Тёмный Принц

Было бы только лучше, подумала Дерая, если бы я умерла в том море. Однако Тамис спасла ее и стала содержать в Храме как пленницу, наполняя ее голову ложью и полуправдой.

И для чего?

Парменион убил всех предполагаемых отцов, кроме одного. Самого себя.

— Я не буду тосковать об этой жизни, — сказала она вслух.

Она вздрогнула, ибо страх тронул ее душу. Подняв взор своего духа, она увидела образ Филиппоса, витающий в воздухе над лагерем, его золотой глаз взирал на нее и проникал в ее мысли. Наполнив сознание воспоминаниями о прошлом, она отрезала все свои страхи в настоящем, но сила Глаза нашептывала в ее сознании, словно холодный, холодный ветер.

Она услышала отдаленные шаги крадущихся по зарослям мужчин, и страх ее возрос. Она облизнула губы, но на языке пересохло. Ее сердце забилось как кузнечный молот.

И тут она почувствовала ликование Филиппоса, когда он перевел взор на спящего ребенка. Дераю обуял гнев, едва она позволила заклятию пасть, наслаждаясь шоком и разочарованием Царя, когда тела исчезли.

Поднявшись над собственным телом, она взглянула Филиппосу в лицо. — Они от тебя ускользнули, — сказала она.

Мгновение он молчал, затем улыбка тронула его привлекательное, бородатое лицо. — Ты была умна, ведьма. Но никто не ускользает от меня надолго. Кто ты такая?

— Твой враг, — ответила она.

— О человеке судят по силе его врагов, Дерая. Где мальчишка?

Золотой глаз засиял, но Дерая поспешила укрыться в своем теле, схватила рукой золотой камень и закрыла свои мысли щитом.

— Надеюсь, ты получишь хоть какое-то наслаждение от последних часов своей жизни, — раздался голос Царя. — Мои люди уж точно получат, это я знаю.

Солдаты вышли из зарослей и окружили поляну. Дерая встала — и стала ждать смерти, с поразительно спокойным разумом.

Двое мужчин подбежали, чтобы схватить ее за руки, а третий встал перед ней. — Где они? — спросил он, сжав ей горло своей правой рукой, впиваясь пальцами в щеки.

— Там, где ты не найдешь, — ответила она с ледяным холодом. Отпустив ее подбородок, он со всей силы ударил ее открытой ладонью, разбив губу.

— Думаю, у тебя хватит ума всё мне рассказать, — предостерег он.

— Мне нечего тебе сказать.

Он медленно достал кинжал. — Ты расскажешь мне всё, что я захочу узнать, — заверил он ее, и голос его понизился, а лицо раскраснелось. — Не сейчас — так немного погодя. — Его пальцы вцепились в бретельку ее туники, кинжал рассек ткань, которая соскользнула вниз, обнажая ее груди и живот. Спрятав кинжал, он приблизился, его рука заскользила по ее коже, проникая пальцами ей между ног.

Она почувствовала, как все эмоции тонут в поднявшейся волне похоти окруживших ее мужчин, затем солдат прошептал ей в ухо грязное ругательство.

Всю свою взрослую жизнь Дерая посвятила пути Истока, с холодной уверенностью понимая, что скорее погибнет, чем станет убивать. Но в тот миг, когда он заговорил, всё усвоенное улетучилось вместе с годами служения и самопожертвования. Осталась только девушка из Спарты — и в ней текла кровь народа воителей.

Она подняла голову, встретившись глазами с его взглядом. — Умри, — шепнула она. Его глаза округлились. Камень в ее руке потеплел. Мужчина вдруг подавился и упал на спину с кровью, текущей из глаз, ушей, носа и рта.

— Она ведьма! — вскричал кто-то, когда безжизненное тело офицера упало наземь. Державшие ее солдаты усилили хватку, но она подняла свои руки — превратив их в кобр, шипящих и распускающих капюшоны. Солдаты отпрянули от нее. Припав на колено, она устремила змей на них. Молния вылетела из змеиных ртов, сбивая людей с ног.

