Темницы, Огонь и Мечи. Рыцари Храма в крестовых походах.

Как и предполагали, в Вербное воскресенье в Везелэ собрались огромнейшие толпы, и надежды их оправдались. Бернар блистал красноречием, суля милость Божью, полнейшее прощение грехов и вечное райское блаженство тем, кто рискнет жизнью во имя Христа. Успех превзошел ожидания даже самого Бернара. Когда запас заготовленных крестов иссяк, он сбросил свой красный плащ, велев порезать его на полосы, чтобы прямо на месте сделать еще кресты. Второй крестовый поход стал делом решенным: воинство выступит в Святую Землю в будущем году.

Бернар и сам поддался всеобщему неистовству, им же и спровоцированному, и без лишней скромности так писал Папе Евгению III о своем достижении: «Я отверз уста, я заговорил – и тотчас число крестоносцев умножилось до бесконечности. Ныне города и веси лежат в запустении. На каждых семь женщин едва ли сыщется один мужчина. Повсюду только вдовы, чьи мужья еще живы», – но он наверняка понимал, насколько приукрашивает.

Какая уж там «бесконечность», крестоносцев недоставало даже на дельную армию, так что Бернар отправился в путь, чтобы воплотить свою похвальбу в жизнь.

Он успешно объехал с проповедями Бургундию и Лотарингию и направился во Фландрию, где его настигло послание архиепископа Колоньи. Фанатичный монах по имени Рудольф начал проповедовать свой маниакальный ответ на призыв к крестовому походу, подзуживая народ на избиение евреев в собственных общинах. Кровавые погромы прокатились и через родную Колонью архиепископа, и через Страсбург, Вормс и Майнц. А поскольку Рудольф принадлежал к цистерцианскому ордену самого Бернара, в своем письме архиепископ умолял аббата Клервоского положить конец бессмысленной резне.

Бернар поспешил в Германию, и тамошняя ситуация быстро подтвердила истинность слов архиепископа. Антисемиту Рудольфу было велено водвориться в свой монастырь, не высовывать оттуда носа и не разевать рта. На том проблема, из-за которой прибыл Бернар, разрешилась, но раз уж он оказался в Германии, то решил заодно воспользоваться случаем и призвать германскую знать к участию в грядущем крестовом походе.

Немецкие бароны отнеслись к идее без энтузиазма, считая, что с них довольно и крестового похода в родных пределах. Поколение за поколением вели они неустанные войны против языческих племен на восточных рубежах, так что им не требовалось преодолевать тысячи верст, чтобы выказать любовь к Христу на чужой земле – разве они и так не обратили насильно покоренных варваров, истребив тех, кто отказался принять Христа? Да и король Конрад выказал ничуть не больше энтузиазма. Заключив сделку с Папой Евгением, Конрад согласился изгнать из Рима инакомыслящих, дабы вернуть его папству, и указать Рожеру II надлежащее место. В обмен Евгений помазал бы Конрада на престол Священной Римской империи, поставив его превыше всех королей крещеного мира. Разумеется, Конраду не хотелось, чтобы уговор расстроился. Бернар уяснил это, встретившись с Конрадом, которого не тронули мольбы аббата о помощи Второму крестовому походу. Однако Бернар, обладавший неукротимой волей, желал во что бы то ни стало поддержать репутацию. И хотя ему приходилось просить немецких епископов предоставить толмачей, он совершил объезд земель Конрада, проповедуя по пути – и, надо сказать, проповеди его пользовались успехом, особенно у простолюдинов. Поэтому Конраду пришлось согласиться снова встретиться с ним в конце года. Бернар назначил свою проповедь с просьбой помочь крестоносцам на день Рождества, но ответа от германского короля не получил. В припадке гнева Бернар сам явился ко двору Конрада два дня спустя. На сей раз он метал громы и молнии. Он накинулся на Конрада, описывая великие блага, дарованные ему щедростью Господа. Наконец, Бернар поставил германскому королю вопрос, исходящий непосредственно от Христа. «Человече, – громогласно вопросил он, – что я должен сделать для тебя, чего еще не сделал?» Конрад не устоял, и победа осталась за Бернаром Клервоским. Германская армия примет участие в этом великом крестовом походе.

Отправляясь из Витербо во Францию в январе 1147 года, Папа Евгений еще не получил вестей о Конраде, и по-прежнему считал предстоящий крестовый поход сугубо французским, особенно после самостоятельной попытки вернуться в Рим. Прибыв туда в уповании на теплый прием, через пару дней он был вынужден бежать ради спасения собственной жизни. Папа все еще рассчитывал, что Конрад поможет ему восстановить древний папский престол, но прибыв в марте в Лион, получил известие, которое счел отступничеством Конрада: решение германского короля отправиться в Иерусалим сорвало планы Папы вернуться в Рим. Когда же пару недель спустя посланец Конрада прибыл к нему с просьбой Конрада о личной встрече, Евгений наотрез отказался встречаться с германским королем, предавшим его.

