Тёмный рыцарь
Шрифт:
Выслушав отчет о путешествии, Великий магистр отпустил их, приказал занять вот эту палатку и готовиться к следующему штурму. С тех пор минуло пять дней. Распространились слухи, что вот-вот начнется решительный приступ. Де Пейну, Майелю и Парменио приказали действовать в составе передового отряда, когда пробьет девятый час [63] и начнет спадать дневная жара. Де Пейн развязал висевшую на шее ладанку и вытащил клочок пергамента, переданный ему Низамом. Рассмотрел аккуратно начертанные цифры: послание было зашифровано, и проникнуть в его тайну Эдмунд не смог — во всяком случае, пока. Он смахнул со щеки капли пота, едва сдерживая гнев, вспыхнувший было из-за того, что какой-то грязный и растрепанный паж заорал на щенка, с которым Эдмунд успел подружиться. Спрятав на прежнее место клочок пергамента, он уставился на беспрестанно колеблющуюся желтую дымку, ощущая, как сосет под ложечкой от нарастающего возбуждения. Вот уже неделю он в лагере, а волнение не проходит. Эдмунд успел смириться с тем, что уютный мирок, в котором он пребывал, мирок положенных, расписанных по часам молитв, прерываемых исполнением рыцарского долга, неумолимо расползается по швам, как пропитавшийся водой гобелен. Надо бы расспросить Тремеле — вот только как? К кому обратиться за помощью? По прибытии в лагерь он услыхал о внезапной кончине Трассела. Знаменитый герой подхватил лихорадку и
63
В монашеских орденах часы отсчитывались от первой в этот день молитвы, которая совершалась согласно орденскому уставу: где в 3 часа утра (по современному счету времени), а где и в 6–7 часов.
Таким образом, завершение 9-го часа, скорее всего, приходится на 15:00 или 16:00.
— Пора!
Де Пейн поднял взгляд, заслоняясь рукой от солнца. Парменио и Майель стояли рядом, возвышаясь над ним.
— Пора! — Майель хлопнул его по плечу.
Де Пейн нырнул вслед за ними в темноту палатки. Надел свой хауберк и кольчужные шоссы, [64] перебросил через плечо перевязь с мечом, водрузил на голову сужающийся кверху шлем, подхватил щит в форме сокола. Прополоскал рот глотком воды, дожидаясь Майеля и Парменио. Когда и они были готовы, прочитал вполголоса охранительную молитву, и все трое вышли из палатки и зашагали через лагерь.
64
Нечто вроде чулок из стальных колечек, прикрывавших ноги рыцаря от ступни до колена.
Предвечерняя дымка становилась гуще. Миновали огромную повозку, чей передок был задран к небу: оглобли послужили походной виселицей, на которой казнили двух пойманных сегодня утром воров. Запах разлагающихся трупов уже привлек лагерных псов, их отгонял взмахами дубинки беззубый подслеповатый старик, сидевший на перевернутой корзине. По другую сторону повозки монах-бенедиктинец в черной рясе, устроившись прямо на земле, выслушивал исповеди. Мимо прошли, перекрикиваясь и распевая песни, несколько продажных девок в своих бесстыжих нарядах. Густой запах навоза перемешивался с тошнотворным запахом многих тысяч немытых человеческих тел и ароматами варева, доносившимися от походных костров. Три рыцаря стороной обошли пышущие жаром оружейные и кузнечные мастерские, глядя себе под ноги, чтобы не наступить на кучи отбросов и валявшееся повсюду снаряжение. Де Пейну показалось, что он спит и видит сон, полный кошмарных и нелепых видений: вот мужчина и женщина с криками и стонами совокупляются под навесом палатки; вот проповедник распевает псалмы, взобравшись на разбитое корыто; вот торговцы священными реликвиями предлагают каждому купить образок, верное средство защиты в сражении, а мимо всего этого неспешно проезжают знатные господа на покрытых богатыми чепраками боевых скакунах, держа на согнутой руке охотничьих соколов, а рядом с конями бегут, заливаясь лаем, борзые. Нереальный мир — искаженный, окутанный пыльной завесой.
С де Пейна уже в три ручья лил пот. Тяжело давила на плечо перевязь с мечом. Идущие рядом Майель и Парменио оживленно беседовали. Они и его окликали, но он сделал вид, что не слышит. К переднему краю лагеря шагали и другие воины в полном боевом снаряжении, взбирались на невысокий вал, увенчанный заостренными кольями, на большинстве из коих красовались головы казненных пленников. Де Пейн постарался не обращать внимания на пересохшие горло и губы. Он пробирался по тропке между кольями туда, где выстроились в ожидании сигнала к общему штурму баллисты, катапульты, тараны и осадные башни. Эдмунд на минутку задержался и взглянул на эти устрашающие военные орудия, вокруг которых суетились обслуживающие их воины — смазывали оси, натягивали канаты, складывали в ближние повозки горшки с горящими углями, большие камни, связки сухого тростника и груды ветоши, пропитанной смолой, — оставалось лишь поджечь. Рядом на земле растянули бычьи шкуры, снятые с осадных башен; их пропитывали уксусом — единственным средством против «греческого огня», [65] который наверняка применят защитники Аскалона.
