Темное очарование

С надломленным криком Порция бросилась к Джулиану. Рыдая от ужаса и жалости, она лихорадочно гладила выжженное у него на груди распятие, словно надеясь смягчить терзавшую его боль, потом подняла к нему залитое слезами лицо.

— Во имя всего святого, скажи… что он может с тобой сделать?!

Джулиан с трудом проглотил вставший в горле ком. Он попытался что-то сказать, но в горле у него вдруг заклокотало, и он замолк, судорожно облизнув разом пересохшие губы.

— Он пытал меня, — хрипло проговорил он. — Высосал из меня всю силу с помощью этого распятия. Морил меня голодом. А сам смеялся, видя, как я мучаюсь от жажды.

Джулиан попытался отодвинуться, но потерял равновесие и рухнул на колени. Тело его содрогнулось и забилось в конвульсиях.

Порция опустилась рядом с ним на колени.

— Ты умираешь, — прошептала она. Ужасная догадка мелькнула у нее в голове.

Джулиан кивнул.

— У меня… осталось совсем немного времени, — с трудом прохрипел он. — Как только все закончится, ты будешь в безопасности. Дювалье позаботится, чтобы нас нашли. — Горькая улыбка искривила его побелевшие губы. — Этот ублюдок никогда не мог устоять перед искушением похвастаться… делом своих рук. Посмотри… видишь те кандалы? — спросил он, кивком головы указав на ржавые цепи, свешивающиеся с крюков, загнанных глубоко в стену. — Ты должна приковать меня к стене, слышишь?

Порция отшатнулась, не в силах сдержать дрожь отвращения.

— Как какого-то зверя?

— Порция, я и есть зверь. И чем быстрее ты смиришься с этим, тем спокойнее и безопаснее станет твоя жизнь.

Порция замотала головой.

— Даже не мечтай! — Голос ее звучал твердо, несмотря на слезы, струившиеся по лицу. — Я не уйду отсюда! И не оставлю тебя прикованным к стене, бросив умирать, словно бешеную собаку!

Джулиан положил руки ей на плечи. Его пальцы с неожиданной силой впились в ее тело, так что девушка вскрикнула от боли.

— Проклятие, девочка, почему ты не хочешь меня слушать? Разве ты не видишь, что я держусь из последних сил?! Но насколько их хватит? А что, если я не выдержу и…

— Ты можешь напиться моей крови, — вдруг решившись, предложила она. — Выпей немного. Утоли свою жажду… только чтобы продержаться, пока кто-нибудь не найдет нас.

В горле у Джулиана снова заклокотало. И Порция в первый раз поняла, что его мучит не только жажда крови.

— Неужели ты не понимаешь? — прохрипел он. — Если я позволю себе отведать твоей крови, если почувствую твой вкус, я уже не смогу остановиться! Во всяком случае, до тех пор, пока уже не станет слишком поздно… для нас обоих. — Джулиан поднял руку к ее лицу, отбросил со лба непокорную прядь и ласково заправил ее за ухо. — Пожалуйста, Ясноглазка! Умоляю тебя!

Порция зажмурилась, чтобы не видеть его молящих глаз. Девушка хорошо понимала, что должна сделать. Помолчав немного, она открыла глаза и улыбнулась ему дрожащей улыбкой.

— Джулиан, ты же знаешь, что я все сделаю для тебя! Все, что угодно!

Стараясь не смотреть на эти смертоносные клыки, она взяла в ладони его лицо и прижалась губами к его губам…

Открыв глаза Порция разглядывала висевший над кроватью балдахин — все ее тело ныло и болело так, словно ее избили палкой. Но куда мучительнее была боль, разрывавшая сердце. Самым же странным было другое… то, что при этом Порции отчаянно хотелось вернуться назад. Снова оказаться в том же самом склепе, вновь стать такой» какой она была в то время, — самоуверенной девочкой, готовой пожертвовать всем, даже собственной жизнью, ради прекрасного юноши, которого она любила невинной и пылкой любовью.