Следуя цели своего визита, Папа составил компанию королю Людовику VII в Сен-Дени во время Пасхальных празднеств. Событие было обставлено с большой помпой. Среди прочего, в нем принял участие отряд из трехсот рыцарей-тамплиеров, по большей части новобранцев, ехавших стройными рядами в своих белоснежных плащах, под командованием французского магистра, который возглавил их в грядущей кампании. Аббат Сугерий, которому во время Второго крестового похода предстояло исполнять обязанности регента Франции, преподнес Людовику VII великолепный ало-золотой стяг – знамя Святого Дениса – каковой надлежало нести перед французским воинством. Папа же Евгений III приготовил специальное подношение своей личной армии рыцарей-тамплиеров.

Геральдика как раз вошла в моду, так что дворяне и короли с гордостью демонстрировали эмблемы своего положения и власти. Монахам, разумеется, подобная символика была чужда, да они и не заслуживали ее, а вот рыцари-тамплиеры – дело другое. Все они вели род от рыцарей и вращались в свете. Будучи воинами Христа, они имели право на то, чтобы каждый христианин узнавал их во всякое время, – и необходимость быстро узнавать друг друга на полях сражений. Посему Папа провозгласил, что с сего дня и впредь рыцари-тамплиеры – и только рыцари-тамплиеры – будут носить особый красный крест с расширяющимися концами на левой стороне груди своих белых одеяний. Этим Евгений создал и первую в мире военную нашивку, заявив, что уменьшенную версию этого легко узнаваемого красного креста тамплиер должен носить на левом плече.

Это событие чрезвычайно укрепило стремление неофитов вступить в святой орден тамплиеров. Они и не чаяли увидеть Папу хоть раз в жизни, а тут не только лицезрели Святого Отца, но и получили его личное благословение. Он не только помолился за них, но и удостоил чести носить свой собственный знак, какого нет ни у кого больше. С той поры, украшая свои белоснежные одежды красными крестами, всякий рыцарь заново преисполнялся гордостью за свою присягу тамплиера.

Пред ним уже был высокий образ, к которому надо стремиться – еще не завоеванный на бранном поле, но нарисованный пылким воображением Святого Бернара. Великий Магистр де Пейен не раз просил Бернара написать манифест о целях и добродетелях тамплиеров, чтобы пускать его в ход при ходатайствах о дарах и привлечении новобранцев.

В ответ Бернар грянул, «разя недруга пером вместо копья, коим не владею», трактатом «De laude novae тШае», старательно изыскивая в нем все новые и новые способы восхвалить тамплиеров, одновременно столь же дотошно уничижая каждый порок светских рыцарей. Он сотворил образ такого светоча добродетели, отваги, мастерства и самопожертвования, соответствовать которому не под силу ни одному из людей, но который помог поддержать обильный поток даров, изливающийся на орден.

Впрочем, время, проведенное тамплиерами в ожидании начала долгого похода, вовсе не было растрачено понапрасну. Новобранцам еще предстояло усвоить совершенно диковинную для них манеру поведения – мгновенное подчинение приказам без каких-либо расспросов. Они учились что ни день осматривать лошадей и снаряжение, и пренебрегавшие этим подвергались наказанию. Учились двигаться и сражаться рука об руку. Отходили ко сну и вскакивали с постелей, когда прикажут. А что послужит вознаграждением за прилежную учебу и дисциплину, стало ясно во время странствия, ждавшего их впереди.

Устав дожидаться французских крестоносцев, Конрад в мае 1147 года самостоятельно двинулся на восток во главе двадцатитысячной армии. С ним вместе выступили король Богемский и король Польский, а также его наследник герцог Фридрих Швабский вкупе с разномастной компанией германских дворян и епископов. По пути среди предводителей похода понемногу разгорелись зависть и раздоры, хотя при переходе через Венгрию еще обошлось без серьезных неприятностей, поскольку долгое странствие едва-едва началось. У них было вдоволь продуктов и в достатке денег на закупку припасов. Но когда они вступили на территорию Византийской империи, и то, и другое было уже на исходе.

Человеку, потерявшему голову от голода, зачастую нет никакого дела до того, кому принадлежит пища, и какой ценой она досталась. Рыская по окрестностям, германские солдаты брали съестные припасы везде, где только придется. А крестьян и торговцев, противившихся грабителям, нередко попросту убивали за несговорчивость. Вдобавок греки обнаружили, что благоразумнее держать женщин подальше от глаз вояк, все больше смахивавших на неуправляемое отребье.

Однажды, когда германцы похитили желанную провизию в городе Филиппополис и вроде бы поугомонились, местный жонглер надумал заработать пару грошей демонстрацией своего исключительного мастерства заезжим крестоносцам. Германцы же, ни разу в жизни не видевшие ничего подобного, в припадке суеверия вообразили, будто сие человеку не под силу, и, схватив фигляра, обвинили его в колдовстве. Поднявшаяся суматоха переросла в беспорядки, в ходе которых как-то ненароком дома посада сожгли дотла, а их жителям пришлось спасаться за стенами города.