Темные пространства

Некоторое время Риман молчал, потом заметил:

— Полагаю, пока мы имеем недостаточно данных, чтобы строить столь широкие обобщения. Мне кажется, что вы, Александр, все же драматизируете ситуацию и демонизируете противника. Слушая вас, я вспомнил легенду о герое, которому царь поручил вспахать и засеять поле. Он не знал, что семена, которые ему вручили, — это зубы дракона. Вместо колосьев из земли поднялись воины, которые набросились на героя. Не помню, чем кончилось дело…

— Кажется, он спасся, бросив в гущу врагов то ли слиток золота, то ли камень. Они стали драться между собой и все погибли.

— Да, методика известная. Так что, переименовывать дело мы пока не будем. Основной целью расследования остается поиск и задержание Томаса Глечке, подозреваемого в массовых убийствах. Коварные замыслы других учеников Кандерса — лишь ваши предположения. Но я согласен с тем, что нам следовало бы их найти и выяснить, чем они занимаются. Кстати, как вы собираетесь это сделать? Признаться, я несколько растерялся.

— Как искать? Ну, как обычно ищут. По оперативным данным…

— Но ведь их уже искали. Несколько лет искали — и никого не нашли.

— Тогда они знали, что их ищут, и затаились. Возможно, теперь они утратили бдительность…

— Не думаю. Помните восточную мудрость: «Если хочешь понять, думай около»? Ищите около. Расширьте круг поисков. Скажем, проанализируйте все массовые психозы, фобии за последние 5 — 6 лет. Вы проделали эту работу относительно коллективных галлюцинаций — и вышли на Альтфурт. Теперь можно расширить сферу поисков и взять не только видения, но всю сферу необъясненного.

— Необъясненное может потребовать необъятного времени… — пробормотал я.

— Боюсь, что другого пути нет, — жестко отреагировал Риман. — Будем надеяться, что нам повезет. У вас все?

— Кажется… Да, вот что! — спохватился я. — Янина очень просила сказать: необходимо сделать все, чтобы остановить строительство. Что, если Лютов, загнанный в угол, использует методы Глечке? Или позовет на помощь? Это может быть пострашнее Китежа — там же волки, медведи…

Если я хотел поставить своего начальника в трудное положение, то я достиг цели. Теперь Риман выглядел растерянным.

— Это не так просто, вы же понимаете… — произнес он, глядя куда-то в стол. — У нас нет достаточных аргументов, чтобы просить правительство объявить этот район зоной бедствия или ввести там чрезвычайное положение. Я попробую убедить руководство консорциума, что в тайге скрывается опасный маньяк, и в случае продолжения работ их люди могут пострадать — а это компенсации, страховки, возможно, суды… Но я заранее предвижу их ответ: «Почему же вы его не поймаете, генерал? Чем занимаются ваши агенты?» Снайперам дадут приказ вести огонь, лишь только им почудится какая-то опасность, и в тайге поднимется такая пальба… Но я понимаю вашу тревогу, разделяю ее, — добавил он, увидев что-то на моем лице, — и буду этим заниматься.

Я откланялся и направился к выходу, однако возле дверей обернулся.

— Знаете, Пауль Альбертович, — произнес моими устами сидящий во мне демон обиды, — а ваше сравнение хромает. Разве Кандерс не знал, что делает, когда сеял свои «зубы дракона»?

На этот раз на лице генерала не дрогнул ни один мускул.

— Чего-то наверняка не знал, — ответил он. — Скажем, того, что его ученики будут убивать друг друга. Словно между ними кто-то бросил кусок золота.

— Приветствую всех собравшихся! Я, как всегда, последний ? Увы, прискорбная привычка. Все никак не найду времени от нее избавиться. Тема сегодняшней встречи уже оглашена ?

— Здравствуй, Патрик. Тема не оглашена, но, полагаю, она и так известна. Предлагаю каждому дать свою оценку случившегося и высказать соображения о наших возможных действиях.

— А они должны последовать ?

— Я вижу, Патрик, ты готов высказаться. Давай с тебя и начнем.

— С меня так с меня. По вашим лицам я вижу, что у всех на устах слово «трагедия», и оно, разумеется, прозвучит сегодня не раз. Рискну навлечь на себя упреки и даже чей-то гнев, но я бы поспорил о жанре. На мой взгляд, здесь более подходят такие термины, как драма или боевик, — поскольку речь идет о преступлении. Все мы знаем, чьих рук это дело, но лишь немногие, полагаю, догадываются о мотивах. Ведь мало кто из нас интересуется тем, что происходит в мире. А я вот иногда слежу. И могу сообщить, что наш погибший товарищ некоторое время назад выступил с рядом публичных заявлений, в которых выразил намерение «рассказать о великом Учителе, которому он всем обязан». Вы понимаете, к каким последствиям для нас это могло привести. Томас по понятным причинам воспринял эту угрозу крайне болезненно…

— Он просто струсил!

— Можно сказать и так. Трусость и еще, пожалуй, ревность: мол, кто дал Максиму такое право? Почему он, а не я? Таковы были мотивы. Действия как бы вытекали из них, а также из его представлений о должном и недолжном, из его гипертрофированного восприятия собственной персоны.

Такова оценка. Что касается наших действий, то, как я полагаю, их не может быть. Что, скажите на милость, мы должны сделать? Судить убийцу? Кто именно будет судить и согласно какому праву? И какой приговор мы можем ему вынести? «Око за око»? Эти вопросы неразрешимы, так что в этом смысле не следует предпринимать ничего. Другое дело — то, что делал Максим и что прекратилось с его смертью. Может быть, кто-то возьмет на себя его направление? Клавдий, например, или Эзра — хотя я его что-то не вижу…

— Эзра уже год не выходит на связь и не посещает наши собрания — ты не слишком наблюдателен, Патрик. Итак, одно мнение высказано. Кто следующий?

— Продолжить начатое Максимом, конечно, нужно. Но разве дело в этом? Патрик приложил большие усилия, чтобы внутренне понять убийцу. Должен признать, у него это хорошо получилось. Понять — значит простить, не так ли ?

— Не совсем.

— В нашем случае это одно и то же. Оставить его безнаказанным. Ничего не делать. Такая позиция просто не умещается в моем сознании!

— Может, она слишком широка для этого?

— Твое умение зло острить всем известно — может, не стоит так стараться? Она не широка — она цинична. Случилось нечто чудовищное — один из нас убил другого. Наши отношения всегда были далеки от идиллии, что только что убедительно продемонстрировал Патрик, однако никто из нас не мог представить ничего подобного. Глечке оскорбил памятьУчителя, отравил ядом все наше дело, и мы должны отреагировать.

— Отомстить?

— Я так не сказал. Не отомстить, а наказать.

— Можно мне? Меня поражает не только твоя позиция, Патрик, но и твоя, Яков, тоже. Вы почему-то говорите только о Максиме, как будто погиб он один. Погибли десятки людей! Я провел некоторые изыскания и пришел к выводу, что Томас и раньше занимался подобными вещами, но в меньших масштабах. Теперь он чувствует себя достаточно сильным для таких вот… акций. Кто его должен остановить?