Темные изумрудные волны
Шрифт:
— Два магазина… Бизнес крупный, или так, поссать вышли?
— Поссать это мы сюда приехали, Вовок. У них реальная контора.
— Уже страшно, Артур. Оттого, каких людей мы поимеем.
— Ну, чего? Поедем, посидим в ЛДМ?
— Нет, мне надо к брату зайти.
И Владимир махнул рукой в сторону здания клиники Военно-медицинской академии. Ещё раз детально проговорив то, что нужно сделать, они расстались. Владимир пересек проезжую часть, прошел через проходную, кивнув охраннику вместо предъявления пропуска, повернул вправо, и направился в сторону главного корпуса.
«Вот он удивится, когда
— Как операция, Игорь Викторович?
— Нечеловеческая работа! Неимоверный, чисто… адский труд.
— Больной выживет?
— Время… закопает всех… пардон… покажет. Не могу ничего обещать, всё очень серьёзно.
Так он дошёл до кардиологического отделения, и, остановившись у кабинета с табличкой «Заведующий отделением. Быстров Игорь Викторович», постучался в дверь, затем заглянул вовнутрь. Брат его, извинившись перед посетителем, вышел в коридор.
— Где ты подобрал его? — спросил Владимир, заглядывая в кабинет через неплотно прикрытую дверь. — Чисто… глиномес какой-то.
— Этот крендель заплатил за своего друга… или подругу, хрен поймёшь их эпидерсию. Дорогая получилась операция. Он… человек со связями, с деньгами, с положением.
— Да… Пидор со связями, с деньгами, и с положением — совсем не то, что пидор без связей, без денег, и без положения. Это уже… чисто… гей!
— Мне надо с ним перетереть…
— Смотри аккуратнее растирай! Как бы он тебя не лишил того… невинности.
— Мне надо с ним поговорить. Чисто из вежливости. Он здесь оставил кучу денег.
— Логично, логично, — сказал Владимир и посмотрел на часы. — Но мне что тут делать, я на встречу опаздываю? Артур на два часа задержался, теперь ты.
— Посиди в коридоре.
— Ты мне обещал медсестру подогнать, неотложку.
Игорь позвал постовую медсестру.
— Тамара Ивановна!
Пожилая женщина, оторвавшись от журнала, встала из-за стола, и, подойдя к ним, с удивлением уставилась на близнецов. Владимир поморщился.
— Геронтофилией страдаешь, брат?!
— Позовите Аню, где она ходит, — сказал Игорь.
Тамара Ивановна отправилась на поиски медсестры, а Игорь пояснил:
— Поговоришь с ней, как я, вон в том кабинете, в процедурной.
— Как я… А как ты с ней обычно разговариваешь?
— Ну… она делает своё дело, а я её глажу по головке, рассказываю смешные случаи. Потом прикладываемся на кушетку… Потом говорю, какая она умница, намекаю на премию. Только не перепутай: сначала она делает дело — «Oral B», потом кушетка, потом «умница» и премия. И это… кушетка, а не стол, стол уже качается, сломан на хрен!
— Разговор тут слышал про тебя. Два пациента в коридоре обсуждают, к кому идти на операцию. Один говорит: «Хочешь, чтоб подешевле — иди к Началову, хочешь жить — иди к Быстрову!»
Оставив брата в коридоре, Игорь вернулся в кабинет, к своему посетителю. Это был сорокалетний платиновый блондин, со стильной прической, с серьгами, макияжем, подведенными бровями, холеными руками, пальцами, унизанными перстнями.
— Итак, Эрнест Адамович…
— Просто Эрик. Для вас я просто Эрик. К чему условности, жизнь и так усложнена
до предела.— Хорошо… Мы остановились на том, что…
— …Как дорог мне мой Серафим. Поэтому я не жалею ни сил, ни средств, чтобы спасти своего любимого мужчину. Когда любишь, не считаешь усилий. Конечно, есть в этом что-то эгоистичное — я как бы спасаю его не для него самого, а для себя. Но, что поделаешь, такова жизнь. Все мы люди, все мы человеки.
И он достал из дамской сумочки зеркальце, посмотрелся, затем подкрасил тушью ресницы. И проговорил с шальным лукавством:
— Хо-хо! Да! Я создан для любви!
Упрятав все принадлежности обратно, он продолжил:
— Нам непросто далась эта гармония. Мы долго притирались друг к другу. Самыми трудными годами нашей совместной жизни были третий, пятый, и седьмой.
— И как, притерлись?…
Эрнест Адамович потупил взор.
— Хо-хо! Как видите. Но было жутко трудно.
— Представляю… Жуть!
— Да, поверьте. Любовь — это жуткий труд. Иногда меня охватывало отчаяние. В эти тревожные часы словно дьявол вселялся в моё тело. Подчиняясь потребностям своей ненасытной плоти, я совершал ужасные ошибки. Я изменял… О, да! Я делал это. Но эти похождения лишь укрепляли нашу любовь. Хо-хо! Я лишний раз убеждался в том, что мой мужчина — самый лучший! А как он ревнует. Вы бы знали, как мой Серафим ревнует! И знаете, когда он устраивает мне сцены ревности, я испытываю такое сладостное волнение. По телу пробегает дрожь, и такое… жжение, как в…
— Как в духовке?
— Да, вы угадали, доктор. Серафиму тоже нравится это слово — «духовка». Хо-хо! Он говорит: «сейчас порву твою духовку»!
— Наверное, вам трудно найти достойного собеседника? Разобщенность, урбанизация, индивидуализация, и всё такое.
— Нет, напротив. Сейчас так много милых, понимающих людей. Кроме того, у меня очень лёгкий характер. Слаб я на…
— Понятно, — кивнул Игорь. — Легко находите контакт… на уровне слизистых.
— Хо-хо! И знаете, я решил существенно расширить круг общения.
— Выставить на поток свою дух…
— Я пишу книгу.
— Вот так сразу — книгу!?
— Это не сразу, всё это выстрадано. Это будет книга о любви, о жизни.
— Легко ли вам дается писани…, я хотел сказать — написание? Знакомы ли вам «муки слова»?
Не уловив иронии, Эрнест Адамович ответил:
— Что вы? Когда знаешь, о чем пишешь, все идет легко. Муки тела — да! Это было. Поэтому и пишется легко, потому что всё, о чем идет повествование, — всё это пропущено через себя.
— Это будет что-то вроде «Книги о вкусной и здоровой пище»?
— Хо-хо! Вы настоящий доктор. Вы словно читаете мои мысли. Я уделяю огромное внимание правильному питанию. Овощи, трава, морская капуста…
— …Пропущенная через лошадь… — сказал Игорь в сторону.
— …Питание — это жизнь, любовь — это жизнь, — продолжил Эрнест Адамович. — Это будет необычная книга.
— В этом я не сомневаюсь…
— Освещаемые вопросы, и сам сюжет, — всё это выходит за рамки повествования. Авторская энергетика бьёт поверх текста. Мой перформанс не просто сопровождает книгу, но выступает как «второй том». Такой тип взаимоотношений писателя и книги как нельзя правильнее вписывается в современное информационное пространство.