65
«Греческий огонь» — горючая смесь из смолы, нефти, серы, селитры и др. ингредиентов, впервые примененная византийцами в VII в.; ее невозможно погасить водой.
— Скоро начнется, — сказал Майель, — всеобщий штурм города. — Он подошел ближе к де Пейну. — Наверное, завтра или послезавтра. На этом настаивает Тремеле.
Де Пейн хмыкнул и кивнул, соглашаясь. Они преодолели вал и теперь спускались по крутому склону в направлении грозных стен Аскалона. Простирающаяся до этих стен полоса земли без растительности вселяла ужас, точно видение ада. Покрытую желтоватыми камнями землю усеивали разлагающиеся трупы, изломанное оружие и все, что обычно остается после битвы. Тучи стервятников, стаи гиен и среди них то осторожная лиса, то шакал, собирались здесь на ночное пиршество. Над навевающей уныние полоской земли высились городские укрепления, увешанные знаменами, на стенах поблескивали в лучах солнца доспехи защитников. Потянулись в небо клубы черного дыма — верный знак того, что наместник и его воинство готовятся отразить внезапное нападение.
— Это один из пяти городов филистимлян, — заговорил Парменио. — Город на равнине, щедро политой кровью, постоянно кем-нибудь завоевываемый; его захватывали, отвоевывали и снова захватывали.
По обе стороны Иерусалимских ворот, теперь заложенных камнями, высились мощные башни. Среди крестоносцев ходили упорные слухи о том, что эти ворота, на вид исключительно прочные, в прошлом удавалось и расшатать, и проломить. Де Пейн вгляделся сквозь марево раскаленного воздуха. Инженеры его ордена спешно возводили огромную осадную башню, используя вместо бревен корабельные мачты. Досужие сплетники утверждали, что башня давно готова, а нынешняя суета вокруг нее просто должна скрыть разведку местности перед генеральным штурмом. Де Пейн нагнал остальных, когда все они собрались с инженерами и каменщиками за огромным заслоном — деревянным щитом на колесах — под сине-золотым штандартом короля Балдуина. Человек шестьдесят из разных отрядов были отданы под командование королевского рыцаря, на щите которого красовался серебряный грифон на лазурном поле. Рыцарь, участник множества осад, быстро объяснил им, как подобраться поближе к Иерусалимским воротам. В их задачу входило постараться выяснить, сколько оборонительных орудий установлено на стенах и сколько дозоров прячется среди камней, усыпавших полоску земли между осаждающими и городом. Де Пейн сделал глубокий вдох, облизнул пересохшие губы и зажал пальцами нос, спасаясь от порыва ветра, несущего песок.
Потом посмотрел в глазок, проделанный в заслоне. Полоса земли впереди казалась совершенно безлюдной ничто не двигалось по ней, только
стервятники взмахивали крыльями, то приближаясь, то отдаляясь. Когда королевский рыцарь тихонько предупредил, что впереди может оказаться засада, Эдмунд так же тихо согласился с этим: канюки и грифы подозрительно старались держаться подальше от валунов — самых заметных вех на пути к городским воротам.— Будем осторожны, — вставил свое слово Майель. — Вон те бугорки укреплены. — Он с силой ударил кулаком по доскам заслона. — Я надеюсь, что так и окажется!
— Deus Vult! [66] — громко выкрикнул королевский рыцарь. — Deus Vult!
Клич был подхвачен, и весь отряд навалился на заслон; натужно заскрипели колеса. Де Пейн толкал заслон вместе со всеми, не обращая внимания на зной, на забивавший нос и рот песок. На ходу он оглянулся через плечо. Арбалетчики, сержанты его ордена, шли следом, слегка рассредоточившись на флангах, чтобы держать в поле зрения и стены, и упомянутые Майелем бугры. Еще дальше, за линией лучников, выстроился большой отряд рыцарской конницы, готовой устремиться на противника. Де Пейн задумался было, по какому принципу отобрали в передовой отряд его самого и всех остальных, но потом отбросил эти мысли. Бремя осады тяжело легло на всех воинов. Он шепотом стал читать псалом об идущем долиною тени смертной. [67] Огромный заслон, громыхая и позвякивая, достиг нижнего края насыпи и дальше пополз еле-еле, то и дело натыкаясь на камни и застревая в ямах. Один из спутников де Пейна громко выругался: его сапог застрял в останках убитого; кости застучали и затрещали под жерновами колес. Один из сержантов крикнул: «Берегись!» Де Пейн поглядел через знакомый глазок. Со стен теперь валил густой дым. Еще одно «берегись!» — и свистящий звук прорезал воздух, а вслед за ним налетел огненный смерч горшков с углями, пылающих вязанок тростника и облитых горящим маслом камней. Все это шлепалось на землю, вздымая фонтаны огня и рассыпая снопы искр. Волна удушающего жара обдала заслон, заставив прикрытых им воинов закашляться; искры зашипели на одежде. Со стены летели все новые огненные снаряды. Большинство из них не долетало до цели или падало в стороне, но один, просвистев над заслоном, врезался в цепь арбалетчиков, превратив трех из них в живые факелы. Они вопили от боли и в ужасе метались, пока их товарищи, проявляя милосердие, не прикончили несчастных.
