Темный карнавал (сборник)

— Молчи. Больше ни слова. Принеси мне таблетку аспирина.

Лидди послушалась.

— Бабуля, пора вам с Томом прекратить эти глупости. Поиграли — и будет. Я ему сегодня мозги вправлю. Это уже не смешно. Мне думалось, если тебя не тревожить, ты перестанешь бредить каким-то львом. Но прошла целая неделя…

Бабуля не дослушала:

— По-твоему, мы еще увидим Краппа и Китти?

— Оголодают — и прибегут как миленькие, — ответила Лидди. — Ну, Том… Надо же было додуматься — клочки шерсти в «мусорганик» подбросить. Больше я такого не допущу.

— Не допустишь, Лидди? — Бабуля, как сомнамбула, плыла наверх, — Правда не допустишь?

Всю ночь напролет она строила планы. Дело зашло слишком далеко. Собака и кошка так и не вернулись, а Лидди только похохатывала и твердила, что еще рано. Бабуля согласно кивала. И она, и внучкин муж дошли до крайности. Может, разбить этого железного оглоеда? Но на его место молодые тотчас поставят такого же, а ее саму сообща отправят в психушку, если она не прекратит бредить. Нет, надо торопить события, надо брать дело в свои руки, надо играть на своем поле, по своим правилам. С чего же начать? Перво-наперво придется хитростью спровадить внучку. Чтобы наконец-то остаться с Томасом наедине. Сколько можно терпеть его ухмылки, прятаться за семью замками, есть всухомятку, ящерицей выскальзывать за дверь? Хватит. Она втянула носом полночную прохладу.

— Завтра, — решила она, — сам Бог велел устроить пикник.

— Бабуля! — позвала Лидци сквозь замочную скважину, — Мы уезжаем. Ты не надумала к нам присоединиться?

— Нет, дитя мое. Хорошего вам отдыха. Денек-то какой солнечный!

Погожее субботнее утро. В ранний час бабуля позвонила вниз и надоумила молодых отправиться в лес, захватив побольше сэндвичей с ветчиной и маринованными огурчиками. Том с готовностью согласился. Пикник! Что может быть лучше! Смеясь, он потирал руки.

— Счастливо оставаться, бабуля!

Затрещали плетеные корзины с провизией, хлопнула входная дверь — и автомобиль с рокотом покатил навстречу солнечному свету.

— Пора. — Бабуля вошла в гостиную. — Теперь дело за небольшим. Как пить дать, сейчас вернется. По голосу было ясно: слишком уж он радовался этой вылазке! Скоро будет тут — крадучись проскользнет в дверь.

Она схватила жесткий соломенный веник и прошлась по всем комнатам. Ей чудилось, будто прутья выметают обломки негнущейся единицы, очищая комнаты от Томаса Бартона. Крошки табака, аккуратно сложенные газеты, которые он читал по утрам за чашкой бразильского кофе, шерстинки из его безупречного твидового костюма, скрепки, прихваченные с работы, — все долой, все за порог! Можно было подумать, ей поручено подготовить сцену, чтобы расставить декорации. Немного повозившись, она подняла зеленые шторы, впустила в дом лето, и комната заиграла яркими красками. Однако здесь царила невыносимая тоска: на кухне больше не крутился пес, который прежде стучал когтями по половицам, словно по клавишам пишущей машинки; из комнаты в комнату не шествовала пушистая кошка, мягко ступая по коврам с розами; в золоченой клетке не хлопотала невольница-канарейка. Безмолвие нарушал только горячечный шорох — это дряхлое тело бабули подтачивала старость.

Посреди кухни у нее из рук выпал кувшинчик с маслом.

— Ай-ай-ай, что же я наделала! — рассмеялась бабуля. — Руки-крюки. Не ровен час, кто-нибудь поскользнется! — Но вместо того чтобы взять тряпку и насухо вытереть пол, она забилась в дальний угол.

— Все готово, — заявила она в пустоту.

