Тень Саганами
Шрифт:
Вестман несколько секунд смотрел на него, затем легким приглашающим жестом предложил продолжать.
— Вплоть до настоящего времени, — негромко произнёс Ван Дорт, — ваши действия были направлены против собственности, а не людей. Не думайте, что баронесса Медуза не оценила необычайные усилия, предпринятые вами для этого. Она признаёт — и я уверен, что капитан Терехов может это подтвердить, — что вы, чтобы избежать человеческих жертв, преднамеренно ограничили свою оперативную гибкость и, по сути дела, подвергли свою организацию значительному риску. Однако, как только что отметил главный маршал Баннистер, вы должны понимать, что вам не удастся долго продолжать действовать в том же духе. В настоящее время существует огромное различие между вами,
Хелен заметила, что в глазах Вестмана при упоминании Нордбрандт что-то мелькнуло. Она не знала что, однако вспышку эмоций было невозможно скрыть.
— В настоящее время, — продолжил Ван Дорт, — вы формально являетесь преступником. Вы нарушили закон и вступили с другими лицами в сговор для нарушения закона и одному Богу известно, на сколько миллионов стелларов ущерба вы нанесли. Но вы не убийца вроде Нордбрандт. Я думаю, для вас было бы желательно сохранять это положение вещей. Я не пытаюсь убедить вас сложить оружие или отказаться от борьбы. Во всяком случае, пока. Однако я на самом деле полагаю, что вам следовало бы очень внимательно рассмотреть возможность объявления по крайней мере временного перемирия.
— И дать вам время без помех протолкнуть свой проект конституции? — потребовал ответа Вестман.
— Может быть. Очень даже может быть. Но замечу вам, что, что бы вы ни делали на Монтане, вы не остановите другие представленные в Собрании системы от принятия Конституции, если они решат в пользу этого. Если Конституция будет утверждена, и если законодательная власть Монтаны её ратифицирует, и если парламент Звёздного Королевства проголосует за её принятие, то — если ваши принципы не оставят вам никакого иного выбора — вы всегда сможете снова начать стрелять. Но разве вам в самом деле обязательно доводить дело до человеческих жертв, чтобы никто в вашей организации — не только вы, а никто — уже не был способен шагнуть назад от края пропасти, даже не зная, будет ли разработана жизнеспособная Конституция?
— Послушай его, Стив, — тихо произнёс Баннистер. — Он говорит дело. Не заставляй моих мальчиков и девочек и твоих людей убивать друг друга, когда в этом может даже не возникнуть необходимость.
— Относительно возможности прекращения огня я не скажу ни да, ни нет, — откровенно заявил Вестман. — Не здесь, не получив возможности обдумать это и обсудить со своими людьми. Однако, — он заколебался, переводя глаза с Ван Дорта на Баннистера и обратно, а затем коротко, отрывисто кивнул. — Однако я обдумаю и обсужу это со своими людьми. — Он напряжённо улыбнулся рембрандтцу. — Из того, что хотели, вы получили по крайней мере это, мистер Ван Дорт.
Хелен вслед за капитаном Тереховым и Ван Дортом шла назад к аэрокару. Негромко переговариваясь, чуть за ними шли Баннистер и Вестман. Судя по выражениям их лиц, Хелен подозревала, что они обсуждают личные дела и задавалась вопросом, каково это обнаружить, что лучшие друзья внезапно стали врагами из-за вопросов вроде теперешнего.
Капитан и Ван Дорт дошли до аэрокара и поднялись на борт. Хелен вежливо ожидала, пока Баннистер не последует за ними. Главный маршал пожал Вестману руку и тоже сел в аэрокар. Она двинулась мимо лидера повстанцев, чтобы последовать за ними, однако Вестман поднял руку.
— Подождите минутку, миз… Зилвицкая, не так ли?
— Хелен Зилвицкая, — произнесла она немного напряжённо, глядя в сторону аэрокара и страстно желая, чтобы в пределах слышимости находился хотя бы кто-то из её старших.
