Темный Набег

Огненные потоки расползлись по черным закопченным стенам, облизывая камень, сжигая все, что на камне. И снова упыри сыпались вниз. Горящими, вопящими комьями сыпались.

Целые водопады лавы обрушились на головы тех, кто не успел отступить, отшатнуться, отпрянуть. А успели немногие, ибо внизу, в тесноте и давке не было места и не было спасения для нечисти.

Под стенами разливалось и пылало. Под стенами ярилось пламя, растекались огненные лужи и целые озера с запрудами из мертвых тварей – дымящихся, горящих. Лежавших плотно, густо…

Путь огню ко рву, наполненному дровами, надежно перекрывала крутобокая насыпь. Но между валом и мощным крепостным фундаментом образовалось широкое русло, по которому пробивало и прожигало себе дорогу жидкое пламя, стремившееся охватить стены огненным кольцом.

В розливах и потеках греческого огня бились и орали темные твари, сгоравшие заживо. Занимались сброшенные ранее осиновые бревна. Потрескивали сучья, капельки расплавленного серебра стекали с кончиков железных гвоздей, раскалялись и шипели сами гвозди, перемазанные черной кровью.

Увы, пылающие, подобно гигантским светильникам, чаны быстро опустели. Горючей смеси вниз было излито слишком мало. А упыриной плоти на ее пути оказалось слишком много. Пламя не опоясало замок, а лишь часто запятнало яркими всполохами и дымным чадом стены и подножие крепости.

Однако меж горящими полосами на стенах и огненными лужами под стенами, оставались проходы. Там же, где проходов не было вовсе, кровопийцы прыгали по дымящимся трупам. И с трупов – на стены. И вновь – карабкались вверх.

А через заваленный убитыми частокол, а через забросанный дровами ров все подходила и подходила подмога. Перекрыть бы этот путь! Ведь можно же!

– Ров! – не выдержав, крикнул Всеволод. – Ров не загорелся!

– Вижу, – спокойно согласился Бернгард. – Не загорелся – и хорошо.

– Хо-ро-шо?! Его ж поджечь – самое время?

– Не время еще, – ответил тевтон. – Рано. Покуда нахтцереры внизу, а мы наверху – рано.

Всеволод зло сплюнул:

– А поздно не будет?

– Русич, быть может, ты и хороший воин, – сухо заметил тевтон, – но тебе не приходилось оборонять крепость от темного воинства ночи напролет.

– Напролет – не приходилось, – выцедил Всеволод сквозь зубы.

Но и в Сибиу-Германштадте, вообще-то, им тоже было жарковато.

– Тогда, будь любезен, позволь мне самому приказывать в своем замке.

Бернгард отвернулся от него.

Всеволод сжал покрепче рукояти мечей. А что еще остается делать? Ну да, только вот тискать оружие.

Магистр тем временем отдавал очередную команду:

– Сарацинский порошок! Зажигай! Кидай!

В сплошную массу кровопийц сверху полетели щетинившиеся серебрёными иглами глиняные шары с огоньками на коротких фитилях и железные гладкобокие сосуды, тоже покрытые тонким слоем белого металла, так нелюбимого нечистью.

Кнехты, стоявшие поблизости, метнули под ворота с полдесятка таких снарядов. И тут же опасливо отскочили от бойниц. Всеволод отпрянуть не успел. Сразу – нет. Успел увидеть и услышать вблизи то, что уже видел и слышал на расстоянии выстрела из порока. Вблизи это оказалось куда как более впечатляющим. А ведь ручные снаряды, набитые сарацинским зельем, были не в пример меньше катапультных ядер.

Внизу полыхнула вспышка. Внизу оглушительно грохнуло.

Раз.

Другой…

Словно небесный гром и огненные молнии били в основание внешней стены.

Третий. Четвертый…

Выше заборала взлетели искры, дым, мелкие кусочки рваного металла, большие куски драной упыриной плоти, брызги черной крови.

Пятый…

Разрывные снаряды с громовым порошком и серебром разносили в клочья тех, кто оказывался поблизости. И осыпали убийственным дождем осколков тех, кто находился дальше. И сшибали со стен тех, кто карабкался по каменной кладке вверх.

Однако вспышки-взрывы не смогли смести всех. Слишком много тварей толпилось внизу. Осколки попросту застревали в плотных рядах белесой плоти. Осколки нещадно косили кровопийц и все же были не в силах разбить и развалить прущую к замку живую волну.

Рваные прорехи в воющей толпе упырей заполнялись быстро. Почти мгновенно. А глиняные и железные снаряды кончились.

Кто-то бросил со стены запаленную деревянную, в железных кольцах, трубку, набитую сарацинским порошком вперемешку с мелкими кусочками серебра и серебряными же опилками.

Потом полетела еще одна. И еще.

Фитили сгорели быстро. Трубки со свистом и шипением завертелись, заметались меж валом и стеной, под ногами темных тварей. Плюясь огнем, дымом, искрами, серебром, валя упырей десятками.

Но место павших тут же занимали живые. Безжалостно топтавшие павших. Рвущиеся к стене, на стену, за стену.

И под грудами трупов уже не видать излитого из котлов греческого огня. Жидкое пламя – завалено, задавлено. И лишь густой едкий дым, поднимающийся снизу, свидетельствует о том, что незримый огонь еще горит, тлеет, жжет плоть темного обиталища. Однако огонь этот больше не был непреодолимой преградой.

А на приступ шла очередная волна. И вновь внизу толпилось, выло, вцарапывалось и вгрызалось в камень воинство иного мира. И вновь закопченные стены темного базальта побелели от облепивших их упырей.

– Вода! – рявкнул Бернгард.

Вода? После огня? – не сразу понял Всеволод.

– Серебряная вода!

Ах, вот в чем дело! Пришло время раствора адского камня. Lapis internalis…

– Ле-е-ей! Кидай!

Лили… Кидали…

Из открытых глиняных горшков кнехты уже плескали за заборало прозрачную жидкость. Летели вниз и небольшие закупоренные кувшины целиком. Разбивались о безволосые, покрытые безобразными наростами головы тварей, о стены, о землю.

И – брызги. Во все стороны.

Щедрая капель оросила напирающую толпу. И толпа отозвалась диким многоголосым воплем. Всеволод видел – было от чего вопить.

Под дождем из растворенного серебра упыри мгновенно покрывались жуткими глубокими язвами. Раствор адского камня буквально прожигал кровопийц насквозь. Без огня – жег! Бледная плоть дымилась. Черная кровь шипела, бурлила, вскипала, исходя зловонным паром. Каждая капля раствора, разъедала белесую кожу до мяса, до костей, до потрохов. А капель было – тьма. Это был краткий, но губительный для темных тварей ливень.