Тёмный ручей
Шрифт:
Но я не говорю этого маме.
Коннор немного оживляется, когда осознаёт, что вместо того, чтобы неделями торчать у бабушки, нам предстоит жить у Хавьера Эспарцы, который на свой лад потрясающе крут. Когда он рядом, мне как-то спокойнее; я не сомневаюсь, что он сможет защитить нас. Коннору нужна мужская рука. Он сдружился с Сэмом Кейдом, но я знаю, что у Сэма своя битва. Он отправится на охоту вместе с нашей мамой, в этом нет сомнений.
Итак, мы будем жить в хижине мистера Эспарцы, которую он иногда делит с полицейским офицером Кецией Клермонт. Она тоже по-своему крутая. Они совершенно точно спят друг с другом, хотя, наверное, нам не положено этого знать. Но Кеция мне нравится. К тому же это значит, что мы будем под двойной защитой. Я знаю, что
Сборы проходят быстро. За столько лет в бегах мы с Коннором стали настоящими профи в том, чтобы за пару минут покидать все вещи в сумки и быть готовыми выехать. На самом деле Коннору даже не приходится этим заниматься. Он уже собрал свои вещи, пока я еще спала. Мы соревнуемся в этом, ведя подсчет баллов, и сейчас брат молча указывает на свою сумку, давая мне понять, что выиграл. Опять. Он уже уткнулся в книгу – это его способ отгородиться от любых попыток завязать с ним разговор. К тому же он любит читать.
Жаль, что я не разделяю это увлечение. В очередной раз обещаю себе одолжить у него несколько книжек.
Мы садимся в машину и вливаемся в поток транспорта на затянутом туманом шоссе полчаса спустя с того момента, как мама поставила пончики на стол.
Я в основном дремлю, надев наушники, чтобы заглушить тягостное молчание. Мама и Сэм не говорят ни слова, Коннор переворачивает страницу за страницей. Я развлекаюсь тем, что составляю новый плей-лист: «Песни для обзывательств и надирания задницы». Это скучная поездка, и пульсирующий ритм вызывает у меня желание выйти на пробежку. Быть может, мистер Эспарца позволит мне бегать, когда мы поселимся в его доме, хотя лично я в этом сомневаюсь: мы окажемся под домашним арестом, скрываясь от всех шпионов в округе – не только от отца и его приятелей в реальном мире, но и от всех воодушевившихся интернет-троллей [2] . Один случайный снимок – и кто-нибудь снова выложит мою фотку в «Реддит» или на «4chan», и тогда все станет очень плохо – и очень быстро.
2
Троллинг – форма социальной провокации или издевательства в сетевом общении, использующаяся как персонифицированными участниками, заинтересованными в большей узнаваемости, публичности, эпатаже, так и анонимными пользователями без возможности их идентификации.
Так что, скорее всего, пробежки мне не светят.
Мы едем пару часов, потом останавливаемся возле большого торгового центра, где Сэм покупает четыре новых сменных телефона. Я на некоторое время оживляюсь, обнаружив, что ему пришлось купить настоящие смартфоны, пусть даже мне непривычно с ними обращаться, такие они громоздкие. Но телефонов-раскладушек в продаже не было. Смартфоны самые обычные, черные, без каких-либо отличительных черт. Мы распаковываем их в машине и сообщаем друг другу наши новые номера. Мы давно уже привыкли к этому. Мама хотела бы купить нам с Коннором телефоны разного цвета, просто для того, чтобы мы их не перепутали, но Сэм не подумал об этом: все четыре смартфона совершенно одинаковые. Мама конфискует наши с Коннором смартфоны и проделывает обычные манипуляции, отключая все интернет-функции и блокируя как можно больше приложений. Потом отдает смартфоны обратно. Всё как обычно. Она никогда не хотела, чтобы мы увидели весь тот поток грязи, который льется на папу и на нас.
Я кладу телефон в карман, втыкаю наушники в свой «Айпод» и врубаю музыку. И, уже слушая «Флоренс + Зе Мэшин», осознаю, что Сэм не включил двигатель. Он достает из кармана листок бумаги, вводит записанный на листке номер в свой смартфон и звонит.
Я вынимаю наушники из ушей и ставлю песню на паузу, чтобы слышать, о чем он говорит.
