от неудобного сидения занемела, ее срочно нужно было размять. Вокруг нас гудел улей, и гудеть будет еще долго, но девочки расходились, поняв, что самое интересное на сегодня позади. Одной рукой я потянулся к все еще сиротливо стоящей "Маракане". Ммм… Неплохо!

– А она и без корицы ничего, – усмехнулся я, отсалютовав Афине бокалом. – Зря ты так девочку.

Та промолчала.

– Там, где я вырос, бить тех, кто слабее тебя, считается недостойным занятием. Не скажу, что этого не делают, делают еще как, но… Я таких терпеть не могу. Ты же на это рассчитывала, когда выливала ей коктейль на лицо? Что я сорвусь?

Молчание.

– Кстати, а у тебя что было?

– "Линия". – Она недовольно фыркнула, нервно затягиваясь. – Я думала, у тебя не меньше "королевской молнии"! Уж "каре" – точно!