Тень души 2
Шрифт:
В палату вошла Анечка с папкой в руках. Приподняла изголовье кровати, убрала с кровати бутылку и протянула мне ручку, спросив:
– Расписаться сможешь?
– Сейчас попробую, – пробурчал я.
Она протянула ко мне папку с закреплённым скрепками документом.
– Где галочка, – подсказала девушка.
Расписаться у меня получилось. Аня забрала ручку и мило проговорила:
– Твои родители уже здесь, сейчас поедешь домой.
Она вышла из палаты. Я прикрыл глаза, приказал себе не думать ни о чём и подавил эмоции. Волноваться вредно…
Почувствовал,
– Привет, – сказал я.
– Привет, Тёма! – радостно сказала мама.
– Здорово, – с улыбкой проговорил отец. – Мы за тобой.
Парень подкатил каталку к кровати вплотную и сказал:
– Сможешь сам перелезть?
Я убрал одеяло и подполз к краю кровати. Папка с парнем перекантовали меня на каталку. Мама укрыла одеялом. Поехали. Я снова смотрел на датчики пожарной сигнализации и плафоны светильников. Представлял, что лечу над этим техно-ландшафтом и думал, что вот опять…
Не, понятно, что жизнь штука сложная, люди болеют и без квантовых технологий или падений в лифтовые шахты. В следующий раз надо будет постараться уйти из больницы на своих ногах. Я, конечно, не собираюсь снова лезть в вирт-капсулу… но и зарекаться нельзя. Вот если всё-таки полезу за каким-то чёртом, нужно не забыть заранее сказать, чтобы привезли в больницу мой экзоскелет.
Меня выкатили на крыльцо, съехали с пандуса. Я разглядывал по-весеннему бледное небо, кроны деревьев с молодой листвой. Лицо обдувало прохладой. Ага. Если я не провалялся в коме год, всё та же весна.
А годами в коме лежат только в тупых сериалах, в реальности выключают аппаратуру гораздо раньше. Если считать по часу реального времени за два игровых дня… ну, дня три я пролежал. Хотя так оно было в вирткапсуле… всё равно времени прошло немного.
Мы подъехали к открытой задней дверце микроавтобуса. Каталку сложили в носилки и задвинули меня в салон. Рядом уселись родители. Дверца с жужжанием закрылась, микраш тронулся.
Дома меня закатили в мою комнату. Отец обратился к маме:
– Мы сейчас приведём себя в порядок, оденемся и сразу в столовую.
Она хмыкнула и вышла. Папка что-то покрутил у каталки, отчего она стала ниже, и, сняв с меня одеяло, заявил:
– Давай-ка вставать.
Придерживая за плечо, помог сесть. Я свесил с каталки ноги и, отчасти чтобы привыкнуть, отчасти из интереса, спросил:
– Сколько я провалялся?
– Три дня с лишним, – сказал он.
Я задумчиво кивнул. У стенки на стульчике дожидался мой экзоскелет. Упершись руками в каталку, я сполз ступнями на пол. Папка добродушно пробурчал:
– Ну, пойдём потихоньку.
Придерживая за плечо, повёл меня в коридор. Ощущалась неуверенность, слабость, ныла поясница, но двигался я в целом удовлетворительно. Ничего особенного, пролежал-то всего три дня. Обычные люди ж вон – как-то сами встают с диванов и идут на работу после двух дней выходных. А я всё-таки тренированный.
По
дороге папа спросил невзначай:– Маме о проекте рассказывал?
– Не, – помотал я головой.
– Вот и дальше не надо рассказывать, – сказал он. – Официально, тебе стало плохо во время работы с тактическим шлемом. Предположительно, из-за той травмы головы.
– Угу, – согласился я.
Отец привёл в душевую. Снял с меня памперс и бросил в мусорный пакет. И принялся раздеваться!
– Ты чего?! – просипел я.
– Мыть тебя буду, – ответил он запросто.
Я воскликнул:
– Да я сам!
– Сам толком не помоешься и грохнешься ещё, – строго отрезал папка.
Ну… ладно. В кабинке поместились. Голову я нашампунил сам, а он растёр меня мочалкой и себя заодно. Я включил душ. Сначала горячий…
Ой, и чего мы так орём?! Ладно уж, вот тебе холодный…
На него не угодишь! Ну, погрейся – включаю горячий…
Теперь холодненькой для бодрости… и ещё разок всё повторим… Замечательно!
– Всё, можешь не орать, – сказал я папе ласково, выключив воду и открывая дверь кабинки.
Контрастный душ творит чудеса, вышел практически здоровым человеком!
За мной деревянной походкой вышел папка и выдавил из себя странный вопрос:
– Совсем охренел, сынок?
Я удивлённо к нему обернулся, сказав:
– Почему охренел? Я всегда так моюсь.
– Правда?! – поразился он и, взяв с полки пакет, протянул мне. – Тогда одевайся.
Мы оделись и пошли обратно. Папа меня уже не поддерживал, шёл, странно улыбаясь. Пришли в комнату, я направился к экзоскелету, начал пристёгиваться. Отец вдруг хмыкнул и, покачав головой, сказал:
– Вот так живёшь себе и не знаешь о собственном ребёнке самого простого! Надо же! Ты всегда так моешься!
– Ты просто забыл, – мягко возразил я. – Мне же доктор это рекомендовал тогда ещё… ну, когда ты принёс мой первый экзо.
Отец уставился на меня с весёлым ужасом. Я проворчал:
– Да ну тебя, – и решительно застегнул последний зажим на своей снаряге.
На спинке стула висел и мой обруч, надел его на голову. Я снова почувствовал движение… скорее даже чужое присутствие и вдобавок пристальный, угрожающий взгляд. Обернулся к двери. Мистер Барс! Дорогой мой зверюга!
Я успел только взглянуть в кошачьи глаза, как он резко развернулся и пропал.
– Испугался чего-то, – растерянно сказал я.
– Наверное, ты провонялся формалином, – добродушно проговорил папка.
Я помотал головой… чёрт! Взгляд мистера Барса показался неприятно знакомым, что-то очень похожее я видел недавно…
– Ну, пойдём в столовую, а то мама ждёт, – сказал отец.
Мама действительно ждала, но, конечно, никаких претензий не высказала. Ангелам не положено. Просто нам улыбнулась и поздравила с лёгким паром. Из кухни пришла Ася, сказала, что рада видеть меня здоровым, и принялась накрывать.
На первое и второе у меня была одна тарелка манной каши и кусочек хлеба с маслом, а на третье компот. Лечебная диета называется. В остальном обед не отличался от всех прочих…