Тень мачехи. Том 1
Шрифт:
Таня обмякла, полумертвая от ужаса и боли. А кукла-отец, всё так же молча, тщательно и вдумчиво охаживал ее ремнем со всех сторон – по ногам, ягодицам, спине, животу и груди… Широко замахивался, опускал ремень с ровным, монотонным свистом. Крутил своего ребенка, будто выбирая, где еще осталось живое, чувствительное место. С видимым аппетитом терзал маленькое тело дочери.
Молча, без эмоций, он доделал запланированное и спокойно, с чувством выполненного долга, ушел на кухню. А она доползла до своей комнаты, легла в кровать и много часов не могла уснуть, потому что обожженная ударами кожа звериным
«Чтоб вы горели в аду, чёртовы воспитатели!», – Демидова обошла мальчишку, встала, глядя на него сверху. Сложила руки на груди, тяжело вздохнув. Он поднял голову – несмело, будто был в чем-то виноват. Взгляды зацепились друг за друга: ее – понимающий, но жёсткий, и его – опасливо настороженный.
– Тебя избили. Мать или отец, – сказала Татьяна, и это были не вопросы.
Мальчик отвел глаза. Ссутулился еще больше, замотал головой:
– Нет, тётя. Я сам упал.
В его голосе звучало упрямство, злое упрямство взрослого человека, принявшего окончательное решение. Но сквозь него пробивался страх, и он был очень хорошо знаком, слишком понятен Тане. Таким страхом наливается жизнь ребенка, когда о том, что происходит дома, никому нельзя говорить. И это значит, что спасения нет, и не будет. А попросишь защиты, расскажешь, что с тобой делают – тогда молись, малолетний ублюдок.
Татьяна глубоко вдохнула и крепко зажмурилась, запрокинув голову. Что, что тут сделаешь? Парень будет все отрицать. Она тоже была такой когда-то…
«А пусть! Пусть отрицает! – разозлилась она. – Но я не позволю, чтобы мальчишка и дальше так жил. Найду управу на его родственничков».
– Давай-ка съездим на УЗИ, дружочек, – хирург нарушил затянувшуюся тишину. В его голосе слышалась тревога.
Мальчишка испуганно замотал головой, натянул свитер. Белесые бровки сошлись жалобным домиком. Таня поспешила его успокоить:
– Это не больно! Доктор тебя по животу погладит специальной штучкой, и мы по телевизору посмотрим, все ли хорошо в твоем животе.
– Прямо по телевизору? – недоверчиво, но с видимым интересом переспросил мальчик.
– Ну да. И ты тоже сможешь посмотреть, – улыбнулась Татьяна. – А пока мы ждем медсестричку, которая отвезет тебя в кабинет УЗИ, давай поболтаем. С Алексеем Вячеславовичем вы, наверное, уже познакомились. А теперь мне скажи – как тебя зовут?
– Я ударился головой и ничего не помню, – ответил мальчик.
Быстро. Слишком быстро ответил, поняла Татьяна.
Глава 5
Инессу Львовну Вяземскую, главврача педиатрии – дородную, молодящуюся, с высокой «бабеттой» из крашеных пергидролем волос – сотрудники не то, чтобы побаивались… Просто выучили уже: попадись в неурочный час – влетит за своё и не своё. Но если Инесса в настроении, можно и отпуск летом выбить, и премию побольше выцыганить.
Катя Пална видела её утром, когда разносила больным завтрак. Инесса глянула милостиво, почти с улыбкой. Сейчас половина четвертого, заведующая еще должна быть у себя. «Схожу, – решилась санитарка, шлепая тапками к начальственной двери. – Страсть-то какая, господи! Схожу, а то разозлится потом, что не известили. Может, отгулы даст на майские – огорода-то двадцать соток…»
Заведующая сидела за широким столом, положив навьюченные золотыми
перстнями пальцы на клавиши компьютера. Спросила дружелюбно:– Да, Екатерина Павловна, что у вас?
Катя Пална бочком протиснулась в дверь, запихивая в карман влажные резиновые перчатки. Примостилась на краешке стула:
– Ой, беда, Инесса Львовна… Демидова-то наша того… Наверное, опять ребеночка потеряла, бедненькая, вот и двинулась головой-то…
Вяземская удивлённо выпрямилась, взгляд посуровел.
– Что вы несете? – холодно осведомилась она.
– Да я сама видала! – угодливо затараторила Катя Пална. – Стоит она за дверью в отделение, лицо идолом, глаза бешеные, и бац этой дверью, бац – аж стены дрожат! Больных перепугала! Я ее кличу: Татьяна Евгеньевна, стой, матушка, тише, кому говорят! А она, знаете… – голос санитарки упал до шепота, – ка-а-ак закричит на меня! Кукла, кричит, уйди, кукла! Отбиваться стала, а потом в обморок – хлобысь! Ну, я за нашатырем… А мамашки смотрят, детки ревут – оно и понятно, не приведи Господь такое увидеть! Страх ведь! Это ладно, я рядом оказалась, а так бы…
– Где она? – мрачно перебила Инесса Львовна.
– Так убёгла! Как в себя пришла – так и убёгла, листок этот свой схватила, который с УЗИ…
– Вы зачем ее отпустили? – взъярилась заведующая. – Надо было сразу меня звать! Человек в таком состоянии, мало ли что! Вы же медик, должны понимать!
– А я что? Удержу ее, что ли? – Катя Пална обиженно поджала губы.
Инесса Львовна раздраженно смерила ее взглядом и бросила скупо:
– Благодарю. Свободны.
Глава 6
В комнате дежурантов никого не было. Демидова закрыла за собой дверь и привалилась к ней спиной – ноги всё еще мелко дрожали. Нужно отдохнуть, пока есть время. Все равно от Янки пока никаких известий, а мальчика увезли на УЗИ и рентген. Нужно сказать о нем Купченко, пусть позаботится, ведь ее не будет рядом. Надо назначить антибиотики, обработать синяки мазью. Покормить парня, как следует. А ещё: выйти в приемник и отыскать папашу – любителя распускать руки. Медсестры говорили, что это он привез сына. Она найдет, что ему сказать! И самолично, с огромным удовольствием, вызовет полицию.
Голова кружится, надо лечь…
Нетвердо ступая, она прошла вглубь комнаты. Старый диван, впитавший рваные сны дежурных врачей, подхватил рухнувшую без сил Таню, подставил ей поскрипывающее плечо – поплачь, внучка, я все пойму. Но слез не было, и она замерла в тоскливой, плотной тишине.
Угловатые фигуры шкафов, забитые пыльными папками, чернели вдоль стены. На низком столике неприятно поблескивали липкие кофейные полумесяцы. В зыбком прямоугольнике света, упавшем на пол, бежали и бежали тени… А луна светила ярко, как в страшном мультике.
Под такой луной она провела немало ночей – напуганная, побитая, разлетевшаяся в куски от гнева собственных родителей. Сколько этих лун выпало на долю мальчишки? Он так остро напомнил Тане о её детстве, как будто они поделили одно несчастье на двоих – несмотря на разницу в четверть века. Как будто он и был ею, девятилетней – той, которую отец поднимал за ноги и драл тяжелым солдатским ремнем. Сейчас она, взрослая женщина, могла бы защитить парнишку. Привлечь закон и сделать так, чтобы его родители-идиоты боялись даже приближаться к сыну. И она это сделает. Не только ради мальчика, но и ради себя самой. Чтобы хотя бы так остановить СВОЕГО отца и защитить, наконец, ту маленькую напуганную девочку, которая до сих пор в ней жила.