Темные Фейри

— Нет, — сказала она просто и гнев всколыхнул мою грудь.

— Ты его? — я видел, как этот подонок Инферно уносил ее с поля боя. Изображал из себя гребаного героя, крадя мою девушку. Все это было дерьмом. Это его гребаный Клан запустил огненный шар. Он был ответственен за это.

— Нет, — сказала она так же просто и узел колючей проволоки распутался в моем нутре.

— Значит, ты просто хочешь… потусоваться, — сказал я и она ярко кивнула. Я поднял ложку, чтобы продолжить есть и она со скоростью вампира пронеслась вокруг стола и выхватила ее у меня из рук.

— Жди здесь, — приказала она, а затем снова метнулась прочь, прежде чем я успел спросить, какого хрена она делает и почему у меня теперь нет никаких гребаных столовых приборов.

Я уставился на свою яичницу, пытаясь понять ее, но у меня ничего не вышло. Она вернулась к столу и села на него рядом со мной, ее длинная нога коснулась моей руки. Она поставила бутылку кетчупа, соль и перец, а другой рукой взяла мою ложку.

Я смотрел на нее, зажав язык между зубами. — Во что ты играешь?

Она ответила, взяв кетчуп и выдавив каплю на яйца, а затем посыпав солью и перцем. Она использовала мою ложку, чтобы перемешать все это, а затем повесила ее перед моими глазами. — Давай, пробуй.

— Зачем ты добавила это дерьмо? — я нахмурился, тихо наслаждаясь тем вниманием, которое она мне оказывала. Я чувствовал взгляды, которые мы получали по всей комнате, слышал недоверие в голосах, которые говорили о нас. О ней. О моей маленькой дьяволице. Но мне было плевать.

— Клянусь звездами, Райдер. — драматично вздохнула она. — Просто попробуй, — она зачерпнула ложку и поднесла ее к моим губам.

Я уставился на нее так, словно она сошла с ума и в ее глазах появилась смелость.

Неужели я позволю этой девушке кормить меня, как гребаного ребенка на стульчике? Я заколебался на этой мысли, поджав губы.

— Поторопись, Райдер, или я начну издавать звуки самолета, — поддразнила Элис и у меня вырвался смешок на одном дыхании.

Это противоречило всему, чем я был. Всем. Блядь. Вещам. Вплоть до моей ссаной ДНК. Но по какой-то причине, известной только самим звездам, я открыл свой чертов рот.

Она просунула ложку внутрь с звонким смехом и, блядь, если бы это не было на вкус как лучшая вещь на свете. Я не мог вспомнить, когда в последний раз ел пищу ради удовольствия. Определенно не после смерти отца.

По столовой разнеслось бормотание и я бросил взгляд на своих людей, чтобы убедиться, что они не смеются. Любой, кто хоть немного улыбнется, получит за это две сломанные ноги.

Я выхватил у нее ложку, когда бормотание несговорчивых учеников стало громче. Я был уверен, что кто-то упал со стула, когда она кормила меня. Это подтвердилось, когда Юджин Диппер вскочил на ноги, извиняясь перед всеми вокруг. Придурок.

— Еда — это топливо, — изрек я свою собственную чушь, не в силах признать, как сильно мне понравилась эта перемена. Я продолжал есть, а она наблюдала за мной с довольной улыбкой.

Я съел все до последнего умопомрачительного кусочка, затем она наклонилась и вытерла кетчуп с уголка моего рта. Она высосала его с пальца и я застонал от желания, моя застывшая кровь нагрелась на несколько градусов. Что-то произошло в моем нутре. Это было похоже на инстинктивную дрожь, только… лучше. Я нахмурился, думая, не заболел ли я. Лучше бы мне попить витаминов.

— Не хочешь пропустить урок зелий? Я тебя угощу, — я перехватил ее взгляд, бросив на нее видение с ее ногами, обхватившими мою шею на этом самом столе, мой язык провел по ее центру, пока она кричала от восторга. Я почти чувствовал ее вкус, но это все мои фантазии. Я понятия не имел, какова она на самом деле на вкус, но полагал, что это даже лучше, чем мой обновленный завтрак.

Она резко моргнула, сбрасывая гипноз и я ухмыльнулся ее раскрасневшимся щекам и тому, как она дернулась на столе.

— Ты такая чертовски мокрая для меня, Элис. Просто отдайся и я обещаю, что не оставлю тебе синяков, — я широко ухмыльнулся.

Она прищелкнула языком. — Ты все говоришь, мальчик-змея.

Она спрыгнула со стола на пол и, уходя, покачала головой. Злость пульсировала в моих венах и вся она была направлена на меня.

Молодец, засранец. Ты и вправду умеешь обращаться со словами.

Когда дело доходило до секса, я не мог испытывать удовольствие без боли. На каком-то уровне я понимал, что это хуйня. А с другой стороны, это меня беспокоило. Я же не выбирал, быть ли мне таким. И как бы все ни считали, что моя орденская форма сделала меня таким, я знал обратное.

Быть Василиском вовсе не означало, что я должна причинять кому-то боль, в том числе и себе. Я мог питаться эмоциональной болью так же легко, как и физической. И при этом я мог забирать эту боль у фейри. Так же, как это было с Элис.

Если бы мой Орден был менее редким, возможно, они бы знали об этом. Но я был стандартом, по которому они судили о моем роде. Поэтому я позволил им думать, что мы все такие, позволил им обвинить в моей психопатической натуре змею, живущую под моей кожей. Но я прекрасно знал правду: я был в корне сломлен и многие из моих частей полностью отсутствовали. У меня было ощущение, что Элис тоже начинает это понимать. И это было первое, что напугало меня за последние полдесятка лет.

К тому времени, когда я закончил трапезу, Элис уже выходила за дверь со своей подругой, а я стоял, оставив свое дерьмо убирать другим людям и мрачно направился за ней.

Когда я пришел на урок зелий, она уже сидела на соседнем месте и я расслабился, так как знал, что она в моем распоряжении на ближайший час. И я был полон решимости побороть этот страх в себе. Если она хотела, чтобы я перестал нести чушь, то, возможно, я смогу ради нее. В любом случае, я бы серьезно, блядь, попытался. Все три моих главных правила превращались в четыре. Потому что мне нужно было, чтобы Элис почувствовала ко мне симпатию.

Я опустился на свое место, закинул руку на спинку ее кресла и расположился на своем месте, пока остальная часть класса продолжала болтать. Профессора Титана еще не было, поэтому у меня было несколько минут, чтобы уговорить ее согласиться на то, что я никогда и никому не предлагал. Свидание.

Она повернулась ко мне всем телом, на ее губах играла улыбка, которая могла означать либо то, что она граничит с яростью, либо то, что она искренне наслаждается собой.

Данте вошел в комнату, его плечи были отведены назад, когда он направился к своему креслу, окидывая нас не очень-то скромным взглядом. Лед прокатился по моим венам, словно айсберг занял место моего сердца. Так что, возможно, Элис Каллисто не обязательно должна быть моей, она просто не должна быть его. Гребаного Инферно.