Темный аншлаг

– Посмотри сюда. – Мэй указал на поврежденный купол собора Святого Павла, позади которого тлел огонь, напоминая отдаленную линию леса. – До сих пор стоит.

– Пока стоит, – с грустью ответил Брайант. – Большая часть книжных магазинов на Патерностер-роу сожжена. Еще ребенком я провел там много счастливых часов, просматривая книжки.

– Спорим, ты не знаешь, где можно увидеть второй собор Святого Павла, его точную копию в миниатюре.

– Между прочим, знаю, – ответил Брайант, щеголявший в этот день зонтиком с серебряным набалдашником, подарком своей домоправительницы. – В часовне Святого Павла есть большая деревянная модель.

– Я имел в виду другой, – сказал Мэй с ухмылкой. – Мы только что шли мимо него. Сдаешься?

– Ну, твоя взяла, старина.

– Его держит в руках одна из бронзовых женских статуй на мосту Воксхолл.

– Никогда не знал об этом.

– Покажу тебе в следующий раз.

Брайант остановился и посмотрел на воду, делая вид, что наблюдает за лодкой, но Мэй догадался, что он переводит дыхание. Впервые он заметил это, когда они вместе взбирались по лестнице в театре. К тому моменту, как оба достигли лестничной площадки, его напарник запыхался и постарался это скрыть. Взял сумасшедший темп, отказавшись от передышки.

– Две непонятные смерти, первая – без свидетелей, вторая – на сцене, в присутствии нескольких людей. Убийствам предшествует насилие, Джон. На них не идут просто так. Это бессмысленно.

– А должен ли быть смысл? – добродушно спросил Мэй. – Возьми мисс Капистранию. Тот, кто ее убил, должно быть, стремился ее унизить, лишив ног подобным способом. Что касается Сенешаля, вероятно, убийце выпал шанс, и он им воспользовался.

– Не выяснив мотива, мы не располагаем ничем. Нет показаний свидетелей, не к кому постучать в дверь, некого допросить, кроме труппы и персонала театра. Допросы, протоколы, которые я свалил на Бидла, пока что чуть ли не самые безрезультатные из всех, что мне доводилось проводить. Перед нами убийца, который хочет неизвестно чего, паникует, ему все равно, на кого нападать. Ненавижу, когда нет ниточки, за которую можешь ухватиться.

– Тем не менее одна налицо, – ответил Мэй.

– Будь я проклят, если могу ее определить.

– Неужели ты не заметил? Он нападает лишь во время воздушных налетов. Один был приблизительно в то время, когда убили Капистранию, другой – прямо перед тем, как упал глобус, а третий – прошлой ночью, когда его спугнула мисс Трэммел. Кроухерст этим утром осмотрел всю крышу, пока ты был в Виктории, и абсолютно ничего не нашел. Возможно, он способен проникать в театр лишь во время затемнения или когда на улицах никого нет. Судя по описанию Бетти, люди, вне всякого сомнения, заметили бы его, разгуливай он средь бела дня.

– В этом ты прав, – согласился Брайант. – Вчера поздно вечером дул сильный ветер?

– Не помню. Это легко проверить. Почему ты спрашиваешь?

– Просто пришла одна идея насчет нашего призрака, проходящего сквозь стены. Давай куда-нибудь спрячемся, что-то мне не нравятся эти облака.

Дождь просачивался в стальные желоба и стучал по водосточным трубам. Тусклое и безжизненное небо словно окончательно отреклось от лежащего под ним мрачного мира. Кафе внизу, под кирпичными сводами железной дороги, проходящей по мосту Ватерлоо, похоже, было закрыто, пока они не заметили, что внутри горит слабый свет.

