Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Темная харизма Адольфа Гитлера. Ведущий миллионы в пропасть
Шрифт:

Недооценка возможностей противника Гитлером распространилась и на его генералов. 23 октября 1942 года, за несколько недель до начала «Операции Уран», вновь назначенный начальник Генерального штаба сухопутных войск Курт Цейтцлер заявил, что «Советы не в состоянии подготовить крупное наступление со сколько-нибудь серьезными задачами»‹30›. И все же Гитлер — невзирая на поразительные успехи советских войск, окруживших немецкую 6-ю армию — продолжал недооценивать противника. Операция «Винтергевиттер» (нем. Wintergewitter, «Зимняя буря») — попытка Манштейна вывести из окружения 6-ю армию — не получила необходимого обеспечения, в результате чего от попытки прорвать кольцо окружения отказались менее чем через неделю. Что же касается хвастливых заявлений Геринга, что люфтваффе сможет обеспечить снабжение 6-й армии с воздуха, — то он, как оказалось, просто принимал желаемое за действительное. В результате провала Unternehmen Wintergewitter

обстановка внутри кольца окружения стала стремительно ухудшаться. «После Рождества моральный дух войск начал быстро падать, и дело не только в этом — не было снабжения боеприпасами, не хватало продовольствия»‹31›, — говорит Герхард Хинденланг, который в Сталинграде был командиром батальона.

И все же многие солдаты 6-й армии надеялись на спасение. Они прислушивались — и им казалось, что они слышат рев моторов немецких танков, рвущихся к ним на помощь. Как выразился один офицер, попавший в окружение в Сталинграде, «я верил, что фюрер нас не бросит, что он не пожертвует 6-й армией, что он вытащит нас отсюда»‹32›.

Они ошибались. Их фюрер бросил их. Все, что осталось Гитлеру, — это попытаться «срежиссировать» вагнеровский финал для этой саги, присвоив командующему 6-й армией Фридриху Паулюсу звание фельдмаршала, что он и сделал 30 января 1943 года — за день до того, как окруженная в Сталинграде 6-я армия немцев капитулировала. Поскольку еще ни один немецкий фельдмаршал за всю историю не был захвачен в плен, это был явный намек Паулюсу, что тот должен покончить с собой. Но Паулюс решил не лишать себя жизни и был захвачен бойцами Красной Армии. Гитлер был в бешенстве и отказывался верить. «Мне так больно‹33›, — сказал он, услышав эту новость, — оттого, что героизм множества солдат может быть сведен на нет поступком одного-единственного бесхребетного слабака».

Расшифровка слов Гитлера, сказанных им в тот день, обнаруживает возникновение новой грани в его образе (той самой, которую через два с небольшим года он продемонстрирует всему миру) — желания достойно встретить смерть в случае поражения. «Что значит это слово — „жизнь“? — вопрошал Гитлер. — Каждый отдельный человек должен умереть. А что останется после — это народ. Разве можно бояться момента, когда избавляешься от страданий?»‹34› Вместо того, чтобы обрести «бессмертие», слившись со своим народом в вечности, Паулюс предпочел отправиться в Москву на Лубянку, где его будут «жрать крысы». Но, что еще более важно, Паулюс создал опасный прецедент — впредь офицеры могут и отказаться драться насмерть. Гитлер имел четкое представление о том, как следует встретить смерть: «…собираешь себя в кулак, создаешь круговую оборону, дерешься — и стреляешь в себя последним патроном. Если есть женщины, которые, подвергшись оскорблению, находят в себе достаточно гордости, чтобы уйти, запереться, выстрелить в себя и умереть мгновенной смертью, — то как же я могу уважать солдата, который предпочитает плен?»‹36›

С тех самых пор, как он вступил в Немецкую рабочую партию 23 года назад, Гитлер всегда проявлял себя игроком, готовым идти на огромный риск в делах, которые с одинаковым успехом могли закончиться и успехом, и провалом. И он заранее предполагал, что Сталинградская битва в любом случае закончится «героически» — что в его устах означало битву насмерть и, если придется, смерть в бою. В этом смысле Паулюс и многие другие командиры 6-й армии его подвели. Вскоре он попытается сделать все, чтобы еще миллионы немцев не последовали их примеру.

Глава 16

Конец харизмы

Позорное поражение под Сталинградом вызвало массовое разочарование в личности Гитлера и его харизме. Просто удивительно, как он смог продержаться на посту руководителя Германии еще целых два года. Иногда это объясняют тем, что нацистский режим, стремясь сохранить власть, стал чаще прибегать к террору и запугиванию — элементам принуждения, которыми никогда не брезговал, но которым теперь отдавал предпочтение. Но это еще не все. Магнетизм личности Гитлера не исчез полностью, и это имело далеко идущие деструктивные последствия.

Гитлер сделал все, что мог, чтобы свести к минимуму ущерб своему престижу, нанесенный событиями в Сталинграде. Прежде всего после этого поражения он просто перестал появляться на публике. Неприятная функция зачитать пространную прокламацию фюрера 30 января 1943 года — в десятую годовщину его назначения канцлером — выпала Геббельсу. А Герингу, выступившему в тот же день по радио, предоставили объяснить немецкому народу, почему следует и далее верить в Гитлера. Его объяснение было простым и прямолинейным. Само провидение подарило Гитлера Германии и позволило этому «простому солдату» Первой мировой войны достичь величия. Так как же можно думать, что все происходящее «бессмысленно?»‹1› Это был прямой призыв и дальше верить в фюрера, чья харизма не только не исчезла, а скорее удвоилась. По сути, эта речь Геринга очень напоминала примитивные заклинания, с которыми гитлеровский штаб обращался к 6-й армии за несколько дней до ее капитуляции, суть которых сводилась к тому, что «фюреру виднее, он всегда прав»‹2›

и об этом надо помнить всегда.

