Темный разум

«Я — капюшонник».

Да, капюшонники являлись биомеханическим оружием, но она никогда серьезно не задумывалась о том, что именно это означает. Ну, они устойчивы к энергетическому оружию — а дальше? Где тактический разум, где мыслительные процессы, где настоящее вооружение и все остальное, подразумеваемое под словами «биомеханическое оружие»? Ей вдруг пришло в голову, что капюшонники Масады ментально деградировали, как и уткотрепы — потомки самих эшетеров. Так что же это? Что с ней происходит?

«Пенни Роял».

Что сказал ИИ во время их последней встречи, когда он инициировал ее дальнейшие изменения?

«Теперь я знаю исходную форму».

Возбуждение Изабель возросло — она наконец осознала, какой потенциал заложен в ней. Раньше она превращалась в одного из капюшонников Масады — а они были животными, безмозглыми тенями прежних биомехов. Вмешательство же Пенни Рояла означало, что она обретает исходную форму капюшонника. Государство владело информацией, и новые догадки о капюшонниках Масады держались в секрете. Но на планете произошло кое–что важное. Автомат Чужих едва не уничтожил Пенни Рояла, а Амистад воскресил ИИ. Ту машину тоже разрушили, и сделал это капюшонник — легендарный альбинос, которому, по слухам, миллион лет. И зовут его Техником.

«Теперь я стану еще могущественнее».

Изабель дернула капюшоном, посылая инструкции стоящему рядом голему. Тот немедленно выбросился в вакуум; скелетоподобный снаряд устремился прямиком к «Глории». Сама она направилась к «Калигуле» по точно — и инстинктивно — выверенной траектории. «На лету» немного хотелось помахать конечностями, но она удержалась, сочтя порыв смехотворным. Бледно–розовый огонь трепетал вокруг, она чувствовала, как внедряется в мягкую глину вакуума, отталкиваясь от квантовой пены Вселенной, ускоряющей ее движение к цели.

— Изабель! Изабель!

Это Морган пытался связаться с ней. Она была ракетой, непознаваемые потоки энергий омывали ее, и автоматическая защитная система «Калигулы» тут же встрепенулась. Изабель ощутила секундную досаду, зная, что придется тянуться и отрубать защиту, но обычные методы она применить не успела — какая–то иная ее часть среагировала первой. Защита отключилась. В сознании развернулась потенциальная схема огня, не имеющая никакого отношения к государственному оружию, которым она оснастилась. Она видела индукционную волну: эта волна вызвала бы скачок напряжения в реакторе «Калигулы». Видела последующую складку субпространства, аккуратную, как оригами, вынуждающую включиться разбалансированный У-пространственный двигатель. Потом, подпитываемый энергией выброса, «Калигула» сминается, деформируется…

«Нет!»

Изабель отдернула то, иное, растерялась и обнаружила, что просто падает, а все, что случилось прежде, кажется мимолетной фантазией. Сейчас ее разум мог расставить ярлыки на всех видах использованной ею энергии и действиях, которые она совершила или намеревалась совершить. Но всего секунду назад это были не мысли, а чувства — и то, что проистекало из них, выглядело столь же простым и бессознательным, как ходьба, бег, дыхание… или биение сердца. А теперь все исчезло. Изабель ударилась о корпус «Калигулы», ее отбросило в сторону — на обшивке осталась заметная вмятина. Ужас обуревал ее. Это было хуже, чем ее стремление убивать, рвать, жрать. Она, практически не осознавая своим умом, что делает, едва не уничтожила один из собственных кораблей.

Изабель, корчась в вакууме, не в состоянии ухватиться за что–нибудь, что привело бы ее назад к кораблю, признала наконец поражение и воспользовалась турбинами скафандра. Медленно восстанавливая контроль, она при помощи банальных хайманских функций проникла в корабельные системы, открыла люк трюма и ввалилась внутрь, оказавшись на работающей гравиплатформе, почти не обратив внимания на громоздящиеся повсюду ящики с оружием. Трюм наполнялся воздухом, и тут она заметила, что скафандр разорван — но, в отличие от прошлого раза, когда она оказалась в вакууме, неприятных ощущений не возникло. Изабель сердито стащила нелепую одежку и отшвырнула ее. Возможно, она сваляла дурака, но сейчас Изабель была уверена, что в будущем ей не потребуется такая примитивная защита.