Солнечные лучи падали ей на колени, где стояла миска, полная свежего гороха. Пальцы привычно нащупывали очередной стручок и вспарывали его кухонным ножом. Время шло. Тишину нарушал только холодильник, жужжавший за герметичными резиновыми уплотнителями. У бабули было с ним какое-то сходство: улыбаясь плотно сжатыми губами, она вскрывала зеленые створки.

Дверь кухни неслышно отворилась, чтобы тут же закрыться.

— Ой! — Бабуля выронила миску.

— Здорово, бабуля! — сказал Том.

Горошины, как лопнувшие бусы, рассыпались вокруг масляного пятна.

— Вернулся, — отметила бабуля.

— Вернулся, — подтвердил Том, — Лидди осталась в Глендейле. По магазинам ходит. А я наплел, будто кое-что нужное забыл. Обещал заехать за ней через часок.

Их глаза встретились.

— Слышь, бабуля, сдается мне, тебя ждет дальняя дорога, — произнес Том.

— Интересно. А почему не тебя? — сказала она.

— Да ведь ты, ни слова не сказав, взяла да укатила куда глаза глядят.

— На самом деле это ты второпях собрался — и был таков.

— Говорю же: ты.

— Нет, ты, — повторила она.

Внучкин муж сделал первый шаг в сторону масляного пятна.

От его тяжелой поступи скопившаяся в раковине вода задрожала и потекла в глотку «мусорганика», откуда послышалось влажное чмоканье.

Том не смотрел под ноги; его подошва заскользила по разлитому жиру.

— Том! — На лезвии ножа играл солнечный зайчик. — Тебе помочь?

Бросив шесть писем в ящик перед домом Бартонов, почтальон прислушался.

— Опять этот лев, — сказал он вслух. — А в доме кто-то бродит. И даже песни распевает.

Шаги слышались прямо за дверью. Чей-то голос выводил:

Ложки-плошки чистить рано, Пахнет кровушкой барана. Кости р-р-размелю в муку, Впрок лепешек напеку.

Дверь отворилась.

— Доброе утречко! — заулыбалась бабуля.

Львиный рык не умолкал.

Неприкаянные

Лизабет прекратила кричать, потому что утомилась. Шутка ли — безвылазно в такой клетушке. К тому же вибрация была жуткая, будто внутри громогласного колокола. В карцере гуляли дорожные вздохи и шепоты. Ее засунули в космическую ракету. Вдруг ей вспомнилось: взрыв, рывок, потом в холодном пространстве поплыла Луна, а Земля скрылась из виду. Лизабет повернулась к иллюминатору, круглому и голубому, как горный колодец, до краев наполненный зловещей, быстротечной жизнью, движением и огромными космическими монстрами, которые, перебирая огненными лапами, спешили к нежданному краху. Мимо пронесся метеоритный дождь, подмигивая обезумевшей морзянкой. Она протянула руку ему вслед.

Потом до ее слуха донеслись голоса. С шепотками и вздохами.

Неслышно подобравшись к запертой на засов железной двери, она стала украдкой подглядывать в маленькое окошко.

— Лизабет умолкла, — произнес усталый женский голос. Это была Хелен.

— Слава богу, — выдохнул мужской голос. — Я и сам свихнусь, пока мы доберемся до Тридцать шестого астероида.

Другой женский голос раздраженно спросил:

— По-твоему, из этого выйдет что-нибудь путное? Разве для Лизабет это лучший выход?

— Уж всяко ей там будет лучше, чем на Земле, — огрызнулся мужчина.

— Неплохо было бы спросить ее согласия на такой путь, Джон.

Джон чертыхнулся:

— Что толку спрашивать согласия умалишенной?

— Умалишенной? Зачем ты так говоришь?

— Она действительно лишилась ума, — сказал Джон. — Если уж выражаться попросту, без затей. У нас и в мыслях не было спрашивать, чего она хочет. Пришлось на нее надавить, вот и все.

Слушая их разговор, Лизабет впивалась побелевшими, дрожащими пальцами в обшивку своей клетушки. Голоса звучали будто в далеком безмятежном сне или в телефонной трубке, причем на чужом языке.