Тень амёбы

— Горячий алкоголь приобретает идеальный вкус лишь при распитии на морозе!

— Кстати, да, — согласилась Кристина, последовала ее примеру и подумала о необычных свойствах этого места: потухшего стратовулкана Хасандаг. В 150 километрах к югу от Хасандага плещется Средиземное море, еще очень теплое в последний день октября, и публика массово купается на пляжах Мерсина. А тут, на высоте 3 километра, с учетом локальной карты ветров, умеренно-снежная зима длится почти круглый год…

— О чем задумалась? – полюбопытствовал генерал.

— Так… — она пожала плечами, — …Про это место. Зима в 150 километрах от лета.

— По прямой 150, — уточнил турецкий миллиардер, — по дороге 270, и дорога хороша лишь около Мерсина, а чем дальше, тем безобразнее. Вот почему для девелоперского проекта Хасандаг-Ниар пришлось инвестировать в разработку подходящего авиатранспорта почти с нуля в инженерно-коммерческом смысле. Зато в результате получилось не хуже чем у японцев по периметру вершины Фудзиямы…

На этой фразе он замолчал, будто прислушиваясь к своим мыслям. Скрэтти заметила и весело окликнула:

— Алло, Тургут, не погружайся слишком глубоко в мечты!

— Я не погружаюсь, просто вдруг подумал, как исказился смысл терминов бизнеса.

— Может, наоборот, исправился смысл? – предложил генерал свою формулировку.

— Ох, Вальтер, ты никогда не был предпринимателем! Вернее, ты никогда не занимался раскруткой проекта, чтобы из маленьких денег сделать большие. Ты пришел в MOXXI, родившуюся сразу как огромный бизнес, в котором деньги уже вторичны, и пришел из спецслужбы, где деньги как дождь льются с неба. Ты все понимаешь, но не чувствуешь здесь! — Тургут Давутоглу похлопал себя ладонью по верху живота, где-то недалеко от условной проекции сердца на поверхность тела.

— Допустим, ты прав, — Штеллен кивнул, — а что из этого следует?

— Давайте уже за стол, — предложила Кристина, — ведь Новый год сам себя не встретит.

…

За столом, в специально созданной полутьме при светильнике-гибриде декоративного вулкана и камина, Тургут Давутоглу (не без подстрекательства остальных) попробовал сформулировать проблему инвестиций и бизнеса в поствандалической экономике.

— Знаете, — начал он, — я всегда управлял бизнесом больше по интуиции, чем по научной аналитике. Пожалуй, только после Вандалического кризиса я стал задумываться: какой смысл у бизнеса? В обозримом прошлом было ясно: любые крупные проекты делались, чтобы забрать себе больше денег. Все хотели одного и того же, вопрос был лишь в том, сколько кому достанется. Так система работала. А потом посыпалась. Одни аналитики пишут, что это из-за даров Каимитиро. Другие — что из-за роботов, которые понемногу начали входить в моду еще при Великом Локдауне. Третьи — что из-за падения морали в массах. А мне сейчас кажется, что в системе с самого начала была какая-то гниль.

— Ты про какую гниль? – спросила Скрэтти.

— Как в плохом казино, — пояснил он, — если у гостя удачная стратегия, то правила вдруг меняются, чтобы нельзя было играть с такой стратегией. Так и в бизнесе: были правила конкуренции: чья стратегия снижения издержек эффективнее, тот выигрывает. И вдруг возникает правило, что нельзя заменять персонал — рурфабом, а электросеть — фюзором. Видите ли, обществу нужны рабочие места, поддержка общих электросетей и всякое в таком же роде. Но, хвала небу, Старый Свет все-таки не казино в трущобах. Проблема неадекватных правил уладилась согласно обычаю между политиками и бизнесменами: финансами черными и белыми… Увы, не так гладко, как все надеялись… Мда…

Турецкий миллиардер замолчал, снова погрузился то ли в мечты то ли в какие-то иные нетривиальные мысли, но Скрэтти вывела его из медитации, пощекотав подмышкой и напомнив легкомысленно-веселым тоном:

— Пусть не так гладко, зато мы эффектно и романтично познакомились поближе. Как в фильмах про Джеймса Бонда. Полет на взрывной волне со спирального пандуса, затем объятия в салоне тачки на дне залива, и скрытный заплыв к тайному убежищу.

— Мне было страшно, — признался Тургут, — или мне уже позже стало страшно. Я плохо помню. Не потому, что прошло 4 года, а потому, что я, наверное, был в шоке, когда ты вытаскивала меня из салона. Я помню, лишь как мы вынырнули и плывем.

— Так всегда бывает при крупных терактах, — заметил генерал, — у разных людей разные воспоминания, даже если они находились рядом в момент-зеро.

— Подождите! – Кристина подняла руку, как школьница на уроке, — Это что, получается: теракт Imago Dei в октябре 9-го года имел целью сорвать некую теневую сделку?