– Да, здравствуйте. Можно агента Люстига? – Несколько секунд Сэм молчит,
выслушивая ответ. – Хорошо. Могу я оставить для него сообщение? Передайте ему, чтобы позвонил Сэму Кейду. Он знает это имя. Вот мой номер… – Зачитывает цифры с коробки. – Попросите его перезвонить, как только будет возможность. Он знает, зачем это нужно. Спасибо.Завершив звонок, Сэм заводит машину, мы выезжаем на дорогу и катим дальше. Я понимаю, что он не намерен что-либо объяснять нам, поэтому беру инициативу на себя.
– Кто такой агент Люстиг?
– Мой друг, – отвечает Сэм. Он честен с нами или, по крайней мере, настолько честен, насколько считает возможным. Это мне в нем и нравится.
– А зачем тебе разговаривать с ФБР?
– Потому что они выслеживают вашего отца, – говорит он. – И к тому же нам нужно кое-что выяснить об «Авессаломе». Я надеюсь, что у ФБР может оказаться больше сведений.
Я знаю про «Авессалома». Нахмурившись, спрашиваю:
– Почему?
– Потому что «Авессалом» мог послать за нами еще кого-нибудь, помимо Грэма, – объясняет он, предварительно взглянув на маму, чтобы убедиться, что можно рассказать мне об этом. – И этот «кто-то» мог выследить нас вплоть до того мотеля. Вот почему мы приобрели новые телефоны.
Мама наконец-то вступает в разговор:
– «Авессалом» может быть не одним человеком, а целой группой. Если так, то они, возможно, помогают вашему отцу скрываться и одновременно выслеживают нас для него.
– Если есть такая опасность, почему вы везете нас обратно в Нортон? Почему мы не можем просто остаться с вами? – спрашивает Коннор. Он опускает книгу, но закладывает пальцем страницу, которую читал.
– Ты серьезно? – Мама пытается изобразить удивление, однако голос ее звучит просто мрачно. – Ты же в курсе: я ни за что не захочу везти вас туда, где будет опасно. Моя задача обратная – держать вас подальше от опасности. И кроме того, вам и так уже пришлось достаточно трудно. Вам обоим нужно побыть в безопасном месте и отдохнуть.
«А тебе – нет?» – думаю я, но не говорю этого вслух, вопреки обыкновению. Вместо этого заявляю:
– Ты же понимаешь, что тебе не нужно отправляться за ним. На него охотятся все копы, и ФБР тоже. Почему бы тебе просто не остаться с нами?
Мама некоторое время молчит, подыскивая ответ, и я гадаю: знает ли она сама, зачем ей это?
– Солнышко, я знаю вашего отца, – говорит она. – Если я окажусь на виду, он может совершить какой-нибудь промах и выйти из укрытия, чтобы отправиться за мной. И это будет значить, что его поймают быстрее, и тогда пострадает меньше людей. Но я не смогу пойти на такой риск, если вы будете вместе со мной. Понимаешь?
Сэм снова не говорит ни слова. Я смотрю на его руки, лежащие на рулевом колесе. Он хорошо умеет скрывать свои мысли и чувства – но не идеально, потому что я вижу, что костяшки его пальцев слегка побелели.
– Да, – тихо произношу я. – Понятно. Ты – приманка. – Верчу в пальцах свой «Айпод», но не надеваю наушники. – Ты собираешься убить его? – Я не знаю, какой ответ хочу услышать.
– Нет, милая, – возражает мама. Но я не слышу в ее словах убежденности. Я знаю, что Сэм хочет всадить пулю в голову моему отцу. Может быть, даже не одну. И я понимаю это желание. Понимаю, что мой отец – монстр, которого следует убить.
Но он также и папа, живущий в моей памяти. Сильный, добрый человек, укладывавший меня спать и целовавший на ночь в лоб. Мужчина, который, смеясь, кружил меня в воздухе под ярким летним солнцем. Папочка, целовавший мой ушибленный пальчик, отчего мне становилось легче. Любящий великан, поднимавший меня с того мягкого плетеного коврика и обнимавший теплыми сильными руками…
Отвожу взгляд и смотрю в окно. Я не собираюсь спорить с ними. Когда думаю о моем отце – одновременно монстре и добром папе, – у меня перехватывает дыхание, к горлу подкатывает тошнота, и я не знаю, что должна чувствовать. Нет, это ложь: я знаю, что должна ненавидеть его. Мама ненавидит. Сэм ненавидит. Все ненавидят его, и они правы.