Темная волна. Лучшее
Шрифт:
– И как там?
– Неплохо. Внушает. Оказывается… – Он запнулся: передумал говорить, что отелем владеет Стас. – Жека тут управляющий.
– Ничего себе!
– Вот и я о том же.
Раков больше не хотелось. Прижав телефон плечом к уху, Олег ковырнул вилкой остывшую картошку.
– Сколько планируешь пробыть?
– Не знаю. Стас только завтра подъедет. Может, два дня или три.
– Передавай всем…
Связь оборвалась. Олег перезвонил, но в трубке звучали короткие гудки. Он спрятал телефон.
На лице человека с ушами без мочек застыла ухмылка, призванная сообщить Олегу, что он сделал
– Цепляешься за звонки?
– Не понял?
– Абонент безвременно недоступен, – сказал длиннолицый и прикончил очередную рюмку. Полных осталось две.
– И что это должно для меня означать?
Завсегдатай ответил так, будто оказывал Олегу необязательную услугу.
– То же, что и для всех.
Олег отвернулся. Продолжать не хотелось. Бред какой-то. Бармен оторвался от телефона и напялил на голову банную шапочку, словно только сейчас вспомнил об этом элементе униформы.
Олег попросил счёт и одним глотком допил пиво.
Длиннолицый напряжённо вглядывался в зеркало. Пальцы крутили пустую рюмку.
Олег расплатился и встал. В фальш-окнах искрился зимний пейзаж. Свет ламп едко сочился сквозь полукруглые решётки, собранные из фигурных реек. Олега окатил приступ клаустрофобической паники.
– Как получаются отражения? – спросил завсегдатай.
– Что?
– Свет, с другой стороны тьма. И между ними, на тонкой плёнке, – человек. Или…
Олег не хотел реагировать, но не сдержался:
– Или?
– Или не человек, – ответил любитель коньяка и обратил в сторону Олега глуповато-угрожающее лицо.
Ясно, подумал Олег и двинулся к выходу.
Из горла длиннолицего вырвался хриплый, свистящий звук. Пародия на смех.
В поисках нормального окна – в настоящий мир, в отрицание удушливого одиночества – он почти бежал по коридорному кольцу. Толкнул первую попавшуюся дверь и оказался в просторном помещении с греческими колоннами и столиками, покрытыми белоснежными скатертями. Окна, здесь были окна, глубокий панорамный глоток, и улица за ними, и разноцветные зонты, и баннер с лицом лже-врача, плоско улыбающегося прохожим. Изображение перечёркивала стрела автокрана, в люльке стоял рабочий. Водил газовым резаком по ткани, превращая правый глаз в чёрную дыру. В оранжевую каску барабанил дождь.
– Добрый день, – поприветствовала Олега молоденькая официантка. – К какому столу вас проводить?
– Я просто… э…
Официантка услужливо ждала.
– А Евгений… э… – Олег не мог вспомнить отчества Жеки, – управляющий отеля не заходил?
– Евгений Вячеславович? Нет, сегодня не было. Но у него заказан столик на вечер, для друзей.
– Хорошо, – кивнул Олег. – Спасибо.
Ресторан находился на втором этаже, в противоположном от бара секторе окружности. Олег не сразу отыскал проход к лифтовому фойе. Зато обнаружил дверь с табличкой «КИНОЗАЛ», закрытую и неприметную, в тон стен. Пришпиленный под табличкой стикер сообщал, что кинозал работает только по чётным дням. Хоть бы расписание сеансов повесили, афишу…
Из динамика в потолке кабины лилась всё та же негромкая мелодия, но теперь в ней чувствовалась скрытая угроза – Олега словно хотели усыпить, чтобы сделать с ним нечто ужасное. Он нажал
кнопку «14», затем коснулся пальцем кнопки «12»… И сюда добрался предрассудок? Как там называется боязнь числа тринадцать? Тердекафобия? Ну, с американцами понятно (хотя не совсем: при образовании Штатов объединились как раз таки тринадцать колоний), а нам-то зачем?.. Делать вид, что тринадцатого этажа нет, когда он есть, – глупость какая.В спёртом воздухе номера вспомнился бар: в «бане» было прохладно, а в номере жарко. Мир, определённо, сдвинулся с места. Олег снова покрутился у горячего радиатора, и снова не нашёл, как его утихомирить. Включил телевизор, пощёлкал каналы, остановился на «Науке 2.0», разделся до трусов, умылся ледяной водой и устроился на кровати, подальше от глумливой отопительной трубы. На улице лило как из ведра, истерично крутился флюгер над старой котельной трубой, ряженой под средневековую башенку. В распахнутые окна летели призраки прохлады.
На программе о тайнах человеческого мозга Олег уснул (сказалась бессонная ночь – странное знакомство с городом, в котором вырос и который покинул десять лет назад), а проснулся от стука в дверь.
На пороге с улыбкой во всё круглое лицо стоял Игорь Буткевич. Игорёк.
– Дайте нам водочки, бутылки этак четыре, – начал Игорёк, наблюдая за реакцией официантки; та невозмутимо записывала, – пивка литров десять, – девушка на секунду-другую задумалась, посмотрела на Игорька, потом на Олега, видимо, складывала, делила, – и по одной новой жизни, – закончил Игорёк и только тогда довольно улыбнулся.
Официантка моргнула, посмотрела в блокнот, нахмурилась.
– Так нести?
– Девушка, милая, это шутка. Водочки нам бутылку, а пива по бокальчику для начала.
– Некогда мне шутить…
– Так шутил я, а не вы. Ну же, улыбнитесь.
– К счёту прикреплю.
– Улыбку? Вот! А говорите, некогда шутить!
– Чем закусывать будете? – строго спросила официантка. Олег смотрел на девушку поверх меню. Может, бывшая Жеки? Ладно, Жека придёт – проясним.
Они выбрали закуски, и официантка поцокала на кухню.
Игорёк плотоядно смотрел на её зад в фирменной юбке.
– Хорошая, да?
– Ты точно женат? – спросил Олег. – Или развёлся?
– Не каркай!
Олег примирительно поднял руки.
– Понял. Годы идут, Игорёк стоит. Сколько малому стукнуло?
– Двенадцать.
– Ого! Скоро баб начнёт домой таскать.
– Лучше в номера. С папой! – Игорёк хохотнул, плеснул в рюмки принесённую официанткой водку. На томно-запотевшем фужере вывел пальцем улыбающуюся рожицу. – Ну, за встречу!
– Прозит!
Они выпили и предались воспоминаниям. Как куролесили на турбазе по купленной мамой Олега путёвке; на базе отдыхали только семьи проектировщиков, часто с детьми, и банда-каре быстро заработала дурную славу: перевернули холодильник на общей кухне (искали закатившийся шарик для пинг-понга), горланили ночами напролёт у мангала, браконьерствовали сетями. Как помогали сливать Жеке бензин с рабочей машины (кажется, Жека тогда возил замдиректора отделения железной дороги), чтобы найти лавэ на обезвоживающие дискотеки; Олег и Игорёк покидали танцпол лишь под утро, если, конечно, Игорёк не срывался в разгар ночи с какой-нибудь кралей.