Темные тени нехорошей квартиры

– В курсе, – небрежно бросил Слава. – Вы же понимаете, что являетесь одним из подозреваемых как заказчик. Вообще-то единственным. Счета нас пока не интересуют. В свое время перейдем к мотивам. Их перечислять? Угрожали вы ей практически при нас.

– Вы соображаете, что говорите? Я звоню адвокату. Если он не приедет, вас отсюда просто попросят. Полицейского произвола в моем доме не будет!

– Не будет! – эхом поддержала Рита.

– Не увлекайтесь, – лениво сказал Сергей, вставая. – Лично у меня один вопрос. Эта квартира, которую вы два года так тщательно отделывали и украшали, не жалея никаких средств… Марина написала вам завещание на нее? Грубо говоря: вы заставили ее написать на вас завещание? Это простой вопрос, почему вы оба опять впали в ступор? Так поступают многие, насколько мне известно. Мы это легко узнаем, но почему бы не признаться, раз мы тут… Нам нужна полнота картины.

Рита тревожно впилась взглядом в лицо Петра. Оно стало бледно-желтым. Но ответил он совершенно спокойно, вполне барственным тоном:

– Разумеется, да. Это очень дорогая недвижимость. Такие вещи не пускают на самотек. Мало ли что бывает в жизни.

– Я правильно понял, – уточнил Сергей, – что родители Марины не могут претендовать на ее собственность?

Петр хохотнул натужно.

– Смешно. При чем тут они?

– Такая, значит, собственность, – заключил Слава. – И в завещании Марины о родственниках ни слова?

– Ни слова, – отчеканил Петр.

– Не очень хорошая ситуация, – заметил Земцов.

– Повторяю, – металлическим голосом отчеканил Петр. – Это обычная практика. Она могла в этой квартире, с моими деньгами, прожить сто лет!

– Петь, – Сергей вдруг встал и положил руку Романову на плечо. – Ты, наверное, это с горя. Она не прожила сто лет! Она не дожила до тридцати пяти! Ты понял, в чем твоя проблема? В молодую женщину, как в копилку, на время были вложены деньги и недвижимость, а потом ее вдруг зарезали.

– Уходите, – глухо сказал Петр. – Вы – не люди. Мне очень больно из-за смерти Марины. А вы пришли со своими грязными версиями.

– Уйдем, конечно. Мы не жить сюда пришли. Завещание покажите, пожалуйста.

– Его здесь нет. Оно у нотариуса.

– Адрес, телефон нотариуса, – Слава достал айфон. – И, пожалуйста, вот здесь распишитесь. Это подписка о невыезде. До окончания проверки всех обстоятельств.

…В машине Сергей спросил:

– Есть соображения по поводу их причастности?

– Все может быть, – ответил Слава. – А у тебя?

– Ну, то же самое, конечно. Я смотрел на нее. А ты?

– Я – нет.

– Такое впечатление, что у этой дамы все потекло: ботокс, силикон. То ли она что-то скрывает, то ли думает, что и с ней такое может случиться, но бабу клинило конкретно.

– Ты не думаешь, она могла?..

– Я ничего не думаю, кроме того, о чем сказал. Просто моя жена нашла ее комментарии в соцсетях. Злая, говорит, тетка, агрессивная и ревнивая.

– Отеллица? – равнодушно произнес Слава. – Как-то этот мотив все реже встречается. Хотя кто знает… Проверить, есть ли у него завещание от Риты, надо. В том, что он и в нее вложил что-либо, сомневаться не приходится. Ребята из экономического отдела немного покопались в его империи. Отмывка идет бешеная. Выведение, распил бабок, все в разных местах. Марин и Рит может быть много.

Глава 18

Виолетте повезло. Она долго рылась в ящиках на полках и вдруг нашла свою самую любимую фотографию. Ей там лет двадцать восемь. Она в цельном купальнике, открывающем полную грудь, стоит на коленях в траве и полевых цветах. На заднем плане деревья и кусты. Как-то по-особенному освещают ее солнечные лучи и смягчают тени. Она помнит этого фотографа и друга, который часто бывал у нее, иногда они встречались, независимо от того, был ли у нее в то время постоянный мужчина или нет. У них были приятные отношения. И он нередко просил ее попозировать. Она сама с удивлением смотрела на его фотографии-шедевры и не всегда себя узнавала. Виолетта мало пользовалась косметикой, но на разных снимках как будто были разные женщины. Она устраивала вернисажи, выставляла и его работы, помнит случаи, когда стояла на его выставках рядом со своим портретом, а ее никто не узнавал! Он умел найти в ней то, чего не видели другие люди. Как его звали? У Виолетты от напряжения разболелась голова, она никак не могла вспомнить… Ну, как же! Митя! Его звали Дмитрий.

