Темная симфония

— Это невероятно интересно, Антониетта.

— Я часто приходила сюда, когда была моложе. Несмотря на свою слепоту, я могла без помощи посторонних читать надписи, сделанные на стене, и это дарило мне чувство независимости. Конечно, я могу читать шрифт Брайля, но ведь деловые документы не будут специально для меня переводить на него, поэтому в их чтении я полагаюсь на Жюстин.

И Жюстин предала ее. Как она сможет когда-либо вновь снова доверить ей важную информацию? Байрон накрыл руку Антониетты своей. Соединяя их. Сливаясь своим сознанием с ее, чтобы почувствовать раздирающую ее душу печаль. Она больше не доверяла своим суждениям. Больше не доверяла шестому чувству, на которое полагалась в отношениях с людьми. Жюстин причинила намного больший вред, чем он предполагал вначале.

— И теперь ты не можешь полагаться на нее.

Ни на кого. Слова непроизвольно замерцали в е сознании. Она быстро избавилась от них.

— Я не жалею себя, Байрон. Я давным-давно научилась собираться с силами и двигаться дальше. Просто у меня ощущение, что я нахожусь в зыбучих песках и с каждым сделанным шагом, где бы ни шла, увязаю все глубже. Я хочу твердой почвы под ногами.

Он положил ее ладошку себе на сердце.

— Вот здесь, Антониетта. Я прямо здесь.

Она, потянув, высвободила свою руку.

— Как много я о тебе знаю? Ты хочешь полного доверия. Хочешь, чтобы я ради тебя изменила всю свою жизнь.

Байрон удержал ее руку. Ягуар в ней был близко. Настороженный. Желающий сбежать. Женщина в ней хотела сделать то же самое. Чувствуя себя загнанной. В осаде. Она понятия не имела, как сильно он намеревался изменить ее жизнь, но ощущала, что он представляет для нее угрозу. Это были инстинкты ягуара, и они были сильны в ней.

— Да, я хочу быть в твоей жизни. Я не собираюсь отрицать этого. Позволь себе полностью слиться со мной. Ответы на твои вопросы здесь, в моем сознании.

Она отдернула руку, ее сердце колотилось. Его слова всегда были искушением. Его голос был греховным и наполнял ее похотью, которую она, казалось, была не в силах контролировать. Да и не хотела.

— Я задыхаюсь в коридоре, — ее голос был запыхавшимся, хриплым. Она не собиралась сливаться с ним и позволять ему увидеть картины, появляющиеся в ее голове. Это было бы унизительно.

Она резко развернулась и направилась обратно в свою комнату. Байрон вышел из комнаты с историей, позволяя двери закрыться. Он легко шагал нога в ногу с Антониеттой, вплотную к ней, желая облегчить ее страдания, но будучи неуверенным, как это сделать.

В огромной комнате было холодно после удушающей жары туннелей. Антониетта вздохнула с облегчением, содрогнулась и обхватила себя руками, чтобы скрыть свои соски, напряженные до каменного состояния и трущиеся о кружева бюстгальтера при каждом шаге. Она ничего не сказала, когда загорелся огонь, уверенная, что Байрон неправильно истолковал ее жест, посчитав, что ей холодно.

— У тебя есть копия нот Генделя, Антониетта? — поинтересовался Байрон, садясь в свое любимое кресло. Кельт лежал, свернувшись, в ее спальне. Он мог видеть его через открытую дверь. Борзая не пошевелилась, только не с Байроном, охраняющим его подопечную.

Антониетта вытянула руки над головой. Ее тело казалось ей тяжелым и чувствительным. Она ощущала мужской запах Байрона и по какой-то причине он взывал к ней. Она прекрасно сознавала, что он находится не больше, чем в футе от нее. Интерлюдия в солярии была краткой и бурной. И недостаточной. Она пересекла комнату, беспокойство, нетерпение двигало ею. Ее груди были набухшими и ныли, требуя внимания. Ее кожа жаждала облегчения.

— Сделала, только ради уверенности, что она никогда не потеряется. Копия будет чего-то стоит лишь по одной причине, это всецело его работа, ничто не позаимствовано у других композиторов, но это все равно ничто по сравнению с замечаниями, сделанными его собственной рукой.

— Могла Марита знать комбинацию цифр к сейфу дона Джованни?

— Нет, он бы никогда не сказал его ни ей, ни Франко. Я знаю nonno. Он не из доверчивых людей, особенно, с тех пор, как Франко продал информацию семье Демонизини, — раздался треск огня. Байрон пошевелился, зашуршала его одежда. Антониетте хотелось закричать. — Ты полагаешь нападения на меня и nonno той ночью как-то связано с композицией Генделя?

— Я думаю, это вероятно. Слишком много совпадений, чтобы быть по-другому. Те мужчины искали что-то и провели достаточно много времени в комнатах дона Джованни.

Голос Байрона успокаивал ее. Ласкал ее кожу подобно бархату. Подобно тысяче язычков. Зная, что не сможет выдержать это еще чуть дольше, она старалась взять тело под контроль. Намеревалась отослать его домой и установить между ними дистанцию. Нескольких миль было бы достаточно. А еще лучше океана.

— Об опере мало кто осведомлен, даже среди членов семьи. Франко мог рассказать Марите, но я никогда не слышала, чтобы он хоть раз спрашивал о ней. Кто-то, должно быть, видел ее, когда я была так решительно настроена сыграть ее, — с беспокойной энергией она вынула из волос шпильки, отчего те рассыпались по ее спине диким отражением ее непривычных эмоций. — Здесь и так жарко. Нам не нужен огонь.

— Подойди сюда, Антониетта, — Байрон сказал это мягко, но она услышала команду в его голосе. От чего ее бросило в дрожь.

— Зачем? Я говорю, что здесь жарко, а ты хочешь, чтобы я подошла к тебе, — она отошла от него, желая сорвать свою собственную кожу.

— Тебе некомфортно.

У Антониетты возникло безумное желание опуститься на колени между ног Байрона и стянуть с него брюки. Ее рот показал бы ему, что такое некомфортно. Она представила, как он будет себя чувствовать, увеличиваясь, становясь напряженным и толстым. Весь в ее власти. Но она ничего ему не покажет, не тогда, когда он заставляет ее чувствовать себя настолько неконтролируемой и расстроенной. Она сохраняла между ними расстояние, опасаясь того, чего не понимала

— Подойди сюда, ко мне, — повторил он приказ, прошипев слова сквозь зубы. Тихо. Властно. Пугающе тем, что она хотела повиноваться ему.

Она осталась на месте, отказываясь двигаться. Отказываясь соглашаться с тем, что бы ни происходило.

— В чем дело? Что со мной не так? — местечко в месте соединения ног горело и страстно желало удовлетворения.

Байрон снова дотронулся до ее сознания, скрываясь в тени, в то время как в ее мозгу буйствовали и кружились эротичные картины и страшный ненасытный голод.

— Я подозреваю, что это сочетание нескольких вещей, Антониетта. Но я не понимаю, почему не могу помочь тебе уменьшить твои страдания.

— Просто скажи мне, в чем дело.

Байрон вздохнул.

— Карпатцы должны совокупляться часто. Я заметил, что ты невероятно чувствительна и учитывая особенности карпатцев и гены ягуара, которые ты, должно быть, несешь в себе, у тебя… эээ… течка.

— Течка? — она быстро развернулась. — Я не животное в течке. И от этого мне не легче, большое тебе спасибо.