— Изабель!

Морган первым ворвался в переборочную дверь, за ним — четверо вооруженных тяжеловесов; двоих она смутно припоминала. Она качнулась к ним и заметила, что охранники инстинктивно потянулись к пистолетам.

— Ты изменилась, — заметил Морган.

О чем это он? Он же уже видел ее преображенной. Изабель потянулась через «форс» к камерам, чтобы взглянуть со стороны на новую Изабель. А вот тут уже никаких фантазий — что–то определенно произошло, какая–то глубокая перемена. Она видела — без расчетов, — что вытянулась в длину до пятнадцати футов, сократившись при этом в обхвате. Панцирь обрел благородный оттенок слоновой кости, а глаза сияли, как драгоценные камни, лимонно–желтым.

«Я прекрасна», — подумала Изабель.

А еще она была жутко голодна. Люди, похоже, поняли это одновременно с ней на каком–то инстинктивном уровне, поскольку начали суетливо пятиться — все, даже Морган.

«Нет… контроль».

Голем уже прибыл на «Глорию» и расположился в рубке, а «Настурция» оставалась под ее ментальным контролем. Нужно отправляться, немедленно, но голод не отступал, а Изабель обнаружила, что медленно приближается к Моргану и другим.

«Нет… стой».

Она проверила грузовую накладную «Глории», подтверждающую, что на борту по–прежнему находятся восемьдесят шесть безмозглых человеческих существ с прадорскими рабоделами, внедренными в их пустые черепа. Изабель переслала инструкции, и, когда капитан, усомнившись, переспросил, действительно ли должен отправить часть груза на «Калигулу», стоящий рядом голем опустил руку на плечо человека и произнес:

— Щелк да щелк.

Этого оказалось достаточно. Капитан подчинился.

Блайт

Блайт никогда не чувствовал ничего подобного. «Роза» содрогнулась, и тошнотворный извив скрутил ее по всей длине. Блайта тоже пробрало, казалось, его пытаются вывернуть наизнанку. Он скатился с кровати и осознал, что парит над полом, всего лишь за микросекунду до того, как гравипластины включились снова и он шлепнулся на них.

— Дерьмо, — выдохнул он, почти смирившись.

Кто там на вахте? Брондогоган и Икбал, хотя и остальные скоро наверняка явятся в рубку. Он поднялся на ноги, пошатнулся, все еще ощущая странные колебания пластин под ногами, шагнул к двери каюты и вышел наружу. Чонт и Хабер опередили его, Мартина и Грир рысили по коридору сзади.

— Какого черта это было? — осведомилась Грир.

— Не знаю, — пожал плечами Блайт.

— Мы вышли из У-пространства, — сказала Мартина.

Капитан кивнул и двинулся следом за Чонтом и Хабер, только теперь сообразив, что Мартина права. Ничего не жужжало; мерный гул У-пространственного двигателя стих, напряжение исчезло.

— Там что–то большое, черное и мерзкое, — заявил Бронд, когда Блайт, добравшись до рубки, рухнул в свое кресло. — Называется «Гаррота Микелетто», это какой–то современный государственный ударный корабль.

— Как он вышиб нас в реал? — Блайт рассматривал заполнивший экран ужасающий черный конус чужого судна.

— Это не он, — сказал Икбал. — Это что–то другое, оно вон там, на том астероиде подозрительно правильной формы. Похоже, мы наскочили на ПИП, потому что входной барьер У-пространства недавно простирался до этого места. — Икбал оторвался от своих приборов. — Сейчас мы окружены современными осколочными ракетами, которые способны совершить У-прыжок в любой момент. Они также могут выследить нас в У-пространстве — если мы, конечно, переживем воздействие ПИПа.