Темные дороги

– Превосходно! – воскликнул дядя Майк. – Уже приступил к тренировкам. Не терпится вернуться в основной состав. В прошлом году он был третьим основным нападающим. Надеется, в этом году станет номером первым.

– Конечно, станет, – улыбнулась мне Эмбер. – Майк – самый крутой.

– Круче некуда. – Я потянулся за следующим пивом.

Земля закачалась у меня перед глазами. Сейчас упаду. Нет, устоял. Главное – сохранять равновесие.

– Вы в этом году зайдите на какой-нибудь домашний матч, поболейте за него, – заливался дядя Майк.

– Зайдите, поболейте, – шепнул я Эмбер. – Тон-то какой. Вовсе он не хочет видеть нас на стадионе. А уж особенно среди участников.

Эмбер захихикала.

– Что смешного? – улыбнулся дядя Майк.

– Я сказал Эмбер, как бы здорово было.

– Майк может представить тебя команде, – предложил дядя Эмбер. – Познакомишься с игроками.

– А я – с танцовщицей из группы поддержки, – подхватил я.

Эмбер ухмыльнулась, взяла мое пиво и отпила глоток.

– Майк встречается с девчонкой из группы поддержки, – объявил дядя.

– Да ну? – удивился я.

Эмбер расхохоталась, а дяде стало что-то не до смеха.

– Похоже, вам и без меня весело, – надулся он.

– Извини, – сказал я.

– Смейтесь, смейтесь, – окончательно разозлился дядя. – Мне не привыкать. Многие завидуют успеху Майка. И свою зависть выражают смехом.

– Вот в чем причина, оказывается, – шепнул я Эмбер.

Та согнулась от хохота, схватила меня за плечо.

– Что ж, отлично. – Майк-старший покачал головой и направился к своей машине. – Пожалуй, мне пора. Я только хотел вам чуть-чуть подсобить.

– Совсем чуть-чуть, – еле слышно разъяснил я Эмбер, и мы покатились со смеху.

Дядя Майк забрался в кабину и хлопнул дверцей. Громкий звук проник в мое затуманенное пивом сознание и отрезвил меня.

Что я наделал!

– Ты уж нас извини, дядя Майк, – закричал я, подбегая к пикапу.

Поздно. Дядюшка уже включил заднюю передачу.

– Серьезно. Извини. Мы просто дурачились.

Он отмахнулся от меня, сердито покачал головой.

Дядя Майк был единственный, кто на похоронах папаши хоть какое-то время провел со мной с глазу на глаз. После погребения обнял меня за плечи и прошелся по кладбищу С обнаженной головой и вычищенными ногтями, в темных костюмах и жесткой обуви, мы сами себе казались чужаками.

Он молча вел меня вдоль отполированных надгробий. Время от времени мне попадались на глаза серые камни с короткой надписью ДИТЯ, и я никак не мог понять, что они тут делают. Мне казалось, родители должны были придумать ребенку имя еще до рождения, почему же все эти могилы безымянные? Разве что папа с мамой передумали и забрали у малютки имя, чтобы не пропадало зря, ничего другого мне в голову не приходило.

Какое предательство! Даже папаше, которого только что зарыли в землю, повезло больше. Мне представилось, как всех этих безымянных младенчиков собрали на небе в некоем накопителе, словно скотину на бойне, и ангелы пытаются разобраться, кто из них кто.

Внезапно я осознал, сколько в жизни несправедливостей, некоторые не заканчиваются даже со смертью.

И я закричал. Крики мои были короткие, отрывистые. Это же не похороны, а посметпипте! Отец прожил здесь всю жизнь, был знаком с массой народу, а пришла какая-то горстка.

Дядя Майк подождал, пока я не выплесну все это в крике. Пока не пну надгробие и не расшибу себе ногу в парадном ботинке. Пока не разревусь и пока слезы у меня не высохнут.

Наконец я опустился на испещренный пятнами серый валун. Голос дяди доносился до меня откуда-то издалека.

– Услышав обо всем, люди делают свой выбор, – наставлял меня дядя. – Вы с сестрами либо дети убитого, либо дети убийцы. В первом случае вы заслуживаете сочувствия. Во втором вы наткнетесь только на ненависть. Но вы не можете быть и теми и другими сразу. Люди вас не воспримут.

Слова его размеренно падали, а я думал о том, как мама просила дядю купить папаше новый костюм на похороны, хоть нам такая трата и не по карману, и как дядя согласился. Только, как оказалось, зря, гроб-то был закрытый. Я думал о том, как мама отправила из камеры письмо с соболезнованиями тете Дайане. Думал о том, что даже сейчас, после того как отца зарыли в землю, а на маму надели наручники, – и я видел все это собственными глазами – мне все равно никак не отделаться от ощущения, что преступник – он, а она – его жертва.

– Тебя обходят стороной сегодня и будут обходить стороной завтра, – вещал дядя. – Людям с тобой неловко. Привыкай, тут ничего не поделаешь.

На валуне я просидел, пока меня не разыскала тетя Джен.

– Буженина заветрится, а картофельный салат прокиснет, – причитала она.

Не знаю даже, что поразило меня больше: тот факт, что банальная неловкость заставляет людей забыть про приличия, или то, что именно дядя Майк об этом догадался.

Я подождал, пока дядина машина не скроется вдали, и принялся кидать камешки в поднятое ей облако пыли.

– Кому он нужен? – спросила Эмбер.

– Кто же мне теперь пива привезет? – простонал я и опустился прямо на землю.

– Может, Бетти? – предположила Эмбер.

Убила. Я повалился на спину и зашелся в хохоте. Даже живот заболел.

Сквозь слезы я увидел Мисти. На ней были кухонные рукавицы, и в руках она держала закопченную почерневшую кастрюльку.

Кастрюля полетела мне прямо в лоб. Еще чуть-чуть, и попала бы.

– Какого хера? – завопил я, быстрым движением перекатываясь на бок.

– Я ее мыть не буду, – заявила сестрица и направилась к дому.

На ужин у девчонок была замороженная пицца. К шестому пиву во мне разыгрался индивидуализм, захотелось поесть в одиночестве. Я взял с собой еще две банки пива, пакет картошки и Элвиса и пошел куда глаза глядят.

Побреду себе по шпалам, и они приведут меня в Калифорнию, как мы мечтали со Скипом. Однако не успел я отойти и четверти мили от «Стреляй-роуд», как дало о себе знать выпитое пиво. Пришлось прервать поход. Пока отливал, смотрел на темный лес, а лес смотрел на меня.

Даже по пьянке я бы не заблудился в потемках. Это был мой лес. Пусть не на правах собственности, все равно он был мой. Столько времени потрачено, чтобы изучить его. Собственность означает власть. В моем случае речь шла о покорности. Я даже не знал, кому принадлежат земли вдоль дороги. Хотя вроде бы Келли Мерсер.

Вряд ли я заплачу налог на недвижимость и банковские проценты в этом году. Срок подойдет в первых числах июня, а у меня не отложено ни гроша. Если банк заберет у меня дом, интересно, разрешит ли мне Келли поселиться на ее холмах? Потерпит ли на своей земле горца-отшельника с безумным взором и с мышами в бороде? Можно разобрать контору шахты и соорудить на вырубке Келли навес. Буду охотиться, ловить рыбу и приправлять трофеи шалфеем с ее огорода. Как-нибудь летней лунной ночью, глядишь, она и сама заявится со своими книгой, одеялом, пивом и переменчивыми настроениями.