66
«Бог (так) хочет!» (лат.) — по легенде, клич в толпе в ответ на объявление папой Урбаном II Первого крестового похода в 1095 г. Впоследствии этот возглас стал боевым кличем первого военно-монашеского ордена — иерусалимского Ордена Святого Гроба Господня, также называемого Орденом всадников Сионской Божьей Матери. В XII в. члены этого ордена длительное время действовали совместно с тамплиерами, перенявшими многие положения его устава и часть эмблематики. В конце XII в. «всадники» снова отделились, создав Приорат Сиона.
67
«Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной…» (Пс. 22:4)
Заслон снова покатился вперед. И снова — огненный град. Одна просмоленная связка тростника попала в кромку заслона, опалила лицо одному из воинов, покрыла волдырями кожу, выжгла глаза. Тот упал на колени, моля о скорейшей смерти. Королевский рыцарь приказал толкать заслон быстрее, чтобы защитникам стен было сложнее прицеливаться. Передовой отряд как раз приблизился к первым буграм. Арбалетчики снова криками предупредили об опасности: прятавшиеся за нагромождениями камней аскалонцы выбежали теперь из-за укрытий и помчались к заслону. Де Пейн и все его товарищи рассредоточились, выхватывая из ножен мечи. Подбежали арбалетчики, опустились на колено, дали залп. Несколько атакующих упали наземь, но остальные добежали, схватились с крестоносцами. Де Пейн двинулся навстречу оказавшемуся поблизости турку; у того полы халата развевались на бегу, как крылья, лица же было не видать под кольчужной сеткой, свисавшей с остроконечного шлема. Вооружен он был тяжелым копьем и круглым щитом. Турок зашел справа, сделал выпад копьем, целясь в бок. Де Пейн уклонился и напал на противника, тесня его и мечом, и щитом, пытаясь прижать к заслону. Нанеся страшный рассекающий удар по лицу врага, рыцарь отпрыгнул в сторону. В вихрях пыли повсюду теснили других нападавших. На стенах города загрохотали литавры, им ответило пение рожков в лагере франков. Де Пейн на мгновение прижался лицом к доскам заслона, повернул голову — и тут же арбалетный болт впился в доску чуть выше того места, где только что находилась его голова.
Эдмунд огляделся. Схватка затихала, враги повсюду отступали, лишь вилась густая пыль. Королевский рыцарь прокричал команду, и заслон снова покатился вперед. Никто уже не прятался за буграми, остатки засады бежали к запасному входу, проделанному в стене одной из башен, стороживших Иерусалимские ворота. Кое-кому удалось добежать до спущенной из башни лесенки; других же перехватила франкская конница: их сбивали наземь копыта коней, а затем добивали палица или копье рыцаря. И снова воздух огласился криками, стонами, боевыми кличами, скрежетом стали. Рожки в лагере протрубили сигнал отступать. Инженеры и каменщики, в своих кожаных доспехах с нашитыми стальными пластинами, в круглых шлемах с назатыльниками, пробрались к воротам совсем близко, так что, скорее всего, узнали все, что было нужно. Заслон потянули назад, а де Пейн изо всех сил старался справиться с охватившим его паническим страхом, так сильно сжавшим горло, что рыцарь едва не задохнулся. Он никому не признался бы в том, что испытал такой страх, ясно представив, как арбалетный болт чуть не разнес ему череп вдребезги. Это видение поколебало его мужество. Он нимало не сомневался в том, что в него целились отнюдь не случайно, только вот кто? У турок не было с собой арбалетов, а сам Эдмунд находился в тот момент у середины заслона. Враги были только на флангах, ни один не зашел в тыл. И все же, рассуждал де Пейн, смаргивая стекавшие в глаза капли пота, загадочный убийца ждал, пока он повернется, прицелившись чуть-чуть выше головы. Что бы это значило?
— Это не случайность, — пробормотал рыцарь сквозь зубы.
— Что именно?
Де Пейн повернул голову вправо. Майель смотрел на него вопросительно, не забывая крепко держать рычаг заслона. Парменио нигде не было видно. Де Пейн покачал головой. «Объяли меня волны смерти, — прошептал он, — сети смерти опутали меня». [68] Не о такой жизни он мечтал. Прав был Низам, все вокруг лишь иллюзия, греза. Нет паладинов в белых одеждах, на резвых скакунах, и не поются псалмы в прохладе сумерек предрассветного часа, и нет ни настоящей дружбы, ни боевого товарищества. Скорее уж все вокруг напоминает долину смерти, тропу с ловушками и волчьими ямами, меж которых ему приходится идти. Что ж, он пойдет этой тропой!
68
Неполная цитата из 2-ой Книги Царств (22:5–6); в католических монашеских орденах широко использовалась в одной из вечерних молитв.