Темный янтарь 2

— Ян, а может, ты все же напрасно домой не заглянул? В смысле, к отцу? – осторожно спросил Серый.

Янис пожал плечами.

Дом был вовсе не там, уже не в Луру. Нечего там больше делать. Свой собственный дом, конечно, еще нужно найти, нужно обустраивать и обживать, и мысли насчет этого имелись разные. Пока Кира с сыном в Тыхау вернутся, директор совхоза заклинал до конца сезона доработать, машину в хорошие и постоянные руки передать. Дальше… С Кирой договорились ничего заранее не намечать, пока боевая служба на востоке не закончится. Самая старшая Стрельцова письма писала, командно настаивала, чтоб в Ступино вернулись. Теща ждала демобилизации в самом скором времени, но «дома место работы у меня уже есть, ждут меня, дел будет много, только ночевать буду приходить, все комнаты в вашем распоряжении». Насчет комнаты и Серега прямо говорил «у нас не уместимся, что ли?». Но состоялся у товарища Выру и разговор с московским начальством – не совсем официальный, вроде бы случайный, но намекающий. Вырисовывалось продолжение службы и повышение образования в Москве, где будет организовано одно интересное учебное заведение… Впрочем, об этом рановато думать.

А о Луру всё уже давно передумалось. Был там Янис, еще в сентябре 44-го был, сразу после освобождения Таллина…

…Прокатил по знакомой улице броневичок БА-64, до поселка Янис из башни особо не высовывался – обстановка в районе была не то чтоб совсем спокойная. Но в Луру было тихо, бои опять обошли поселок стороной, улица почти не изменилась, только стала казаться уже и провинциальнее, да у перекрестка появился столб с какими-то устаревшими воззваниями и строгими немецкими распоряжениями.

— Здесь останови.

Сидевший за рулем Колька тормознул, лихо свернув к воротам.

— Ян, может, мне с тобой сходить? Тут все какое-то повымершее.

— Э, справлюсь как-нибудь, – блудный старший сержант Выру повесил на плечо автомат и пошел к воротам.

А мотоцикл-то жив… на песке перед воротами виднелись свежие отпечатки шин – однозначно «Скотт», его – древнюю тарахтелку – всегда узнаешь.

Подцепили пальцы сержанта сквозь щель калитки выступ знакомого засова, и тут дрогнуло что-то в душе. Когда малый был, иной раз вопил, чтоб открыли, сам с засовом не справлялся. И двор какой знакомый, вон кусок трубы торчит, которую сам отпиливал, заржавела. Э, а боковое окно в мастерской сменили…

— Мартин, Мартин, тут русский лезет! – взвизгнул по-эстонски женский голос.

Янис увидел женщину, пухленькую, довольно молодую – смотрела со страхом и возмущением.

— Я ненадолго, – сказал по-эстонски Янис.

Из дома выглянул отец.

Совсем не изменился старший Выру, разве что нос стал поострее.

— Жив? Служишь? – спускаясь по ступенькам, отец окинул взглядом гостя, оценил форму, награды, оружие.

— Жив. Воюю, – согласился Янис.

Стояли и смотрели друг на друга. И ничего вроде не ворошилось в душе, видел Янис глаза отца. И что в них было? Да ничего в них и не было.

— Женился? – спросил Янис.

— Жить-то нужно, – пожал плечами отец. – Одному нелегко.

Внезапная мачеха попятилась к стене мастерской, кусала край платка, смотрела во все глаза. Кажется, ужаса во взгляде только прибавилось.

— Один, значит? – пробормотал Янис. – А Ихан как? Жив?

— Что ему станется. В Швецию сбежал. Еще в 43-м дезертировал. Еще раз, уже от немцев. Уловил момент. Ловкачом всегда был. Письмо зимой по случаю передал. Работает, сыт-здоров, в порядке.

— А брат Андерс?

— Ушел, – отец неопределенно махнул рукой.

— С этими ушел?

