Телохранитель Генсека. Том 4

— А вам не показалось странным такое задание? Вот так хладнокровно убить человека, чтобы самому вернуться на работу в органы? Странные методы, не находите? — спросил я.

— Обычный приказ, — он снова безразлично пожал плечами. — Если принято решение кого-то ликвидировать — значит, будем ликвидировать. В первый раз что ли?

Смотрел на него и думал: что с ним не так? Это не профдеформация, а врожденное отсутствие малейшей эмпатии к кому бы то ни было. На душе стало мерзко. Захотелось оказаться подальше от этого равнодушного исполнителя чужих приказов, отнюдь не тупого, но лишенного всего человеческого. Вошел дежурный охранник, и я покинул кабинет.

Генерал-майор Удилов стоял возле двери, что-то быстро записывая в небольшой блокнот.

— Любопытный экземпляр, — проговорил он, мельком взглянув на меня. — А еще любопытнее, кто же организовал эту провокацию. Хороший ход — представиться твоим именем. Но, заметь, не просто представился — а показал подлинник удостоверения, с твоими данными, хоть и другим фото. А это значит — оставил след.

— Да, я тоже сразу об этом подумал. Перемудрил наш противник, предоставив нам такую зацепку.

— Надеюсь лишь, что он не не настолько хитер, чтобы делать это намеренно и сильнее нас запутать. Так что, Владимир Тимофеевич, сейчас же отправимся по горячим следам в отдел кадров, к начальнику. Все бланки строгой отчетности, а значит, вариант один: кто-то из сотрудников отдела кадров, но явно по приказу сверху, сделал должностной подлог.

— Мне почему-то кажется — предчувствие, так сказать, — что выйдем мы на Пирожкова. — с изрядной долей уверенности в голосе предположил я. — Жук он хитрый и изворотливый. При Андропове его прикрывали, но осталось много материалов. Если как следует надавить, поплывет. Но не факт, конечно, что он общался с заказчиком лично. Тем не менее, даже имя посредника укажет направление, куда копать дальше.

— Пирожков — ключевая фигура в Конторе, — согласился со мной Вадим Николаевич. — Зам Цвигуна по кадрам, один из немногих, кто остался на своей должности после смерти Андропова. Из его команды человек. Бывший «комсомолец» с Алтая. Прием на работу, продвижение, обучение — все завязано на него. Но для такой сложной интриги Владимир Петрович слаб в коленках. Пирожков всегда был трусоват, хотя некоторой долей ума бесспорно отличается.

— Так мне прямо сейчас отправляться к Пирожкову? Дело в том, что Рябенко просил помочь на время праздника…

— Нет, Владимир Тимофеевич. Если виноват именно Пирожков, торопиться не стоит — можем спугнуть. Я пока распоряжусь, чтобы аккуратно проверили управление кадров и сохранность бланков удостоверений. Проведем негласную проверку. А за Пирожковым понаблюдаем, отследим связи, контакты, круг общения. —

Вадим Николаевич протянул мне руку на прощание, я ответил на рукопожатие.

— На сегодня больше вопросов нет, — сообщил он. — Занимайтесь своими делами. Встретимся, скорее всего, уже в Завидово, на приеме.

Он пошел прочь по длинному коридору, я смотрел ему вслед. Прямая спина, уверенная, четкая походка, при этом шаги мягкие, не слышные.

Что дальше по плану? Надо ехать в Кремль. Но сначала надо поесть. Не хватало еще, чтобы голодное урчание в животе стало фоном при разговоре с Леонидом Ильичом. Спустился в столовую.

В Конторе есть еще буфет, он круглосуточный и работает без перерывов на обед. Но сейчас мне надо было что-то посерьезнее бутербродов.

Что мне нравится в Советском Союзе, так это общепит, как бы банально это не звучало. На первое взял борщ. Красный, наваристый, густой — просто ложка стоит. На второе тоже советская классика — шницель и картофельное пюре. Шницель сочный, мясной, а не нищенское хлебное месиво, как в столовках конца восьмидесятых. На третье — вишневый компот и свежая булочка. Ну и, конечно же, отдельно от всего — стакан сметаны, в качестве закрепителя. Молодой организм требует много горючего! А учитывая, что питаюсь я не по расписанию, а от случая к случаю, как тут не воспользоваться моментом.

