Тень Луны

— Хиираги, сколько еще ты ее будешь носить? — спросила я.

И он сказал: «Не знаю», немного помрачнев.

— А тебе никто ничего не говорит? В школе странные слухи про тебя не распускают?

— Нет, это же я. — Он с давних пор говорил о себе, используя местоимение «ватаси» [2] . — Мне все очень сочувствуют. А девчонки так просто с ума по мне сходят. Это, наверное, потому что в юбке лучше понимаешь, что чувствуют женщины.

— Ну, тогда все в порядке, — улыбнулась я. За стеклом, на противоположном этаже радостные покупатели оживленно делали покупки. Вечерний универмаг с ярко освещенными рядами весенней одежды, казалось, был наполнен счастьем.

2

Ватаси (=я) — местоимение 1-го лица, используемое в вежливой и женской речи. Мужчины чаще говорят о себе «боку», что звучит более грубо, по-мужски.

Теперь я всё поняла. Его форма-матроска — это мои утренние пробежки. У них та же роль. Просто я не такая оригиналка, как он, поэтому мне достаточно просто бегать по утрам. На него же подобные занятия не действуют и не могут служить поддержкой, поэтому он выбрал девчачью форму. Но и то, и другое — всего лишь средство вдохнуть жизнь в иссохшее сердце. Чтобы отвлечься и выиграть время.

За эти два месяца и у меня, и у Хиираги появилось выражение лица, которого раньше никогда не было. Мы будто боролись с мыслями об утрате. Поддавшись внезапным воспоминаниям, мы оказывались во мраке неожиданно подступавшего одиночества, и незаметно для нас самих всё отражалось у нас на лицах.

— Если я соберусь пойти куда-нибудь поужинать, я позвоню тебе домой. Хиираги, или тебе лучше дома остаться? — Я собралась уходить.

— А, ну да. Сегодня отец в командировке, — ответил он.

— Мама одна? Тогда иди домой.

— Нет, можно заказать что-нибудь с доставкой на дом. Еще рано, она, наверное, ничего не приготовила. Заплачу деньги и сюрприз — ужином угощает сын.

— Это ты очень мило придумал.

— Не будем падать духом. — Хиираги радостно улыбнулся. Обычно он казался взрослым, но в такие минуты выглядел совсем мальчишкой.

Однажды зимой Хитоси сказал:

— У меня есть младший брат. Его зовут Хиираги.

Тогда я первый раз услышала от него о брате. Небо было пасмурным и тяжелым — того и гляди пойдет снег, — и мы спускались по длинной каменной лестнице на задворках школы. Держа руки в карманах пальто, Хитоси сказал, выпуская клубы пара:

— Он совсем взрослый, не то что я.

— Взрослый? — Я засмеялась.

— Такой бесстрашный, что ли. Но если что-то нашей семьи касается, он прямо ребенком становится, просто смешно. Вот вчера отец слегка порезал руку стеклом, и Хиираги так растерялся, бедный, как будто небо и земля перевернулись. До того неожиданно, что я даже вспомнил сейчас.

— А сколько ему?

— Ему? Пятнадцать, кажется. Но он такой странный. Даже трудно поверить, что мы братья. Увидишь его — так и ко мне, наверное, станешь плохо относиться. Да, чудной он, — сказал Хитоси, улыбаясь так, как улыбаются только старшие братья.

— Хорошо, вот пройдет время, и странности перестанут мешать тебе его любить — тогда нас и познакомишь.

— Это я так, пошутил. Ничего страшного. Вы наверняка подружитесь. Ты тоже не без странностей, а Хиираги хороших людей сразу видит.

— Хороших людей?

— Да-да.

Хитоси стоял ко мне в профиль и улыбался. В такие моменты он всегда смущался.

Лестница была очень крутой, и мы торопливо спускались. Начинало смеркаться, и зимнее небо прозрачно отражалось в окнах белого школьного здания. Ступенька за ступенькой, я помню свои черные ботинки, гольфы и подол школьной формы.

Наступил вечер, полный весенних запахов.

Форма-матроска Хиираги скрылась под пальто, и я перевела дух. Витрины универмага ярко освещали тротуар, лица людей в нескончаемом потоке тоже сверкали белым светом. Ветер доносил сладкий аромат, и хотя уже чувствовалась весна, было еще холодно, и я достала из кармана перчатки.

