Темный мир

— Арле, — только и мог вымолвить я после затянувшейся паузы.

Черты феи разгладились; вопрос, готовый сорваться с ее губ, так и не был задан.

— Я беспокоилась, — сказала она с нежной улыбкой. — Они не причинили тебе вреда, Эдвард?

Обострившееся чувство опасности подсказало мне слова ответа.

— Нет, мы не успели добраться до Кэр Сапнира. Лесные жители подоспели вовремя и предотвратили жертвоприношение.

Арле приподняла полу моего разорванного в нескольких местах плаща, тонкие пальчики погладили шелковую ткань.

— Голубой плащ. — Голос девушки вновь понизился до шепота. — Именно в выкрашенные в этот цвет одеяния обряжают предназначенных в жертву. Боги этой ночью были на нашей стороне, Эдвард! От одного вида твоего плаща мое сердце сжимается от страха, не могу смотреть на него!

Глаза Арле сверкнули. Она сорвала с моих плеч плащ, разорвала его и бросила лоскутья в ручей.

— Больше ты не будешь охотиться один, — говорила она при этом. — Я ведь предупреждала тебя, что это опасно. Но ты усмехался в ответ. Готова биться об заклад, что ты смеялся, когда воины Совета окружили тебя со всех сторон. Разве я не права?

Я кивнул, не в силах произнести ни слова, — клокочущая внутри ярость подступила к гортани, душила меня. Итак, голубой цвет является цветом предназначенных в жертву?! Вот как?! Значит, мои подозрения зиждились не на песке?! Значит, направляемый столь усердно в Кэр Сапнир, я являлся ничем иным, как приношением, слепо бредущим навстречу собственной гибели?! Матолч, конечно, знал обо всем. Представляю, как мозг оборотня смаковал этот розыгрыш. Погруженная в свои думы, никогда не откидывающая своего капюшона, Эдейри, несомненно и она знала об участи, мне готовящейся.

А Медея? Уведомили ли ее?

Медея?!

Она осмелилась предать меня! Меня, Ганелона!

Открывающего врата! Избранника Ллура! Лорда Ганелона! Она посмела!

Черные молнии засверкали в моем мозгу. И тогда я решил: «Клянусь Ллуром, они заплатят за отступничество! Они будут лизать мои ступни, как шелудивые псы! И молить о пощаде!»

Ярость прорвала все шлюзы моего мозга, и от Эдварда Бонда остались лишь жалкие воспоминания. Им ли устоять под напором праведного гнева, охватившего все мое существо?! И они дрогнули, расползлись на отдельные несвязные куски, унеслись прочь подобно лоскутьям голубого плаща, избранного для жертвоприношения.

Я бешено водил глазами, окруженный облаченными в зеленые туники людьми. Как я очутился среди них? Как осмелились эти парии стоять в столь вольных и непринужденных позах? Кровь стучала в моих висках, все завертелось перед глазами. Стоит мне только совладать с собою, и я извлеку свое оружие и изрублю непокорных, подобно дровосеку, прокладывающему тропинку среди густого кустарника.

Но стоит ли торопиться?!

Во-первых, неоднократно клявшиеся друг другу в самых искренних чувствах члены Совета предали меня. Но почему, что послужило этому причиной? Они так непритворно радовались, когда вырвали меня из того мира, из чужой и неведомой Земли! Лесных жителей я смогу раскидать в любую минуту, стоит только захотеть, а сейчас необходимо обмозговать более важные проблемы. Ганелон всегда возвышался над остальными благодаря своей мудрости. Лесные жители понадобятся мне для осуществления лелеемой мести. И только потом…

Я напряг свою память. Какое неосторожное слово, какой мой проступок послужил причиной того, что члены Совета ополчились против меня. Могу поклясться, что в самом начале Медея не собиралась строить против меня козни, уж слишком рьяно изливала она свой восторг во время первой встречи. Матолч, как кажется, способен воздействовать на нее, но опять-таки, зачем это ему понадобилось? А может быть все это задумано Эдейри или же старой рухлядью Гэстом Райми?! Но, как бы там ни было, клянусь Золотым Окном, открывающимся в храме, очень скоро все они пожалеют о своем скоропалительном и подлом решении!

— Эдвард!

Нежный и переполненный тревогой голос Арле ворвался в мое сознание, опустил на грешную почву Темного Мира. Я попытался взять себя в руки, справиться с обуревавшими меня гневом и злобой. Я вгляделся в окаймленное нимбом золотистых волос бледное лицо, в зеленые, расширенные от испуга глаза. Я вспомнил.

Рядом с девушкой стоял незнакомец. Пристальный взгляд его холодных серых глаз без труда вернул меня к действительности. Он смотрел на меня так, как будто не сомневался, что перед ним член Совета лорд Ганелон. Я же и сейчас могу поручиться, что до той поры мне ни разу не доводилось встречаться с этим человеком.

Это был плотный крепыш невысокого роста, выглядевший молодо, несмотря на тронувшую бороду седину. Лицо его было покрыто таким сильным загаром, что цветом своим напоминало коричневую темную землю. Плотно прилегающее к телу зеленое одеяние было идеальным для бега среди живых деревьев, настроенных враждебно к лесным жителям. Оценив его мощный торс и хорошо развитую мускулатуру, я осознал, что даже в схватке со мною он может оказаться достойным соперником. И во взгляде, устремленном в мою сторону, и во всей его позе сквозила неприкрытая враждебность.

Белый шрам, пересекавший правую щеку и тонкие губы, уродовал лицо и, казалось, оно навечно застыло в иронично-хитрой улыбке. Серые глаза незнакомца по-прежнему оставались холодными.

И еще я успел заметить, как лесные жители отступили назад, окружая и не сводя глаз с нашей троицы, охваченной самыми противоречивыми чувствами.

Незнакомец молниеносным движением руки отодвинул Арле к себе за спину. Невооруженный резко подался вперед, значительно сократив разделявшее нас расстояние.

— Не надо, Ллорин! — громко вскрикнула фея. — Не трогай его!

— Это Ганелон! — угрюмо проронил тот, кого девушка назвала Ллорином. Стоило ему произнести вслух мое имя, как порожденный страхом и ненавистью гул многочисленных голосов пронесся над толпой. Множество рук потянулись к поясам, сотни извлеченных из кобур пистолетов сверкнули в лучах оранжевого солнца. Я успел заметить, как побледнело лицо Арле.

Но мне ли, лорду Ганелону, пасовать перед чернью?!

— Вы все ошибаетесь, — сказал я с грустью и потер лоб рукою. — Я — Эдвард Бонд. Я во власти отравы, которой напичкали меня члены Совета. Отрава действует до сих пор.

— Какая еще отрава?

— Не знаю, — ответил я небрежно Ллорину. — По всей видимости, ее всыпали в кубок вина, который мне вручила Медея. К тому же долгое пребывание в седле утомило меня.

Подкрепляя свои слова действием, я сделал несколько неуверенных шагов, в сторону валуна, прислонился к его влажной шероховатой поверхности и затряс головой как пьяный, пытающийся подобным образом добиться ясности мысли. И в то же время я держался настороже, готовый к любой неожиданности. Шум подозрения потихоньку стихал.