Генерал нежно погладил ее по затылку.

— Именно так. Можно даже назвать это великой теневой сделкой. Также можно сказать: теракт Imago Dei сорвал торжественный обряд заключения сделки. Это когда наиболее титулованные лица ставят красивые вензеля перьевыми ручками на красивой бумажке, затем банкет, все пьют шампанское и произносят сообразные слова. Но в практическом смысле сделка состоялась и без обряда. Прорывные бизнесмены получили зеленый свет делать сверхприбыли на социально-диких технологиях на условиях уплаты регулярных репараций политикам для личной роскоши и для латания социальных дыр – вэлфером. Кажется, все как обычно, только на этот раз выявился нюанс… Верно, Тургут?

— Знаешь, Вальтер, это уже не нюанс, это amina koyayim… Извините за лексику.

— А-а?.. — начала было спрашивать Кристина, но Скрэтти с опережением перевела ей на немецкий, и потому Кристина поменяла формулировку вопроса, — …А-а неужто все так плохо? На мой взгляд, Тургут, твой бизнес похож на процветающий.

— Похож-то похож, — миллиардер вздохнул, — только я уже не понимаю, бизнес ли оно. Я вообще-то начал с этой непонятки. А вот Вальтер говорит, что все так и должно быть.

— Не то, что должно, однако, этот сценарий условно-позитивный, — уточнил генерал.

Тургут Давутоглу глянул на часы (была без четверти полночь) и спросил с азартом:

— Интересно, успеешь ли ты до Нового года объяснить, что в этом позитивного?

— Да, — ответил генерал, — вообще, новые технологии, начиная еще с ткацких машин эры Наполеона, регулярно вытесняли какой-то социальный слой в придорожную канаву. И никакого апокалипсиса от этого не случалось. Но еще тогда Дэвид Рикардо в книге «О принципах политической экономии» отметил: «если машины могли бы выполнять все работы, которые сейчас производит труд, то спрос на труд не существовал бы». Веком позже Карел Чапек в НФ-пьесе «R.U.R.» попробовал показать, как это будет. Но ему не хватило фантазии. Кстати, марксисты тогда же избегали этой темы, поскольку машины Рикардо-Чапека выходили за пределы их трудовой политэкономии. А точнее вообще за пределы политики, поскольку все политические системы со времен фараонов стояли на фундаменте эксплуатации трудящихся — элитой. А теперь бизнесмены, в ходе обычной погони за наживой, применили рурфабы, названные так в шутку в честь пьесы Чапека.

— Кстати, — вставила Скрэтти, — слово «робот» было придумано для этой пьесы. «R.U.R.» означает: «Rossumovi univerzalni roboti».

Генерал утвердительно кивнул, глянул на часы, и продолжил:

— Рурфабы, затем големы и ксверги, производят не только товары, но и свои копии. И в перспективе они покрывают всю цепь, от природного сырья до готового продукта. Так рождается постэкономика Адриана Боуэра, известная как RepRap. Футурологи гадают о переходной фазе к этой перспективе, но того, что уже есть — достаточно, чтобы товарно-денежная модель захлебнулась в изобилии. Деньги становятся нишевым продуктом: их применимость сужается до узкого круга случаев. Поэтому отношения труда и капитала, производства и собственности, кредита и финансов, инвестиций и паев — рассыпаются с течением времени. В большинстве отраслей они держатся лишь на инерции привычек, которая неотвратимо исчезает со временем. Кстати, о времени: у нас 50 секунд, чтобы налить шампанское, поскольку Новый год…

…

Новый 14-й год Каимитиро был встречен выпивкой, караоке, игрой в снежки, в общем: спонтанным релаксом. Параллельно с этим, Тургут Давутоглу переварил услышанное объяснение, и пришел к выводу, что местами там не хватает конкретики.

— Вальтер, а как быть с бизнесом? Я насчет переходной фазы, о которой ты так туманно упомянул. А ведь мы в ней живем, причем это надолго, как я услышал.

— Но ты лучше меня это знаешь, — заметил генерал.

— Еще бы! — и турецкий миллиардер с театральным трагизмом воздел руки к небу, будто призывая в свидетели мириады вертящихся снежинок — Еще бы мне не знать! Я по дням наблюдал битву стальных концернов «Raselor» и «Uniron». Картельные пакты о разделе мира нарушены, цены валятся и транснациональные поставщики уже конкурируют, как средневековые пекари на одной улице. Великие торговые войны — новая норма. Каждая сторона ищет союзников посильнее и «Raselor» привлек на свою сторону главные силы АТЭС. Тогда Карл Индер, лидер «Uniron», видя, что его позиция проиграна, призвал ее египетских друзей!.. (тут Давутоглу указал взглядом на Скрэтти)… И они за год просто сломали рынок первичного черного металла!