Дерая поднялась опять, едва остальные солдаты выхватили оружие и ринулись к ней. Вспышка бриллиантового света рассекла поляну, ослепив воинов, вынудив их споткнуться и упасть.

В образовавшейся неразберихе Дерая ушла из лагеря в лес.

***

Дерая бесшумно продвигалась на юг, плотно запахнув плащ поверх голой груди. Деревья здесь росли реже, звезды над ними светили ярко, и она пустилась бегом, следуя по тропе, петлявшей вниз к темному ручью, который бежал по черным камням.

В отдалении ей слышались крики солдат, но она знала, что теперь ее не поймают. Они блуждали во тьме, не имея понятия о том, какое направление она избрала.

При свете дня всё было бы иначе, ведь тогда они могли бы выслать Пожирателей, парящих под кронами деревьев, чтобы охотиться при свете дня. Но сейчас была ночь — и эта ночь принадлежала ей! Она подстерегла врагов, одурачила их и убила по меньшей мере одного. Дикая радость охватила ее, наполнив тело силой, в то время как она бежала по лесу.

Вдруг она побледнела и перешла на шаг.

Я убила человека!

Радость исчезла, сменившись гнетущим чувством ужаса. Чем ты стала теперь?спросила она себя.

Ее взгляд обратился к молчаливым деревьям, и дух ее содрогнулся от мрачности леса. Это зловещее место коснулось ее, исказив все ее убеждения, сведя на нет все годы послушничества.

Упав на колени, Дерая взмолилась о прощении, обращая мысли вверх, к небосводу и далее. Но она услышала лишь эхо необъятной пустоты, скорее всего глухой и наверняка безответной. Она поспешно встала и продолжила путь на юг, дав себе одно-единственное обещание, которое поклялась соблюдать всю оставшуюся жизнь. Она никогда больше не совершит убийства.

Никогда.

***

На утро третьего дня после того, как они покинули жрицу, Парменион проснулся и увидел Горгона, сидящего на коленях над силуэтом спящего Бронта. Минотавр не шевелился, и ладонь Горгона мягко покоилась на груди создания. Сердце Пармениона затрепетало. Два последних дня минотавр ковылял молча, его глаза налились кровью, в них читалось страдание, руки и ноги были словно налиты свинцом.

— Ты справишься, — говорил ему Парменион прошлым вечером. Но Бронт не отвечал, его бычья голова клонилась вперед, а взгляд был прикован к земле под ногами. Отряд рано остановился на привал, ибо Бронт уже не мог держать темп с остальными. И вот Парменион встал и подошел к Горгону.

— Он мертв? — задал он вопрос.

— Скоро умрет, — ответил Горгон. Парменион опустился на колени рядом с минотавром. Из обеих ноздрей у того струилась кровь, и он едва дышал.

— Что мы можем сделать? — спросил Спартанец.

— Ничего, — буркнул Горгон.

— Как скоро мы выйдем из леса?

— И через день не успеем.

— В любом направлении? — изумился Парменион.

Горгон покачал головой. — Нет. Мы могли бы пойти строго на восток; тогда мы бы оказались у кромки леса, но где-то в дневном переходе от моря. Это Этолийское царство — вблизи расположен город Калидон. Но Царь Этолии — вассал Филиппоса, и у него в Калидоне гарнизон из более трехсот человек. Они будут следить за лесом.

— Сможешь понести Бронта?

Змеи на голове Горгона зашевелились, он ухватил пальцами плащ Пармениона и притянул Спартанца к себе. — Ты обезумел? Я пожертвовал царством ради этого твоего похода. Многие из моего собственного народа обратились против меня. И всё во имя чего? Для того, чтобы я довел Золотое Дитя до Гигантовых Врат. И теперь ты хочешь рискнуть всем ради вот этого? — он указал на умирающего минотавра.

— Нет. Всем я рисковать не стану. Однако люди, следящие за лесом, могут быть где угодно. И есть еще кое-что, Горгон, — тихо проговорил Парменион. — Есть дружба. В этом походе Бронт рисковал своей жизнью, спасая по дороге мою. У меня остался долг перед ним — а я всегда отдаю долги.