— А с кем еще. Он же в звании. Легионер.

Поняли друг друга, уточнять не хотелось.

— Отец, ты за мной тогда в Лиепаю ездил или нет?

— Да как мне было ехать? Войска шли. Стрельба случалась, да и мотоцикл могли живо отобрать.

— Могли, – признал Янис. – Им-то что. Вполне могли.

— Вот. Потом я в Либаву письмо написал. Соседи ответили, что ты то ли с Советами ушел, то ли убили тебя у какого-то моста. Толком никто не знал. Ехать уж и совсем смысла не было.

Янис покивал:

— Это верно. Смысла не было. Провод-то тот пригодился?

— Еще бы. Отличный был провод. Потом стали делать все хуже и хуже, работать совсем сложно. А тот кабель очень пригодился.

— Ну и хорошо. Ладно, поеду. Служба.

— Езжай. Хорошо, что жив.

— Да, хорошо. Будь здоров, отец, – Янис пошел к воротам, вспомнил: — Да, а что Вильма?

Вот теперь Выру-старший усмехнулся:

— Уехала Вильма. Как второго родила, так и забрал их господин Кульдсепп. Он большим человеком стал. Заранее знал, что русские вернутся. Помнишь Кульдсеппов?

Янис пожал плечами. Помнились какие-то Кульдсеппы, но кого именно из них Вильма осчастливила, курад их знает, догадываться не очень и хотелось.

— Ладно. Хорошо, что обошлось.

— Янис, ты зачем с русскими ушел? А? Оно тебе нужно было? Женился бы, жил как человек. Работы тут много было, заказы так и шли.

— Э, да я и женился. Сын растет. И работы хватает. А ушел, потому что фашисты Либаву бомбили, людей убивали. Детей, женщин, рабочих, всех. Фашистам все равно было. А мне – нет.

— Нас не бомбили, – сухо сказал отец.

— Угу. Повезло вам.

Закрыл за собой калитку Янис Выру, пошел к машине. Колька только глянул, ничего не сказал. Газанули, с башни разок оглянулся Янис, а больше и не оглядывался.

В общем, давно то было. Совсем уж улеглось в душе. Наверное, всё знал заранее, еще до того, как в Луру заехал. Просто убедиться нужно было, до конца удостовериться. Душевная горечь – она долгая, ее только время – его бесконечные волны – смыть-унести с песка пляжа жизни способны. Потом вернет невзрачно-коричневые камешки море – можно отполировать и золотым светом восхититься, можно морю и оставить. Это уж как захочется. Хотя порой в горьком янтаре этакие влипшие блохи прошлого обнаруживаются, что любой историк-зоолог ужаснется. Нет, нужно помнить, а то оживают блохи, размножаются.

***

Из Москвы уезжали вместе с военным эшелоном. Уже не в купейном вагоне, а в привычной теплушке. Настроение было не то что особо бодрое, просто обычное, служебное. Нужно было отстранить всё мирное-отпускное, тумблер перещелкнуть.

— Что ж, товарищ Выру, входим в подготовительный саперно-штурмовой режим. Как бы там наша отрядная техника не «похудела». Растащат, места-то там дикие, вольные.

— Э, товарищ майор, наши же бойцы охраняют. И войск там уже изрядно сосредоточили, порядок должен быть.

— Будем надеяться. На порядок и на тебя, кстати, тоже. Ты в Тыхау работал, а на новом театре военных действий рельеф местности отчасти должен быть похож. Кстати, у вас там, в Тыхау, японцев случаем не водилось?

— Нет, в лесхозе кореец работал, но то совершенно иная нация. Рельеф тоже, наверное, другой. Почвы, вязкость… Ты же читал наставление.

— Ну, читать это одно, а услышать от надежного человека – совсем другое. Нужно будет тщательно вникать в характер местности, консультироваться. Ну, должны мы успеть. У меня, кстати, вот то, сказанное Жекой, из головы никак не выходит.