Увы, сон только напомнил ей что и Джулиан когда-то хотел сделать, то же самое. Что он готов был с радостью пожертвовать возможностью и дальше существовать в шкуре бездушной твари только ради того, чтобы не подвергать риску ее жизнь» Порция перевернулась на бок, прижала к груди смятую подушку, стараясь унять ноющую боль в сердце, и стала думать, что изменилось. Какую же власть имеет над Джулианом эта Валентина?

Порция зажмурилась, стараясь уснуть. Конечно, будет лучше, если на этот раз ей ничего не приснится. Глаза у нее стали понемногу слипаться, но не успела она снова погрузиться в сон, как ее слуха коснулась негромкая мелодия. Прижимая к груди подушку, девушка села, растерянно захлопав глазами. Неужели приснившийся ей сон вызвал к жизни призраки ее прошлого?

Накинув поверх ночной рубашки шелковый пеньюар, она направилась к двери, приоткрыла ее и стала прислушиваться, почти не сомневаясь, что мелодия существует лишь в ее воображении. К удивлению Порции, музыка стала громче — красивая и печальная колыбельная, которой кто-то убаюкивал спавших мирным сном обитателей дома.

Поплотнее запахнув пеньюар, Порция сбежала по лестнице. Царившая в доме темнота не отпугивала, а радушно приветствовала ее, словно долгожданную гостью, открывая девушке свои объятия. Не прошло и нескольких минут, как она уже стояла на пороге музыкального салона, жадно впитывая в себя звуки рояля.

За роялем сидел Джулиан. Его пальцы порхали по клавишам, любовно лаская их, словно женское тело, и рояль отзывался на ласку с нежностью и пылом влюбленной женщины. Порция невольно заслушалась. Да, солнечные лучи представляли для него смертельную опасность, зато лунный свет, струившийся сквозь широкое эркерное окно, относился к Джулиану с явным обожанием. Луна, словно любуясь им, осыпала серебряными поцелуями его шелковистые волосы, ласкала призрачными пальцами мужественный профиль, словно намереваясь отлить его в серебре.

Прошло, наверное, несколько минут, прежде чем ошеломленная Порция сообразила, что Джулиан играет «Реквием» Моцарта, ту единственную часть, которую композитор успел закончить незадолго до своей трагической смерти — он умер совсем молодым, не дожив до тридцати пяти лет. Ей уже доводилось слышать «Реквием» в исполнении церковного органа, но Порция даже не представляла себе, что подобную вещь можно исполнять на рояле, да еще с таким чувством и глубочайшим пониманием переживаний, вложенных в нее композитором. Глядя на порхающие по клавишам пальцы Джулиана, нетрудно было поверить — как гласила легенда и ходившие вокруг этой истории многочисленные слухи, — что таинственный незнакомец, заказавший Моцарту «Реквием», стал предвестником его преждевременной смерти. В исполнении Джулиана «Реквием» звучал как жалоба и одновременно как торжественный гимн — песнь человека, воспевающего и оплакивающего собственный смертный удел, перед тем как его голос умолкнет навсегда.

Позабыв обо всем, Джулиан целиком отдался игре, вкладывая в нее весь пыл своей измученной, истерзанной голодом души и поднимая ее до невероятных высот драматизма. Последняя нота Повисла в воздухе, словно звон кафедральных колоколов в морозную полночь, и наступила оглушительная тишина.

— Ты по-прежнему играешь, как ангел… — мягко сказала Порция, стряхнув с себя наваждение. — Несколько странно для человека, уверяющего, что продал душу дьяволу, ты не находишь?

Казалось, Джулиан ничуть не удивился, когда, подняв голову, обнаружил замершую на пороге комнаты Порцию.

— Это одна из моих любимейших вещей, — негромко сказал он. — Ты помнишь, какую надпись обнаружили ботом на полях нот? «Fac eas, Domine, de morte transire ad vitam» [5] , — процитировал он с легкостью перейдя на латынь.

Порция была вынуждена признать, что не слишком сильна в латыни — ей всегда было интереснее читать о ведьмах и оборотнях, чем утруждать себя изучением мертвых языков. А латынь всегда навевала на нее смертную скуку.

— Помоги им, Господи, — наморщив лоб и запинаясь на каждом слове, пробормотала она, — от смерти… перейти к вечной жизни…

5

Позволь им, Господи, от смерти перейти к жизни (лат.).