Темногорье. Плацкартный билет
Шрифт:
Он ухаживал по законам жанра: цветы, рестораны, вечерние гуляния… Рядом с Аней Хирург робел точно прыщавый пацан. Она была удивительная. Сильная духом, несмотря на внешнюю хрупкость, с ироничным умом и вечным удивлением ребенка. Широко распахнутые глаза казались далекими Вселенными – такие же бездонные. В пушистые волосы хотелось зарыться и долго вдыхать запах. Среди светлых локонов над
Аня зашла в комнату.
– Дима, я серьезно, – продолжила она, – не надейся отмолчаться.
Хирург выключил телевизор и отбросил пульт.
– Давай поговорим, раз тебе неймется, – согласился он.
– Мне тридцать лет, Димка. Я уже не девочка. Я спокойно не могу пройти мимо детских колясок.
Хирург размышлял: мне тридцать пять, и никого я не хочу. Все эти ночные бдения, бесконечные болезни и ответственность – не готов он брать на себя. В больнице с излишком хватает геморроя.
– Нет, – отрезал он, – никаких детей.
Аня долго смотрела на него, точно он открылся с неизвестной стороны, а потом заключила:
– Ты трус, Димка, ты обычный трус.
И стала собирать вещи, а он не остановил.
Сначала думал, что она вернется. Поживет без него, поскучает и примчится. Однако ни через неделю, ни через две Аня не объявилась. Да и не в ее характере было бегать за ним. А вот самому Хирургу стало неожиданно неуютно, словно в одежде не своего размера: отвык быть один. И даже не в этом дело, а в Ане – сроднился он с ней, пророс корнями и теперь тосковал. Несколько раз во сне привычно пытался обнять и просыпался, не обнаружив. Не хватало ее разбросанных вещей, запаха кофе по утрам, книг фэнтези, которое она обожала. Ани не хватало! А ведь считал, что любовь завяла, как астры, которые давно не дарил ей. Хотя раньше всю осень таскал ей стрельчатые цветы. Все-таки привычка заслоняет главное, застилает глаза. И иногда надо отказаться от обыкновенного, чтобы понять, что по-настоящему дорого. Он все набирался
смелости, чтобы приехать к ней – она жила у сестры, и объясниться. Но зав. отделением ушел в отпуск, дежурства увеличились, и сил хватало лишь на то, чтобы добраться до дома. А иногда Хирург оставался ночевать в больнице.После одного особо трудного дежурства в глазах потемнело. «Не хватало еще самому коньки отбросить», – Хирург успел схватиться за край стола и не упасть.
– Вам плохо, Дмитрий Иванович? – подоспела Ирочка.
Ирочка была совсем молодой, на тринадцать лет младше Хирурга. Высокая, под стать ему, видная во всех смыслах девушка. Жгучая брюнетка с длинными до пояса волосами, она давно неровно дышала к Хирургу, но тот не собирался усложнять свою жизнь – аппетиты у Ирочки будь здоров. С такой из кожи выпрыгнешь, зарабатывая на шубы, бриллианты и поездки за границу. А у него с инстинктом самосохранения пока все в порядке. От Ирочки надо держаться подальше.
– Давайте я вам коньяку налью, чтобы отлегло, – предложила Ирочка.
Она шустро подскочила к шкафчику, достала небольшую бутылку с янтарной жидкостью и плеснула в чашку. Хирург залпом осушил ее. По телу разлилось тепло, сердце отпустило.
Ирочка томно села рядом и добавила:
– Не бережете вы себя, Дмитрий Иванович.
И подлила коньяк. Хирург понимал, к чему этот разговор и вздрагивание ресниц, но неожиданно решил – почему бы и нет? Он одинок, Ирочка тоже. Ни к чему не обязывающая интрижка жизнь не испортит. Он выпил еще и еще, а потом Ирочка предложила на брудершафт. Хирурга охватила безмятежность, когда море по колено, когда горы одним прыжком можно преодолеть. «Была – не была», – мелькнуло в голове, и он неловко приобнял Ирочку.
Она впилась в него губами, будто только и ждала подходящего случая, и тесно прижалась всем телом. В голове зашумело, Хирург ощутил нарастающее волнение, и в этот момент со скрипом отворилась дверь ординаторской – на пороге возникла Аня. Увидела его с Ирочкой, тут же развернулась и выбежала прочь. Он попытался догнать, но Ирочка удавкой повисла на шее. Он стряхнул ее, но уже было поздно.
Конец ознакомительного фрагмента.