Темнейшее прикосновение

– Ты показал мне настоящего себя. Теперь я продемонстрирую, какова на самом деле.

– Ты… Просто нет слов… – Торин подошел ближе, но Люциен положил руку на плечо, останавливая его.

Кили подавила раздражение.

– Не смей даже пытаться прогнать меня. Я остаюсь, – бросила она. – Закончим на этом.

***

Торин делал вид, что изучает портрет Кейна и Жозефины, в то время пока рев возражения угрожал вырваться… он просто отказался от Кили, скоро она даже не вспомнит о нём.

Нужно преодолеть это. Я мужчина, а не ребенок лишенный соски.

Когда Кили появилась сбоку от него, он почувствовал медово-ягодный аромат прежде, чем повернулся к ней… и волна похоти накрыла его так резко, что удивительно, как Торин удержался на ногах.

Посмотрел на нее. Так чертовски великолепна в своем платье.

Болезнь издала низкий, гортанный рык, напоминая о его проступках.

– Кили, ты должна уйти. Я серьезно.

– Серьезность ничего не изменит, – ответила она.

– Если ты останешься, я не принесу тебе ничего кроме горя и боли.

– Не драматизируй. Ты уже принес мне больше, чем горе и боль.

– Ты имеешь ввиду холеру? Оспу?

Ее взгляд на секунду задержался на Люциене, затем она вздернула подбородок.

– Наслаждение.

Вторая волна похоти. Он подарил ей наслаждение, удовлетворяя так, как никто другой. Кили не покидала его постель разочарованной.

– Действительно, – пробормотал Торин.

Будто они и не обсуждали жизнь и погибель их отношений, она указала на портрет двух людей, которых он не знал. Темноволосый мужчина и женщина с коротко подстриженными волосами такими черными, что они казались синими.

– Это Атлас и Ника. Я познакомилась с ним, когда он спал со всеми подряд. Никогда не встречалась с ней, но по донесениям моих шпионов, она злее чем… что самое гнусное в этом мире?

– Ты? – услужливо подсказал Торин.

Она кивнула.

– Злее чем я.

Он вздохнул, поскольку ожидал, что его комментарий разозлит ее, и она умчится в бешенстве.

Кили же осталась на месте, игнорируя его предупреждение.

Он не должен радоваться огромной волне облегчения, накрывшей его.

– Атлас и Ника нашли нас несколько недель назад, – сказал Люциен. – Анья знала Нику, и они тусовались вдвоем. Поэтому я сегодня вновь прятал труп.

Торин скучал так сильно.

Смех раздался из кухни, и сердце Торина сжалось в груди. Музыка лилась из гостиной, сопровождаясь топотом маленьких ножек.

– Проходите, – сказал Люциен.

Звук и скорость шагов нарастали, и вскоре мальчик и девочка появились в поле зрения. Они остановились и уставились на него.

– Кто-то принес детей в крепость? – спросил Торин.

– Я не ребенок, – отрезал мальчик.

– Конечно, конечно. – Торин поднял ладони в пораженческом жесте.

– Я уверен, ты помнишь Урбана и Ивер, – сказал Люциен. – Они, эм, подросли.

Не может быть. Просто не может быть.

– Я отсутствовал всего несколько месяцев. – Когда он уходил, Урбан и Ивер были младенцами.

– Мэддокс и Эшлин совершили ошибку, попросив Анью присмотреть за детьми, – ответил Люциен. – Моя дорогая женщина поместила детей в Клеть Принуждения и попросила их немного подрасти.

– Чувак. – Любой заключенный в Клети должен повиноваться ее владельцу, неважно что приказали. Анья нынешний владелец. – Мэддокс сильно разъярился?

– Он? Не сильно. А вот Эшлин… – Люциен вздрогнул.

У Урбана были такие же темные волосы и серьезные фиалковые глаза, как он и помнил. А у Ивер те же медово-светлые кудри и мерцающие карие глаза. И хотя эти двое выглядели как обычные дети, одетые в запачканные футболки и шорты, они источали неестественную энергию, от которой покалывало кожу Торина.

– Привет, – сказал он. – Я твой дядя Торин.

– Нет. – Урбан скрестил руки на груди. – Ты нарушитель границ.

Ой.

– Какие взрослые слова для такого маленького мальчика, – сказала Кили, сюсюкая. – Ты такой милый, что я позволю называть себя тетя Королева доктор Кили. Можешь выражать свою благодарность.

– Доктор? – спросил Торин.

– У меня есть степень доктора философии, сарказма и забавных способов совершить убийство.

Лед покрывал кожу Урбана, пока он переводил взгляд с Торина на Кили и обратно.

– Я никак не собираюсь называть вас, леди. Вы мне не нравитесь.

Огненные колючки вспыхнули на коже Ивер.

– Ага. Вы незнакомцы, а незнакомцы враги. Мы причиняем врагам боль.

– Дети, – раздался голос. – Кому вы бросаете вызов на этот раз?

Мэддокс, хранитель Насилия, спустился по лестнице, выражение его лица было таким же мягким как долбаные облака. Затем его взгляд упал на Торина, и он резко остановился.

– Торин?

Он кивнул, и его грудь сжалась.

– Единственный и неповторимый.

– Но, пааапааа. – Ивер надула губки, с этой способностью она скорее всего родилась… слишком профессионально для кого-то столь юного. – Мы никогда никому не причиняли боль, а Уильям обещал, что у нас скоро появится шанс нанести серьезные повреждения, пока мы не сказали маме. Ну наконец-то наступило это скоро, и мы не скажем маме. Честно.

Мэддокс утомленно вздохнул и пробормотал:

– Я с Уильяма кожу живьем сдеру.

– Торин! – позвал знакомый голос. – Ты здесь! – Послышался звук шагов, и затем Анья, второстепенная богиня Анархии, вылетела из-за угла, практически перепрыгнув детей… и остановившись только тогда, когда ее взгляд упал на Кили. Она, казалось, захлебнулась собственными словами и попятилась. – Красная Королева! Нет, нет, нет. Люциен! Ты сказал, я цитирую, что Торин с великолепной блондинкой. Почему не упомянул тот факт, что она мой заклятый враг?

– Кто? Я? – Кили указала на себя.

Очевидно, еще одна жертва коробки ожидания.

– Будто ты могла забыть. Моя подруга назвала тебя Смурфеттой, – сказала Анья, положив руки на бедра. – Ты заставила ее встать на колени перед тобой, прежде чем отрезала кусок плоти. Ох, и назвала себя Кровавой Мэри.

– Ну, тогда она отделалась легким испугом, – сказала Кили, подняв подбородок. – Я слушаю твою благодарность.

– А несколько лет спустя ты заставила Зевса отдать всю королевскую казну. Налог, как ты сказала, за то, что не убила всех, кого он любил… только половину.