— Этот ресторанчик с темпурой [3] совсем рядом от моего дома, давай пройдемся немного, — сказал Хиираги.

— Нужно по мосту пройти, да? — спросила я и замолчала. Я вспомнила Урара, которую там встретила. Каждое утро я бывала у реки, но ее больше не видела… Я рассеянно думала об этом, когда Хиираги неожиданно громко сказал:

— Домой я тебя провожу, конечно. — Наверное, принял мое молчание за нежелание тащиться в какую-то даль.

— Да что ты? Еще рано, — поспешно ответила я, и подумала, на этот раз не произнося вслух: «По-похож». Сейчас он был так похож на Хитоси, что даже не стоило пародировать. Хотя он никогда не нарушал установленных границ в общении, его заботливость проявлялась как привычка, рефлекторно, и от этой холодности и честности мне всегда становилось ясно и отчетливо. Ощущение прозрачной взволнованности. И сейчас это ощущение вспомнилось мне необычайно живо. Оно грело. Оно приносило боль.

3

Овощи, креветки, рыба и т.п. в кляре.

— Я просто вспомнила, как недавно утром, во время пробежки я видела на мосту одного странного человека, — сказала я на ходу.

— Странного человека? Мужчину? — Хиираги засмеялся. — И не страшно тебе бегать ранним утром?

— Нет, не в этом смысле. Женщину. Почему-то никак не могу ее забыть.

— А-а… Может, опять встретитесь.

— Хорошо бы.

Да, почему-то мне очень хотелось встретиться с Урара. Хотя я видела ее всего один раз, мне хотелось с ней встретиться. Ее выражение лица… У меня тогда чуть сердце не остановилось. Только что ласково улыбалась, а когда осталась одна, то будто «дьявол, принявший человеческое обличье, вдруг стал упрекать себя: всё, хватит расслабляться, ничему больше не доверяй». Такое вряд ли забудешь. Мне показалось, что мои страдания и горести не идут с этим ни в какое сравнение. Это давало надежду на то, что, может быть, у меня еще есть что-то впереди.

На большом перекрестке нам с Хиираги стало неуютно. Здесь произошла авария. И сейчас движение было оживленным. Мы остановились на красный свет.

— А где привидения? — засмеялся Хиираги, но в глазах его совсем не было смеха.

— Так и думала, что это скажешь, — попыталась улыбнуться я.

Лучи фар перекрещивались, световые потоки поворачивали к нам. Светофор ярко мигал во тьме. Здесь умер Хитоси. Я замерла. Там, где умер любимый человек, время остановилось навечно. Люди молятся о том, чтобы удалось оказаться в том месте, чтобы им передались те же страдания. Часто во время экскурсии в какой-нибудь замок говорят: столько-то лет тому назад здесь ходил такой-то — это история, которую ощущаешь собственным телом. Всякий раз, когда я раньше слышала подобное, я думала: что за ерунда? Но теперь по-другому. Мне кажется, я понимаю.

Этот перекресток, эти оттенки вечера, ряды зданий и магазинов — последнее, что видел Хитоси. И всё это было не так давно.

Ему было страшно? Вспомнил ли он меня хотя бы на мгновение? Светила ли так же, как сейчас, высоко в небе луна?

— Зеленый.

Я задумчиво смотрела на луну, так что Хиираги пришлось даже потрясти меня за плечо. Прохладно-белый нерезкий свет был необычайно красив — совсем как жемчуг.

— Ну и вкуснятина, — сказала я. Мы сидели за стойкой нового, пахнущего деревом ресторанчика и ели какиагэдон, вкусный настолько, что заставлял вспомнить, каким бывает аппетит.

— Видишь? — сказал Хиираги.

— Так вкусно — прямо думаешь: хорошо, что удалось дожить до этого, — сказала я. От моих похвал официант за стойкой даже засмущался.

— Я же говорил! Я был уверен, что ты так скажешь. У тебя правильное чутье. Я так рад, что тебе понравилось. — Он выпалил всё это на одном дыхании, рассмеялся и пошел заказывать то же самое для матери.

Я упрямая. Да и нет другого выхода — только жить дальше, хотя эта мгла пока еще тянет за ноги. Так я думала, смотря на какиагэдон перед собой. А еще мне хотелось, чтобы этот мальчик скорее научился бы снова смеяться — как сейчас, не надевая девчоночью форму-матроску.