Однако следовать этому совету было нелегко по очевидной причине. По той причине, что Гитлер, безусловно, нарушил обещание, данное в сентябре прошлого года, что «никто», никогда не выбьет вермахт из Сталинграда. И, как показали другие события первой половины 1943 года, просто принуждать немецкие вооруженные силы продолжать войну перед лицом очевидных преимуществ, которыми обладали теперь союзники, — такой подход вообще вряд ли можно назвать стратегией.

Взять, например, битву за Атлантику. В мае 1943 года командование Германского военно-морского флота было вынуждено отозвать все субмарины из Северной Атлантики — недвусмысленное признание своего поражения. Юрген Ойстен, один из самых талантливых капитанов подводного флота в эту войну, объясняет, почему, как он полагает, пришлось принять такое решение: «Когда субмарина обнаруживала конвой, она, конечно, подавала соответствующий сигнал, и тогда другие субмарины могли скорректировать свой курс и тоже выходили на конвой…и эта система себя оправдывала, покуда корабли сопровождения были не в состоянии обнаружить лодку в ночное время…[Но], начиная со второй половины 1942 года [британские] корабли сопровождения уже обрели способность пеленговать радиосигнал немецких субмарин, и когда ближайшая к конвою лодка подавала своим сигнал, эсминцы прикрытия немедленно ее атаковали. Вторая причина заключалась в том, что британцы гораздо быстрее продвигались в разработке радиолокационных технологий — корабли сопровождения теперь оборудовались радарами и могли обнаруживать подводные лодки в ночное время. Они могли теперь запеленговать субмарину, как только она подавала сигнал. В этих двух аспектах союзники нас превзошли, и потому в первые месяцы 1943 года нам пришлось прекратить войну в Атлантике. Мы прекратили все действия подводного флота в Атлантике, потому что для наших субмарин это стало слишком опасно»‹3›.

Помимо успехов союзников в развитии радиолокационных технологий, дешифровщики в Блечли-Парк в Англии смогли взломать германский военно-морской код «Энигма». Это, а также то, что они усилили прикрытие Атлантических конвоев с воздуха, означало, что жизненно важные морские коммуникации между Америкой и Британией перерезать не удастся. Здесь проявилась ключевая причина, почему нацисты проигрывали войну — им не хватало времени и ресурсов, чтобы развивать и обновлять вооружения. После успехов немцев в начальный период войны, инициатива быстро перешла к их лучше оснащенным и более многочисленным противникам. При всем бахвальстве нового министра вооружений Альберта Шпеера и при всех туманных намеках на «чудо-оружие», которое вот-вот должно появиться, в 1943 году со всей неизбежностью стало очевидно, что Германия не может выиграть эту войну. Германский флот ничем не мог ответить на технические успехи союзников в Атлантике, а Германская армия — на растущую стратегическую грамотность и мощь Красной Армии на Восточном фронте.

Что же касается немецкой авиации, то неспособность люфтваффе защитить немецкие города от бомбежек была теперь очевидна для всех. Интенсивные бомбардировки Рурского промышленного района начались в марте 1943 года, а в сплошных пожарах в Гамбурге, вызванных бомбежками, в конце июля погибло больше людей — 40 000 человек, — чем в Лондоне за весь период его систематических ночных бомбежек. В войне бомбежек, так же, как в битве за Атлантику, то же самое сочетание факторов — большего технического прогресса союзников и большего количества ресурсов — губило теперь Германию.

Незадолго до бомбежки Гамбурга, вызвавшей сплошные пожары, 25 июля итальянцы продемонстрировали, как они умеют обращаться со своим собственным харизматичным лидером, Бенито Муссолини, который так вдохновил Адольфа Гитлера и нацистов в начале 1920-х годов. Поняв, куда ветер дует, Большой фашистский совет проголосовал за отстранение Муссолини от власти, и он был арестован в тот момент, когда вышел после аудиенции с королем. Вскоре после этого итальянцы разорвали союз с Германией и попытались выйти из войны. «Не очень достойно, конечно, предавать друга и союзника, но это случается, это случается, — говорит Марио Монделло, в то время итальянский дипломат и член Итальянской национал-фашистской партии, — мы иногда бываем более реалистичными, чем немцы. Конечно, будучи реалистичными, мы не очень верны нашему лидеру, и все такое. Я не говорю, что это достойный поступок, но такова уж наша природа»‹4›.

Однако вовсе не разница в «природе» или в «характере» между немцами и итальянцами позволила Гитлеру оставаться у власти почти на два года дольше, чем Муссолини. Между двумя странами существовала большая разница организационно-структурного характера. Муссолини, в отличие от Гитлера, не разогнал государственные институты, которые могли призвать его к ответу. Главой государства был король Италии, а не Муссолини, а члены фашистского совета по-прежнему могли собраться, проголосовать и объявить Муссолини об утрате доверия к нему. Ничего подобного не могло произойти в нацистской Германии. Гитлер всегда был начеку и внимательно отслеживал любые угрозы своей власти — став главой государства в 1934 году, он свел на нет работу Кабинета, покуда тот перед самым началом войны не умер окончательно как политический форум.

Поделиться с друзьями: