Темная сторона души

А ты, мама, ты испугалась, да? Когда тебя обвинили в убийстве, ты испугалась, что они подобрались уже близко ко мне, что они вот-вот найдут меня… И тогда ты призналась. И сделала все так, что они поверили тебе. Ради меня и Егора ты пошла на то, что твоя вера считает самым страшным грехом, какой только может быть. Я не верю в твоего бога с его жестокими правилами, но какое это имеет значение? Главное, что в него верила ты».

– Я никогда не брошу Егора, – пообещала она Елене Игоревне, смотрящей на нее с памятника жестко и без улыбки. – Ты не беспокойся, мама.

– Ба-бя, – сказал детский голос позади нее, и Светлана резко обернулась, чуть не закричав.

Егор сидел в коляске, наклонившись вперед, и всматривался в лицо на фотографии. Он вспомнил ее! Бабушка гладила его каждый день, разговаривала с ним, а когда она наклонялась, от нее пахло чем-то приятным, хотя и не так хорошо, как от мамы. Бабушки давно не было рядом, но сейчас он вдруг узнал ее – и сопоставил плоское лицо на снимке с тем, которое привык видеть каждый день.

– Бабя, – повторил Егор, с трудом ворочая непослушным языком. – Мама, бабя! Мама, бабя!

Он сам удивился тому, как слова рождались во рту, и вылетали из него, и становились слышны всем вокруг. Еще удивился тому, что не пробовал сделать этого раньше, потому что слышать самого себя было интересно и необычно. Егор только не понимал, почему плачет мама, сидя на земле около его коляски, и трясется так же, как трясся игрушечный человечек на машинке, когда бабушка везла ее по камням.

– Егорушка, – всхлипнула Светлана, – мальчик мой, умница! Маленький мой, скажи еще что-нибудь!

Она слушала сына, повторяющего два слова, и счастливо смеялась сквозь слезы. Егор выздоровеет, научится разговаривать, будет называть ее мамой! И теперь наконец-то они будут счастливы, и можно будет ничего не бояться, а просто жить, забыв про все страхи, и про смерть, и про темное время, в котором она существовала последние четыре года.

Потому что самый темный час – это час перед рассветом.