Виолетта надела очки, подошла со снимком к окну, отодвинула штору. Она с изумлением и жадностью смотрела на женщину, которая имела к ней какое-то отношение. У той была другая внешность, другая судьба, другой характер… Она была совершенно счастлива и безмятежна. Митя тогда говорил, что ему удалось наконец осуществить свою мечту. Создать олицетворение всех женщин Бунина в одном снимке. Натали, Оля Мещерская из «Легкого дыхания», безымянная любовница, которая свела с ума поручика из рассказа «Солнечный удар»… Виолетта потом купила полное собрание Бунина и прочла эти рассказы. Она очень хорошо помнит их до сих пор. И эта Вио или Летта, как называл ее фотограф, она, конечно, была оттуда, из тонкого сплетения любви, желания и тоски… Волосы заколоты высоко на макушке, светлая прядь перышком прильнула к ресницам, на нежных губах – след улыбки, вся она – призыв, желание, обещание, мечта. Всякий раз, когда Виолетте попадалась на глаза эта фотография, она думала о том, что ее нужно увеличить, может, на всю стену, заказать особую раму из темного янтаря. И очень тонкое прозрачное стекло, которое бы казалось незаметным, только подчеркивало бы сияние женщины, сохраняло фото от света, берегло для потомков ее, Виолетты, красоту.

Потомки… Есть ли у нее потомки? Когда Митя фотографировал ее для этого снимка, Пети еще не было. Она решила рожать, когда близился сороковник и тянуть больше было вроде нельзя. Родила легко. Через неделю уже плавала в бассейне и спала с мужчиной. У Пети была кормилица, потом няня, потом сам справлялся. Учился нормально, ездил в лучшие лагеря в разных странах… Потом она спросила его, в какой институт он хочет поступить. Петр сказал: в медицинский. У него странная специальность. Она удивилась, узнав, что он работает гинекологом. Как-то и это прошло мимо нее. Он так любит женщин? Есть ли у него жена, дети? Сейчас, наверное, уже есть. Он долго не женился, пока они жили вместе. Он ничего ей об этом не говорил! Почему? Потому что она не спрашивала. Она всегда считала, что он сам скажет, что сочтет нужным. До этих странных перемен, до этого ужаса… Нужно обязательно спросить, есть ли у него дети. И показать снимок. Ему будет приятно, это ведь значит, что его дети тоже вырастут красивыми. Или уже выросли?

Виолетта сидела на полу, беззвучно шевелила губами: ее голос таял в пространстве. Слезы заливали ее лицо, текли по шее, рубашка на груди намокла. Она то ли оплакивала встречу с этой сияющей красавицей, то ли хоронила ее. Ее душа рвалась от жалости. К кому? К этой, уже практически незнакомой девушке из прошлого, к себе? Нет, нет, нет… Она всегда носила в себе вину. Она жалела только Петю, потому что не могла дать ему главного: своего внимания, общения. Так получилось. Ее на него просто не хватало. Она все собиралась купить ему клинику, но как-то это не вписывалось в ее постоянные дела. Бизнес – это немножко война. Или вообще война. Виолетта мало кому могла доверить свои деньги. Откуда у Пети взялась бы способность управлять клиникой? Деньги могли пропасть. Виолетта никогда не рисковала. Получается, она ничего не сделала для своего сына? О нет! Она сделала!

Виолетта поднялась, держась за стены, прошла на кухню, стала искать хоть немного воды, жажда стала нестерпимой. Воды не было. Она в отчаянье сжала сухие кулачки. Она опять захотела умереть, но это так трудно… Теперь она понимала, что и в туалете, наверное, кончилась вода. Ей, казалось, прошло сто лет… Боже! Она забыла. Петя же поставил такой бак, что и при перекрытой воде она в нем есть. Она поступает из резервуара на всю стену, до потолка. И в биде – тоже… Какая же она стала глупая. Виолетта набирала воду в ладони прямо из унитаза, пила, потом сняла крышку бачка, лила воду на себя… Она больше не хотела умереть. Воду она любила больше денег, больше мужчин, больше… Она не стала продолжать свою мысль. Петя – он отдельно от всего. Она очень устала, вернулась в спальню, легла на кровать, закуталась в одеяло, ее знобило. Сон затягивал ее в ставшую привычной трясину из кошмара, кусочков жизни, страха уснуть навсегда и страха проснуться. Но мысль еще не спала. Виолетта вспомнила, что она сделала для Пети. Ни одна мать такого не сделает. Ради него она убила второго ребенка. Она знала, что Петя ей не простит второго. Он ее возненавидит… Она сама его убила? Нет. Она велела этой девушке, Вере. Боже, зачем она это сделала? Петя – сумасшедший. Он ее бьет, он делает с ней что-то страшное. А тот, второй, мог бы ее любить… В полусне, полубреду Виолетта протянула перед собой дрожащие руки, чтобы отобрать у Веры своего младенца.

Она заснула ненадолго. А может, надолго. Электронные часы в ее комнате смотрели темным глазом. Виолеттой как будто кто-то руководил. Она быстро поднялась, прошла в прихожую, безошибочно открыла один из ящиков встроенного шкафа. Там лежали инструменты. Она взяла отвертку, молоток, ножовку, точно не понимая, зачем. Она просто знала, что ей нужно выполнить одну работу. Она всегда делала сама мелкий ремонт.

Глава 19

Алексей вскоре вернулся в Москву, но Ларе не позвонил. Она узнала об этом, набрав номер его офиса. Представилась потенциальной клиенткой, поговорила с девушкой-секретарем, потом доверительно сказала, что ей знакомые посоветовали решать все вопросы с руководителем бюро. Девушка спокойно ответила: