Тёмные Звёзды: Дары грома
Шрифт:
– Эти… нагуали, они часто появляются на свет?
– Когда звёзды соизволят. Должна быть женщина нашего народа, носящая в себе зерно. Любая – господарка, вольная, рабыня… Должен быть великий муж, наделённый дарами Владык Неба. И любовь между ними. Тогда родится нагуаль, брат господаря.
– Нет же – сын!.. или дочь?
Мориорец снисходительно смотрел на офицера-мирянина. В высоком звании – а до чего несведущ!..
– Брат. Это повторение господаря в образе зверя и духа.
– Слишком хитра ваша семейная наука!.. Один мой знакомый – скажем, полковник в отставке, – нашёл себе пассию… полагаю, из ваших. У него может зверодух родиться?
– Не опасайтесь за
J. На следующий день
Доннер – патриаршая столица
Накануне (свят храмин-день!) после вечерни разлетелась весть – Отец Веры целил и очищал! Кто это разгласил – келейники, «серпы» из охраны покоев? – осталось неизвестным, но репортёры телеграфных агентств тотчас распространили горячую новость по цивилизованному Миру.
Итак, первая неделя великого проклятия завершилась к полному торжеству Грома – патриарх делом доказал, что наделён священным даром карать и миловать, а его данная свыше сила по-прежнему велика.
Вера верой, но и наука должна подтвердить мощь Грома!
Профессор медицины, двое с докторскими званиями, магистры из трёх университетов вечер и ночь корпели над пациентами первосвященника, просветили больного катодными лучами, изнурили девицу психологическими испытаниями и расспросами. К утру постника, до хрипоты наспорившись, словно присяжные в совещательной комнате, учёные мужи написали предварительное заключение:
«Гере M. и ан В. действительно получили большое облегчение своих страданий. Опухоль гере М. уменьшилась; ан В. находится в добром состоянии духа и своею волею желает принять постриг. Наблюдение за ними будет продолжено».
Их свидетельство тотчас ушло каблограммой через Западное море, чтобы к обедне появиться в экстренных выпусках «Пастырской речи» от границ Дикого Запада до Ганьских гор, под заголовком из слов Девы-Радуги «Ныне дарую вам жизнь и радость!»
Многие жаждали видеть очищенную – как святая Уванга! – ан В. и прикоснуться к ней, но девицу охраняли трое орденских солдат с сержантом. Под густой вуалью, в скромном серо-сиреневом платье, она прошла к стойке телеграфиста и нашептала депешу: «Батюшка и матушка, я прощена, я остаюсь в Доннере».
За адрес её родителей репортёры давали кошель серебра – для бульварных листков это сущая находка, золотое дно! Можно месяцами щекотать нервы читателей статейками о раскаянии и терзаниях отца-матери, печатать их письма к дочери: «Вернись, мы согласны на твой брак, предадим всё забвению! О, только не давай вечных обетов, нет!..» Однако чёрный сержант с багровым знаком серпа вежливо спросил суливших взятку:
– Что предпочтёте, господа – лишение аккредитации или за безнравственность в церковную тюрьму? Есть свободные камеры – недавно от ведьм очистились…
Но больше всего волновало народ – а также скептиков и газетных щелкопёров, – каким патриарх выйдет к службе проклятия.
– Стар. Дай бог до алтаря доковылял бы.
– Ты что, на самом деле веришь, что он целил? Это химия. Новейшие лекарства, куплены тайком в лабораториях Явары… Выйдет как молоденький.
– Нет, магнитная терапия! Волны подавляют опухоли…
– …и мозги! Видел, что с девицей? Вчера ещё – я вызнал у горничной в гостинице, – была готова в омут
или в петлю, склянку яда в ридикюле привезла, чтобы разом всё покончить, а сейчас? Стан прямой, походка твёрдая, с «серпами» говорила весело…– Что ни говори, а старик Бизон – мужичина железный, пастырь на все сто десять. Волхвует он или колдует, или впрямь накоротке с Громом, но у него всё получается.
– Поглядим. Он на весь Мир пообещал проклясть космический проект, а ракету в Эрендине ладят без помех, вот-вот взовьётся.
В своей спальне патриарх долго лежал в постели. Ему казалось, что подняться сил не хватит. Апельсиновый сок, поданный келейником, вызывал тошноту. Трудно было вдыхать влажный воздух, тупо давило в широкой груди – когда-то прельщавшей красоток вьющимся смоляным волосом и выпуклым рисунком мышц, а ныне одряблевшей и полуседой… даже почти седой.
Годы берут своё.
Вспомнилась дочка тархана – статная, крепкая, но начавшая чахнуть от кашля, с болезненным румянцем на скулах. Её батька привёл в уплату двух быков. Отказался: «Возьму одного. Двух даже Радуга от отца Уванги не брала». Она нерешительно расстёгивала крючки платья, глядела недоверчиво. Набравшись духа и отрешившись от плотского, возложил на неё ладони. Глубоко внутри хворь разъедала лёгкие. Он нажал, посылая в тело тепло рук, властно приказывая: «Уходи. Прочь. Сгинь». Смертная немочь дрогнула, стала отступать, сжиматься. Так, раз за разом гасли очаги внутри, а взор девицы изменялся.
Потом, однажды, она не захотела одеться.
«Ей теперь за шестьдесят, как мне. Усадьба в степях, дети взрослые – наездники в кожаных шляпах. Кто из них мой? сын или дочь?..»
Давно это было.
Крякнув, поднялся рывком, шумно выдохнул:
– Умываться.
В прошлом листне, на праздник Благодарения, когда в Девине встречался с Цересом и слушал его жаркие речи про объединение империй, здоровье было твёрже. Ныне – измотан, ослаб… поддался на уговоры секретаря-комтура, вот и результат. А ведь сегодня ещё на молебне стоять. И постник-день вдобавок, этому дню патриарх век не изменял. Даже в семинарии – какая б девчонка, хоть лучшая краля, глазки ни строила, подолом ни крутила, шёл прямо и мимо.
Только так воспитаешь дар Грома в себе.
Сегодня будут смотреть, следить – как шагаешь, как дышишь, как выглядишь. Чтобы потом доложить миллионам громовников, верным тебе.
«Скверно выгляжу», – угрюмо подвёл он итог, изучив лицо в зеркале. Из-за вчерашних усилий морщины словно углубились, поблекла кожа, глаза запали, вокруг них легли сероватые тени…
– Трапезу.
День изо дня патриарший пекарь изощрялся, разными добавками стараясь придать изысканный вкус выпечке, подаваемой к столу Его Святейшества в дни проклятия. В постник, когда старый Бизон хрупает одни фрукты-овощи, без жареного-пареного, тоже был способ подкрепить силы Отца Веры – шоколад из не обжаренных зёрен какао, с мёдом, ванилью и соком орехов кола.
С каждым глотком к мышцам возвращалась упругость, глаза прояснялись.
– Ещё стакан.
Утерев губы, он жестом отослал келейника, достал из секретного ящика карту, склонился над ней.
Протяжённый, на три тысячи миль, полуостров Кивита, к востоку Якатан, на юге Великая земля, сине-имперские владения… Красный круг циркуля пролёг по землям и морям – через север Церковного Края, Гуш, приморский край Эренской провинции, по границе Святой Земли с южной Кивитой. Когда замыкался круг рока, остриё циркуля стояло в горной глуши Края Святых – там, где джунгли скрывают древний, затерянный пирамидальный храм.