Тёмное сердце ректора Гордеева

– Не может быть… – прошептала, отступая на шаг назад и вбирая изумленным взглядом хорошо подсвечную в темноте, возвышающуюся над ночным городом, Эйфелеву башню.

Эйфелеву, мать его, башню!

Демьян за моей спиной хмыкнул.

– Помнишь, я обещал тебе выполнить то, о чем ты давно мечтала? Когда ты выиграла наш спор?

Обернувшись, я неуверенно кивнула – не совсем понимая, о чем он.

– Помню, вроде бы… Но… почему Париж? Откуда ты…

– Я как-то наткнулся на твое эссе, когда пришел побеседовать с вашим деканом, – самодовольно заметил он. – Там по полям карандашом ты записала стихи – уж не знаю свои или чужие. Но я проникся твоим желанием «увидеть Париж и умереть». И вот… представился случай… Решил совместить… Заодно и крылья новые… размял. 

Он прочистил пересохшее горло и неловко замолчал, явно не зная, что еще сказать.

Опомнившись, старательно выжимая из глаз слезы, я бросилась моему ректор на шею.

Не рассказывать же, что просто записала тогда от скуки припев известной песенки Слепакова. И уж умирать после этого я точно не собиралась!

– Спасибо-спасибо-спасибо! – с каждым словом благодарности я целовала его в нос, подбородок и губы. И зависла на последнем поцелуе, не в силах отлепиться, втягивая его нижнюю губу и чуть прикусывая…

Мать снова прокашлялась.

– Что ж… Утро вечера мудренее – так кажется говорили на России… Пойду, закажу нам что-нибудь на завтрак… Боюсь, того, что обычно готовят мне одной, нам не хватит. И пожалуйста, не шумите, дети – у меня чуткий сон вот уже четвертое столетие. Адью, мон шер.

Церемонно поклонившись сыну, Астер забрала с собой вязание и, не забыв прихватить виски, удалилась из комнаты.

Еле дождавшись, пока за ней кликнет дверной замок, я снова впилась Демьяну в нижнюю губу.

– У нее чуткий сон, слышала? – предупредил меня Демьян, отрываясь, чтобы подхватить меня под бедра и посадить к себе на пояс.

Я надула губки.

– Мог бы в гостиницу меня принести, а не к мамочке домой… Ты же знаешь, что я тихо не умею.

Он сузил глаза.

– В гостиницу, говоришь?.. Тебе только что жизнь спасли и несли полстраны, чтоб Париж показать! Может тебе еще и ванну с шампанским? Нет? Не надо!

Я показушно ахнула.

– Ты хочешь сказать, что не налил мне ванну с шампанским?! И на черта мне тот Париж без ванны с шампанским? Может, ты еще и свежих устриц мне не заказал? Ну всеее…

Его глаза вспыхнули, зажглись гневом… но лишь на мгновение. Сообразил, видать, что я специально «нарываюсь», и хмыкнул, изогнув насмешливо бровь.

– Кстати, маман пошутила насчет своего чуткого сна – мало того, что весь особняк ей принадлежит, она еще и спит на его другой половине. И спит довольно крепко – храпит так, что стены трясутся. Что весьма кстати, потому что орать ты будешь сегодня громко, маленькая нахалка.

Он с размаху бросил меня на кровать и навис сверху – высокий, мощный, в тонкой белой рубашке, сквозь которую хорошо просматривались мускулы. Я нахмурилась – мне показалось… или он стал… крупнее, чем был?

– Что? – он проследил за моим взглядом.

– Не знаю… как-то странно… – я приподнялась на локтях, медленно провела рукой по его плечу под рубашкой. Спустилась к груди, пролезла ладонью в открытый ворот…

– Ты словно смотришь на меня впервые, – заметил он слегка охрипшим голосом, шумно сглатывая.

– Угу… – отвлеченно пробормотала, водя рукой по его груди, расстегивая одну за другой пуговицы. Неожиданно под руку попался сосок, и он дернулся, как от удара током.

– Не знаю, что на тебя нашло, но мне нравится… Продолжай.

Я тоже не знала, что на меня нашло. Возможно, мне не очень хотелось нашего обычного отвязного и размашистого секса после произошедшего…

Дело не в этом, вдруг сообразила. Дело не в грубости или отвязности! Просто… просто я хочу все контролировать! Не просто быть сверху – это у нас было уже много раз, а именно контролировать – создавать ощущения и поддерживать их. Давать, а не принимать! Заставить его идти моим темпом и кончить тогда, когда захочется мне, а не ему…

Боже, я хочу сделать ему минет! – осенило меня.

А вот этого у нас еще не было.

Вероятно, в моих глазах что-то такое отразилось – некий шаловливо-пошловатый огонек, потому что глаза Демьяна отозвались, ответили мне ярким, фиолетовым пламенем. Лицо его тоже изменилось, пошло знакомым уже серебристо-змеиным узором, но боже, какая же это была красота по сравнению с истинным обликом аспидов!

Вот уж на самом деле рептилоиды, как их рисуют!

Я сморщилась, вспоминая эту рожу недоящерицы с текущей слюной по подбородку.

– Немедленно прекрати думать о всяких гадостях, – Демьян дунул мне в лицо, словно выдувал неприятные мысли из головы. – И вернись к тому, о чем ты думала минуту назад. Мне нравились твои… эманации.

Я неистово покраснела. 

– С чего ты решил, что я думала о чем-то необычном?

– С того, что твое возбуждение было сильнее обычного. Но… дай-ка я угадаю.

И в одно мгновение он скользнул вниз… оказываясь головой на уровне моих бедер.

Глава 41

– Эмм… – я лихорадочно соображала, как отреагировать, разрываясь на две половины – одна дико хотела отсосать этому мужчине ПРЯМО СЕЙЧАС, вторая не прочь была самой широко расставить ноги.

Победила вторая половина, вовремя напомнив мне, какой длинный бывает у змеевидных язык, когда им хочется что-нибудь этим языком… достать. Нечеловечески длинный. Очень и очень соблазнительно длинный.

– Я угадал? – довольный, Демьян склонился и уставился прямо в треугольник моих трусиков. И слегка поморщился. – Слушай, а он тебя там… ничем не тронул?

Я нахмурила лоб и попыталась сжать ноги.

– А если и тронул? Я что теперь для тебя – бракованная?

Он не дал мне сбежать, прижав мои бедра к кровати и прожигая меня пристальным, изучающим взглядом.

– В прошлой жизни… возможно и была бы. Но теперь… теперь я бы просто посадил тебя в горячую ванну и дал бы там как следует отмокнуть. Ну так что? Трогал? Хоть пальцем?

В какой еще прошлой жизни? – хотела спросить я. Много чего хотела – в том числе надавать ему пощечин, сбежать и расплакаться.