– В детстве я верил, что у плохих людей всегда находится мотив. Теперь начинаю думать, что поведение преступника непостижимо, – произнес Брайант, безутешно размешивая чай. – Всегда находились индивидуумы, склонные к убийству. Они действуют методично, но нелогично. Возьми Криппена, Уэйнрайта, Сэддона, Джека-потрошителя: ими движет не потребность уничтожить как можно больше людей, а аномальные импульсы. А ныне мир и вовсе превратился в нечто иррациональное. Вот почему методы расследования Шерлока Холмса больше не работают: отсутствует логика. Система ценностей, которую нам привили в тридцатые годы, весьма относительна. От стоической формулы «бизнес несмотря ни на что» так и веет безумием.

– Не понимаю, как ты можешь так думать. – Мэй протер рукавом небольшой участок окна и наблюдал за потоками тусклого дождя, скользящего по улице, как бумажные японские ширмы. – На протяжении всей истории человеческая натура остается неизменной. По-прежнему задаются старые как мир вопросы. Медея, Эдип – мы не можем добавить ничего нового к тому, что уже открыли греки. Если ты веришь в то, что наше знание несущественно, зачем ты стал детективом?

– Думал, смогу стать полезным, если, конечно, сумею доказать это Давенпорту и министерству внутренних дел. – Брайант аккуратно отложил в сторону чайную ложку. – Ясно, что у тебя есть другие интересы, кроме работы. Не уверен, что они есть у меня. Я думаю над тем, что творится вокруг, пока мозги не начинают плавиться.

– Тогда найди, на чем еще сконцентрироваться. Если в твоей жизни нет другой цели, кроме работы, надо ее придумать.

Казалось, Брайант его не слышит. Он рассеянно жевал сдобную булочку с изюмом и цукатами.

– Ты когда-нибудь бывал на рынке Лоуэр-Марш утром в будний день? Там полно стариков. Половина еле ходит, и многие одиноки. Это напоминает английское побережье зимой. Все такие продрогшие и болезненные, будто их уже коснулась смерть. Удивляюсь, как им не надоедает жить среди такой разрухи. Это своего рода мужество, и не уверен, что оно было бы у меня, окажись я в их шкуре. Когда война кончится, наше поколение тоже назовут потерянным.

– О, это уж слишком. Не стоит все время торчать в отделе. Слушай, а ты не думал серьезно сойтись с кем-нибудь? Поверь, это здорово помогает.

– Меня больше не тянет на интимную близость. Есть вещи более скрытые, более глубокие. Знаешь, у меня за спиной шушукаются. Считают меня невыносимым. Ждут, когда нам откажут в финансировании. Уж тогда они вдоволь посмеются. Я ни с кем не дружу.

– Ерунда, Артур. Сержант Фортрайт сказала мне, что у тебя масса друзей, тебе помогают люди, которые ни с кем другим и говорить не будут. И даже близко не подойдут. – Он слышал, что Брайант консультировался с медиумом из Дептфорда Эдной Уэгстафф, чья квартира заставлена чучелами полосатых кошек. – Наоборот, судя по всему, ты дружишь с теми, кого многие обходят стороной.

– Ты сможешь адаптироваться к времени, Джон. А я двигаюсь в противоположном направлении. Когда мне было семь, я зачитывался Платоном и Аристотелем. В пятнадцать осилил «В поисках утраченного времени» на французском. Теоретическое образование – это беда. Конечно же, оно удерживало меня от отношений с прекрасным полом. Фортрайт – единственная женщина, с которой я чувствую себя легко, да и то потому, что скорее воспринимаю ее как мужчину.

– Наверное, тебе стоит попить что-нибудь тонизирующее, для нервов. – Положив широкие ладони на холодную поверхность пластика, Мэй разглядывал коричневое настольное покрытие.

– Чего я только ни перепробовал. Отделу поручают трудновыполнимые задания, а для чего? Для того, чтобы он оставался в сторонке. Проще свалить на сторону проблемные дела, чем объяснить министру внутренних дел, почему они не расследуются. Мы для государства – предохранительный клапан.

– Считаешь расследование убийства пустой тратой времени? – спросил Мэй. – Отнюдь, мы могли бы достичь больших успехов, если бы научились применять на практике твои идеи. Все эти твои связи с медиумами, ясновидцами, ведьмами, оккультистами… По-твоему, они на самом деле могут быть полезны?