Из столовой вышел довольный, как слон. В гардеробе забрал верхнюю одежду, вышел из здания.

На улице было довольно холодно. Снег растаял во время вчерашней оттепели, но после утренних заморозков лужи покрылись тонкой корочкой льда. Свинцовое небо добавляло мрачного настроения и без того хмурому дню.

Прошел к машине.

— Ты что, так и просидел все это время здесь? — удивился я, увидев сидевшего за рулем Колю. — Холодно же!

— Владимир Тимофеевич, я обедать ходил. По времени примерно рассчитал, сколько вас не будет. Ну и вернулся буквально десять минут назад, машину прогреть, — объяснил Николай. — Куда сейчас?

— В Кремль, — сказал я, устраиваясь рядом с водительским сиденьем. Рука привычно потянулась накинуть ремень безопасности. Отметив это автоматическое движение, усмехнулся. Ремни безопасности в каждом автомобиле станут обязательными еще не скоро. Почему-то вспомнилась гибель Машерова в прошлой «гуляевской» реальности. Там он погиб четвертого октября 1980-го года. Нелепая случайная смерть — столкнуться с грузовиком, под завязку груженным картошкой. Руководитель Белоруссии, погребенный под горой картофеля в разбитой «Чайке». Брррр, звучит как низкосортный фильм ужасов. Разумеется, дело там было не в ремнях безопасности, а в слишком большой скорости и халатности сопровождающих. Знал я и о версии заказного убийства, хотя сам в нее особо не верил. Да, Машерову не хватило всего двух недель до очень серьезного повышения и да, «конкуренты» его не любили, а к власти уже рвался Горбачев. Но технически автокатастрофа не выглядела спланированной. Погибший водитель Машерова, бывший старым другом семьи Машерова, никак не тянул на камикадзе. Шофер самосвала с картошкой тоже оказался простым мужиком. Даже пытался повеситься, хотя его вины в случившемся практически не было, даже жена и родственники Машерова хотели, чтоб его оправдали. В общем, мнения могут быть разные, но мое было именно таким. В любом случае, в новой реальности дискутировать на этот счет не придётся — Машеров уже в Москве, рядом с Леонидом Ильичом, и на той трассе Москва-Минск в восьмидесятом году, надеюсь, не окажется.

Николай постановил машину недалеко от шестого корпуса Кремля.

Я прошел в гардероб, сдал дубленку, шапку. Задержался у зеркала, достал расческу и, тоже по привычке, дунул на нее. Усмехнулся — вот по таким глупым мелочам на Западе и вычисляли наших агентов. Или по тому, как отхлебывали чай, не вытащив ложку из стакана. Кажется, на этот счет имелся забавный анекдот, но вспомнить его не успел — навстречу шел Рябенко.

— Опаздываете, Владимир Тимофеевич! — генерал покачал головой и демонстративно постучал по циферблату часов.

— Задержался по важному делу у Вадима Николаевича, — оправдался я, скромно опустив информацию о празднике чревоугодия в комитетской столовой.

— Давай, Володя, включайся. Работы много! Уже прибыли первые делегации. Прислали оперов из провинции, но они плохо понимают специфику работы. А некоторые даже Москву толком не знают! — возмущался Рябенко. — Но у тебя другая задача. Более конкретная и для тебя привычная. Сегодня и завтра глаз не спускай с Леонида Ильича. Учитывая события последнего года, могут быть любые неожиданности.

— Понял. — кивнул я. — Александр Яковлевич, у меня вопрос.

— Давай, если коротко, — Рябенко снова посмотрел на часы.

— Короче некуда. Вы уже знаете, кого планируют назначить на мое место, и главное — по чьей рекомендации?

— Владимир, формально и ты, и я подчиняемся начальнику девятого управления КГБ. А это Сторожев. Он не оставляет попыток навязать нам своего человека, но ты же знаешь, последнее слово всегда остается за Леонидом Ильичом.

Рябенко лукаво улыбнулся и подмигнул.