Темные силы

— Садитесь, пожалуйста!..

Графу это так понравилось, что он рассмеялся и сел.

Запах винного перегара, которым несло от Ореста, сейчас же обеспокоил графа и он поспешил вынуть сигару.

— И мне! — благосклонно протянув руку, сказал Орест.

Савищев дал и ему и, чтобы закурить, ударил по какой-то хитрой лампочке, которая тотчас же вспыхнула.

— Ну, что вы узнали? — спросил Савищев, выпуская дым.

— Собственно, я ничего не узнал! — деловито произнес Орест. — Но я сделал лучше!

— Лучше?

— Я вам устроил личное свидание с волоокой принчипессой, о чем она вам сообщает в милостивом рескрипте.

Орест засунул пальцы в жилетный карман, пошарил там и вынул сложенную и запечатанную розовой облаткой записку Мани.

Савищев двинулся, чтобы взять ее.

— Нет-с, позвольте!.. — остановил его Орест. — Участь этой записки только еще решается и неизвестно, отдам ли я ее вам или зажгу вот об эту лампочку, чтобы закурить мою сигару!

— Что это значит? — спросил граф.

— Это значит, что пожалуйте вот об это место!.. — и Орест нежно постучал по углу стола. — Пятнадцать рублей, не больше, — пояснил он.

— Пятнадцать рублей? Опять? Вам мало вчерашних?

Орест невозмутимо протянул руку с запиской к лампочке.

Граф поспешно достал пятнадцать рублей и бросил их на стол.

— Voila! [8] — сказал Орест и подал записку.

В то время, как молодой человек разговаривал внизу у себя в кабинете с Орестом, наверху графиня с неизменным своим вязаньем в руках весело болтала с приехавшей к ней в гости Наденькой Заозерской, девицей, которая не имела родителей и жила у своей старой тетки, фрейлины Пильц фон Пфиль, лишь раз в год выползавшей из дома, да и то только для переезда на дачу. Поэтому Наденька делала визиты одна, в карете тетки и с ее лакеем, носившим придворную ливрею.

Note8

Вот! (фр.).

Наденьке было за двадцать с лишком лет, что по тогдашнему времени считалось для девушки более чем зрелым возрастом. Ни особенной красоты, ни состояния у Заозерской не было и потому она успехом не пользовалась. Но графиня Савищева очень любила ее, патронировала и ездила с ней на балы.

— Ну, миленькая, знаете что? — радостно говорила Анна Петровна, как будто придумала Бог весть какую необыкновенную, из ряда вон выходящую штуку. — Будемте чай пить!

Слово «чай» она произносила как-то особенно сочно и вкусно.

Каждый раз она радовала своим «чаем» Наденьку и та каждый раз с восторгом принимала ее предложение.

Им принесли на фарфоровом подносе чашки, чайник, вазочку с вареньем и сухарики в серебряной корзиночке.

Они не виделись давно, потому что Наденька только что приехала с дачи с теткой из Царского села, где та на все лето находила домик в так называемой Китайской деревне.

— А я никуда так и не выезжала летом! — стала рассказывать Савищева. — Мы с Костей все собираемся за границу, но теперь нас задержали дела! Вы знаете — только это большой секрет — мы получаем оберландовское наследство!

— Ну, а что ваш сын, графиня? — спросила Наденька и опустила взор.

— Ничего, хлопочет! — произнесла графиня. — Представьте, он оказался очень дельным! Я ему дала полную доверенность и он все один!..

— А приятель его?

Наденька Заозерская выговорила эти слова не без некоторого труда и, как ни старалась сдержать себя, непослушный и досадный румянец покрыл ее щеки.

— Знаменитый Саша Николаич? — подхватила графиня, как будто не замечая румянца Наденьки. — Представьте себе, голубчик, Костя должен был с ним разойтись!

— Разойтись?! — изумленно спросила Заозерская.

— Да, он просто оказался авантюристом!

— Не может быть, графиня! Как же это открылось?

— Мне Костя рассказывал подробности, только я боюсь, что все перепутаю. Нет… в карты он не проигрался… а с ним что-то случилось… Вообще он пропал и у нас больше не показывается.

Несмотря на выдержку, которою обладала Наденька Заозерская, она сильно изменилась в лице, опустила голову и заморгала глазами, чтобы скрыть навернувшиеся слезы. Ей хотелось еще раз сказать: «Не может этого быть!» — но она боялась проронить хотя бы слово, чтобы не расплакаться.

Графиня участливо взглянула на нее и протянула ей руку, сказав:

— Милая, я не знала, что вас это поразит!

Наденька густо покраснела от самой шеи, готовая провалиться сквозь землю оттого, что выдала себя.

— Ну, полно, голубчик! — стала говорить ей Савищева. — Ведь я вам не чужая! Ведь я вас люблю как родную! Ведь я знаю, миленькая, что у вас никого нет!..

Она встала с кушетки, подошла к Наденьке, обняла ее голову и прижала к себе. И Наденька не выдержала, и слезы полились у нее.

— Да… да… у меня никого нет… — сквозь всхлипывания повторила она несколько раз, прильнув всем телом к доброй, ласковой и любившей ее графине.

Глава XXXII

Вечером, после театра, в отдельном кабинете ресторана у камина стоял Агапит Абрамович Крыжицкий и ждал.

Это был тот самый кабинет, где несколько времени тому назад произошел разрыв между Сашей Николаичем и Савищевым.

Теперь на дворе стояли уже по вечерам заморозки, и в камине горели дрова, отчего в кабинете, освещенном стоявшим на столе пятисвечным канделябром, ложились фантастические блики.

Крыжицкий ждал терпеливо.

Наконец, дверь отворилась, и в кабинет вошел человек средних лет, черноволосый, с небольшими усиками и в темных очках. Его движения были настолько живы и быстры, походка пряма, а сложение стройное, что на вид ему можно было дать только лет тридцать, не больше.

Агапит Абрамович посмотрел на вошедшего с таким удивлением, что сразу было видно, что это не тот, кого он ждал, но человек, совсем ему незнакомый.

Между тем этот человек положил шляпу на стул, снял перчатки и спросил:

— Ты, кажется, не узнаешь меня?

— Простите… — начал было Крыжицкий.

Но незнакомый господин рассмеялся, снял очки и проговорил своим обыкновенным голосом:

— Неужели и теперь не узнаешь?

Перед Агапитом Абрамовичем стоял Андрей Львович Сулима, которого он именно ждал в кабинете, чтобы поужинать с ним.

— Ну, я знал, что вы умеете преображаться, но такого искусства не ожидал! — с некоторым восхищением проговорил Крыжицкий. — Откуда вы?

— Так… надо было!

Андрей Львович опустился на диван, перед которым стоял накрытый стол, облокотился на его спинку, раскинул руки и произнес: