Темные ветры империи

А ни фига! Экран все так же рябил помехами. Только в техническом окне быстро менялись цифры, характеризующие местонахождение разведчика относительно базы. Какой-никакой, а контакт есть! Значит, будет и продолжение банкета.

Все остальное я проделывал медленно и торжественно. Ведь столько зрителей! Публика должна увидеть свой спектакль.

Самолетик весьма прилично зашел на посадку, погасив скорость, и спланировал ровно на картофельные, как я понимаю, грядки. Правда, чуть дальше, чем я ожидал. Метров так за сто с небольшим от «базы». Переваливаясь на колдобинах как утка, он замер, зацепившись правым крылом за земляной холмик, отчего его развернуло градусов на сто двадцать.

Что удивительно, следом за мной, явно стараясь обогнать, бросился сотник. Только вот на тебе, не угадал! Я подхватил своего разведчика первым. И, стыдно сказать, прижал к груди.

— Чего там? — спросил Илья, сбивая мохнатую шапку на затылок.

— Пойдем-пойдем. Сейчас увидишь.

— А вот так нельзя посмотреть, чего ли?

— Откуда? Пошли, сотник.

Ну не объяснять же ему принцип работы телекоммуникационной аппаратуры.

Я стоял к крепости практически спиной. То есть ежели брать направление моего носа за вектор, которым я оказался развернут к «казаку», это не было полных девяносто градусов по отношению к плоскости частокола. Возможно, градусов семьдесят. То есть не совсем спиной, но и далеко не вполоборота. Однако мне хватило и этого, чтобы увидеть, как из ворот вылетела четверка конных.

Меня тоже кое-чему учили. Очень надеюсь, что это были мастаки покрепче и серьезнее тех, кто когда-то — кстати, интересно кто? — пестовал Илюшу.

Руки у меня, понятно, были заняты самолетом. В иной ситуации я бы его без сожаления бросил, но тут образовался торг. Я, конечно, не торгаш, но момент просекаю. Научился.

Уродовать его я не стал. Просто ударил толстым рантом ботинка по голени сотника. Кто не пробовал… В общем, не советую. Ну его. Больно это. А если удар провести со знанием дела, то, уверяю, эффект окажется просто поразительным. Мой Илюша даже охнуть не сумел. Просто осел, открыв рот от боли и изумления, и схватился обеими руками за ногу, вытаращив глаза. Наверное, со стороны это смотрелось удивительно и, допускаю, даже где-то забавно. Вот стоял себе мужик, базары свои разводил, а тут вдруг присел и даже валиться начал. Уж я постарался, чтобы со стороны мой удар было не разглядеть.

Подхватил самолет под левую руку, а правую положил на грудь, аккурат на то самое место, где из кобуры торчит рукоять пистолета. И не слишком быстро пошел к своему трехосному мустангу. Но и не совсем уж медленно. Иду, смотрю на конных и начинаю подозревать, что как-то не так они себя ведут. В смысле не так, как я предполагал. Скачут себе во весь опор, но, похоже, не ко мне. А просто по дороге. И, кажется, по своим делам, ко мне вовсе не относящимся. Ну или не совсем вовсе, но во всяком случае не явно. И не немедленно. В том смысле, что прогалопировали мимо джипа, обдав его пылью, и дальше себе, дальше.

Я проводил их взглядом. Да, неудобно получилось. Придется мне перед Илюшей извиняться. Я обернулся к нему. Сотник все еще пребывал в меланхолии, лежа на земле. Но уже подавал признаки жизни в виде мата, не очень громкого, но лично мне хорошо слышного.

— Илья! — окликнул я. — Ну чего ты там? Картинку пойдешь смотреть?

То, что он мне ответил, я предпочитаю не воспроизводить исключительно по цензурным соображениям. Хотя ответил он сильно, не скрою.

— Ну извини. Ну показалось мне.

— Я тебя извиню… — Тут я вынужден несколько купировать его текст. Но ведь это ж надо, до чего стильно умеет выражаться человек! И, я бы сказал, цветисто. С обилием мощных прилагательных и совершенно неожиданными определениями, обобщениями и предположениями по поводу моей ближайшей родни. Даже завидно. Я всегда был неравнодушен к людям, умеющим делать хоть что-то лучше меня. И вот что странно. Где-то память у них, в смысле- у территориалов, отшибло, а вот где-то — фиг!

— Я тебя так извиню… Ты у меня… Родная мать тебя… До конца дней зубы в кармане будешь носить, а жрать жопой станешь.

Это все-таки, согласитесь, уже перебор. По собственному опыту знаю, что людям нельзя давать заговариваться. А то наобещают вот так вот сгоряча, потом ведь исполнять придется. Оно мне надо? Можно, конечно, заставить его замолчать и силовым способом, но зачем это делать на виду у воззрившегося на нас электората? Ему это — потеря авторитета, мне — приобретение свежеиспеченного врага. И я решил провести небольшой лингвистический эксперимент.

— Илья, ты водку будешь? Настоящую.

Мне просто стало интересно, знает ли он это заветное русское слово. Оказалось, знает. И очень даже хорошо.

Он как-то быстро сел, забыв про боль, и посмотрел на меня с новым интересом. Прямо-таки хищным.

— А не врешь?

— Пошли посмотрим.

Вы когда-нибудь видели, как спешит стреноженная лошадь? Скакать, по причине того что передние ноги у нее стянуты вязкой, она не может, но прилагает к этому все усилия. Я не хочу сказать, что сотник побежал на четвереньках. Отнюдь. На своих двоих. Хромая, шипя и ругаясь, дергая головой при каждом шаге, он не бежал в полном смысле этого слова, но и не шел и уж тем более не плелся. Достаточно сказать, что джипа мы достигли одновременно, хотя я вовсе не тормозил. Нет, все же есть в русском языке волшебные слова, при помощи которых можно горы двигать. Я как-то читал — не берусь утверждать, что это правда, но тем не менее, — что многие, если не все циклопические сооружения древности, начиная от египетских пирамид и заканчивая таинственными городами инков, делались не просто людьми, а людьми зомбированными. В доказательство приводились «живые мертвецы» с Гаити, ввергнутые в это жуткое состояние жрецами религии вуду. Те будто бы способны переносить тяжести, посильные лишь слонам. Но то жрецы с их чудодейственными мазями и порошками, не знаю чем там еще, а тут одно только слово! Почувствуйте разницу.

Кстати, коль уж вспомнил о вуду и «мертвецах», еще одна байка, на этот раз близкая мне в профессиональном плане. Будто бы знаменитые и ужасные тонтон-макуты из той же серии, из заколдованных. Потому, дескать, их и пуля не брала, и вообще умирать они не умели. По-моему, чушь все это. Сказки. Страшные, как и сами эти гвардейцы гаитянского диктатора. Не хочу хвастаться или как-то себя выпятить, но я краем уха и про себя кое-что подобное слыхал. С одной стороны, смешно, с другой же… Даже не знаю как сказать. Не то страшно, не то стыдно. Черт его знает. Только во многом как раз из-за таких вот врак я оказался тут. Знаете, типа пуленепробиваемый, а если и пробьют, так нам и пробиваемых за глаза, за самые уши хватит. Но это так, лирическое отступление. Вроде как в жилетку всплакнул.

Такое поведение я наблюдал у алкашей, которые для того, чтобы скоренько выпить, прячутся за углом магазина или соседним рахитичным кустом. При детской игре в прятки ни то, ни другое укрытие не могло бы посчитаться достаточным. А тут — пожалуйста. Психология, однако!

Иллюзия защищенности и благопристойности. Имитация добропорядочности.

Вот и сотник тоже. Он встал за джипом так, чтобы его не было видно со стороны крепости, и спросил, глядя мне в глаза:

— Ну? Где?

По его тону я и так понял, о чем идет речь. Да и чего тут не понятного? Но все же спросил:

— Чего «где»?

— Попов! Все, ты доигрался!

Его, мягко говоря, лицо стало таким, что я понял — шутки в сторону.

— Садись в машину. Я сейчас. Две минуты. Все будет. Кино, вино и домино.

Последнее предложение я произнес в пустоту. Сотник уже уковылял к знакомой дверце. Однако ж крепко я ему врезал. Как бы не перелом. Минимум — ушиб кости. Тоже, знаете ли, не подарок.

Убрать разведчика на его место в навесном багажнике дело действительно двух минут. Еще меньше нужно на то, чтобы взять из заднего отсека бутылку «Столичной». И прийти с ней в салон.