Темные пространства

Мы шли уже полчаса. Оборачиваясь, я видел позади высокую темную фигуру — это был Крумп. За ним смутно различалось еще одно движущееся пятно — Войтек. Замыкавшего группу Санчеса я уже не мог разглядеть. Видя мое движение, Крумп, а затем Войтек, в свою очередь, оглядывались, и каждый успокаивающе поднимал руку: вижу товарища, все в порядке, можно идти дальше.

Где же этот чертов подъемник? Я остановился и поднес к глазам запястье, на котором была закреплена карта, снабженная слабой подсветкой. А когда снова поднял голову, увидел впереди человека.

Это был не Крумп, не Войтек, не сотрудник из другой группы, я сразу это понял — это был чужой. Я обернулся, чтобы предупредить Крумпа. Но никакого Крумпа позади не было — только туман и мокрые камни. Ощущение опасности ледяной иглой впилось в мозг. Я вновь резко повернулся в сторону незнакомца, одновременно вытаскивая бластер. Но защищаться было не от кого — человек исчез.

Я опустился на землю и отполз к ближайшей яме. Всем телом я чувствовал исходящую со всех сторон угрозу. Из тумана следили за мной, на меня было направлено несущее смерть оружие. Скройся, спрячься, приготовься! Надо предупредить своих! Я вынул лазерный фонарик и передал в ту сторону, где в последний раз видел своих товарищей, условный сигнал «опасность». Ответа не последовало. Окликнуть их я все еще не решался. Или уже не имеет смысла прятаться, раз мы все равно обнаружены?

Слева захрустел камень под чьими-то шагами. Я развернулся туда, готовый стрелять, лишь только увижу цель. Проклятый туман! Поднялся ветер, он гнал белесую муть, но она не делалась реже. Что это — очень похоже на хлопок бластера? А вот еще! На моих товарищей напали! Они ведут бой! Я вскочил, готовый бежать на помощь, и тут туман передо мной уплотнился и стал обретать очертания. Незнакомец! Он шел прямо на меня, уверенный в своей силе, он целился мне в шею, не защищенную жилетом, а я все не стрелял, медлил, словно ждал чего-то. Что-то мешало мне выстрелить, я не видел лица, я должен был увидеть его лицо, сейчас, он сделает еще шаг, и тогда…

Он не стал делать этот шаг, он выстрелил раньше. Той доли секунды, что мне осталось жить, хватило, чтобы понять причину своей медлительности: этот человек, стрелявший в меня, был Санчес.

Выстрел угодил ему в руку, оторвав кисть с зажатым в ней бластером; вожака опрокинуло на землю, перевернуло, и он затих. Сильнейший болевой шок и, естественно, потеря сознания. Бедняжка! Первым увидеть противника, быть готовым к бою — и так бесславно его проиграть! Любопытно, почему он не стрелял ? Впрочем, победитель недолго будет радоваться — вот уже приближается его новый соперник, выигравший свою схватку. Вперед, мой маленький герой, смелее! Интересно, кто из вас выиграет, ты или здоровяк ? Этого не знаю даже я. Я бы поставил на тебя, мой маленький друг, — здоровяки, как правило, неповоротливы, хотя не знаю, не знаю… Да, не забыть, когда все кончится, сократить мучения вожака.

Но какое, однако, необычное и, я бы сказал, завораживающее зрелище! Жаль, что зрителей нет. (Может быть, Учитель ? Ведь ему должно быть интересно.) Двое в пятнистых комбинезонах, сжимая в руках бластеры, озираясь, бродят рядом с подъемником. Почва здесь довольно ровная, но они почему-то ходят кругами, словно огибая невидимые препятствия. Они явно кого-то выслеживают — может, друг друга ? — но при этом друг друга не видят, хотя их разделяют всего несколько метров; не видят настолько, что однажды чуть не сталкиваются. О, я знаю, почему они так осторожны, почему крадутся на ощупь, словно слепые. Ведь в творимом мной мире, в который они погружены, густой туман окутал изрытую трещинами землю, не видно ни зги. Мне же их отлично видно — полная луна стоит в зените, заливая землю своим таинственным светом.

Конечно, этих отлично тренированных ребят, вдруг ставших бессильными игрушками в моих руках, можно пожалеть. И мне их немного жалко. Хотя всякая жалость пропадает, когда подумаешь о том, что они собирались сделать с нами. И ведь у них могло получиться! Если бы не прозорливость Учителя, организовавшего дежурства на подъемнике, и не оплошность этой группы, вышедшей из леса на открытое пространство…

Медленные, осторожные движения, и вдруг — миг прозрения: противники увидели друг друга. Вспышка, еще.одна, глухие хлопки разрядов. Увы, я не угадал: здоровяк оказался более метким. Он остался стоять, между тем как малыш свалился с развороченной грудью. Вот здоровяк склонился над поверженным врагом. Его лицо выражает изумление, растерянность, а затем — ужас и горе. Еще бы — он узнал в жертве своего товарища! Какая драма!

Пора ставить точку. Финал пьесы совершенно ясен — последнего героя прикончит сам автор, о присутствии которого никто не подозревал. Однако мне претит хладнокровное убийство. Уравняем шансы!

Я достаю пистолет (что-то глубинное, необъяснимое есть в моей любви к огнестрельному оружию), подхожу поближе… Мановение дирижерской палочки — и завеса сдернута! Теперь мой противник видит то же, что и я, — луну, подъемник, тела на земле. Какое потрясение! Но тебя ожидает еще большее потрясение, здоровяк. Поверни же голову, твой враг рядом! Ну!

Нет, не зря я тренировался в стрельбе. Я вышел победителем в этой дуэли. А ведь мой противник — наверняка мастер своего дела из каких-нибудь спецподразделений. Какое чудесное ощущение! Кровь играет, я чувствую полноту жизненных сил.

И в тот момент, когда я переживал свой маленький катарсис, раздался сердитый голос Учителя. Я угадал: он действительно наблюдал за происходящим из ближайшего дома и теперь, подозвав меня, устроил настоящий разнос. Как я мог так рисковать?! Какое мальчишество! Он не для того вкладывал в нас столько сил, чтобы мы соревновались в меткости с накачанными идиотами. Если он еще раз увидит нечто подобное, он навсегда отстранит меня от участия в дальнейших…

Он еще долго бы меня воспитывал, но тут, на мое счастье, прибежал придурок Марио с каким-то дурацким вопросиком насчет погрузки, а затем подошел Неттлингер, доложивший, что его часть задания тоже успешно выполнена, — и Учитель отвлекся. Онраспорядился, чтобы все занимались погрузкой. Через 10, самое большее 15 минут мы должны покинуть рудник. Хотя мы успешно отбили первую атаку, за ней вскоре последует вторая, потом еще и еще; нас уже не оставят в покое. А потому — спешно собираемся и вылетаем. Место для новой базы уже выбрано; если я правильно понял некоторые его намеки, она будет значительно южнее этой. Это просто замечательно — я уже устал от холода, от необходимости бороться с радиацией.

Мы уже полностью загрузили один флайер, когда Чекеде, все еще сидевший на площадке подъемника, закричал, что видит возле леса множество собак. Я решил, что ослышался, и переспросил, кого он видит. «Собаки, их сотни! — отвечал красавчик Антонио. — Никогда в жизни не видел ничего…» Внезапно он вскочил и стал поспешно спускаться. «Они бегут сюда! — орал он. — Прямо на нас! Скоро будут здесь!» Я хотел сказать ему, чтобы возвращался на свой пост, но взглянул в сторону отвалов — и осекся.

Я очнулся от боли. Она толчками шла из правой руки, которую рвал зубами склонившийся надо мной оборотень. Я бы ударил его левой рукой, но я был настолько слаб, что даже головы не мог поднять. Может, я уже умер? Ну да, ведь меня убил мой товарищ. Что с ним?

Боль почему-то стихала, сознание возвращалось. Человек, приникший к моей руке, распрямился, и я увидел его лицо. Оно показалось мне знакомым. Ну да, вспомнил: большой экран в кабинете Римана, множество лиц, и в середине — он, основатель центра «Праджапати», умерший много лет назад. Ну вот и встретились… Я не слишком удивился этому. В том мире, окутанном туманом, где в меня стрелял Санчес, могло случиться все, что угодно. Правда, сейчас я находился в другом месте. Здесь не было тумана, ярко светила луна, и я видел над собой небо, усыпанное звездами.