— Я не стану вас задерживать, — вежливо произнёс Вестман, — однако я хотел бы вас кое о чём попросить, если позволите.
— Разумеется, сэр, — согласилась она, хотя это была последняя на всём свете вещь, которую ей хотелось бы сделать.
— Вы напоминаете мне одного человека, — тихо произнёс Вестман,
не сводя с неё глаз. — Очень сильно напоминаете. Мистер Ван Дорт когда-нибудь упоминал при вас о Сюзане Баннистер?— Сюзане Баннистер? — повторила Хелен, пытаясь не дать глазам вылезти на лоб при упоминании фамилии. Она покачала головой. — Нет, не упоминал.
— А. — Вестман, казалось, мгновение это обдумывал, затем кивнул. — Мне было любопытно, — сказал он и глубоко вздохнул.
— Экономическая война — не единственное, что разделяет Рембрандт и Монтану, миз Зилвицкая, — мягко произнёс он, затем снова вежливо кивнул ей и быстро ушёл.
Несколько секунд Хелен внимательно смотрела ему вслед, размышляя, что же он хотел сказать. Затем она встряхнулась и вернулась к аэрокару.
Бернардус Ван Дорт и Тревор Баннистер сидели рядом друг с другом, глядя на неё и она внезапно задала себе вопрос, как же она сумела проглядеть боль на их лицах, возникающую всякий раз, когда они смотрели на неё.
Глава 38
Центральное место в картине видимого через армопластовый купол звездного неба занимал усеянный завитками облаков голубой шар планеты по имени Монтана. Над ней кружилось меньше кораблей и орбитальных сооружений, чем было дома, но Хелен уже привыкла к более редкому движению транспорта в Пограничье. Сейчас она лежала, развалившись в одном из комфортабельных кресел, и любовалась гигантским облачным фронтом, накрывшим большую часть восточного полушария планеты. Чего космонавты были лишены, так это ощущений и запаха непогоды, и для уроженца Грифона, где погодные явления всегда были энергичными (очень мягко выражаясь), переносить подобное лишение временами было непросто.
Однако её беспокоила вовсе не погода, и она это знала.
Люк открылся со знакомым тихим звуком, и Хелен было дернулась, но тут же расслабилась.
— Как оно прошло? — спросил Пауло д'Ареццо.
Хелен задумчиво уставилась на него, отмечая, насколько изменились их отношения за последний месяц. Временами было сложно помнить, насколько высокомерным она его считала… пока не увидишь его в компании остальных гардемаринов. Дело было не в заносчивости, как она когда-то считала, но в том, что Пауло был чрезвычайно замкнутой личностью. Иногда она задавалась вопросом, имел ли кто-нибудь ещё на "Гексапуме" хотя бы малейшее представление о его прошлом, и о тех демонах, что он таил в себе. Даже сейчас она не была готова задать ему такой вопрос, но полагала, что знает ответ.
— Кое в чём лучше, чем я ожидала, — ответила она ему после паузы.
— Можешь рассказать?
— Мне не велели помалкивать, но не сказали и того, что об этом можно рассказывать. В такой ситуации я бы воздержалась, если ты не возражаешь.
— Ладно, — сказал он, и Хелен ему улыбнулась. Это была одна из черт, которые она ценила в Пауло. Он мог задать подобный вопрос, не создавая впечатления, что пытается вынудить её сказать что-то, чего она говорить не должна. Он просто спрашивал, может ли она об этом говорить, и вполне был готов перейти к совершенно другой теме, если она говорила, что не может. Даже Аикава изобразил бы разочарование, если бы она сказала ему "нет"; Пауло так не поступал.
Он опустился в другое кресло, закинул ноги на край пульта связи и занялся своим этюдником. Хелен смотрела на то, как он принялся за работу, удобно развалившись в своём.
— Это единственное место на борту, где ты рисуешь? — спросила она несколько минут спустя, под тихий, приятный звук скольжения грифеля карандаша по бумаге.
— Практически единственное, — отозвался он, не отрывая взгляда от альбома и изящно двигающегося карандаша. Потом приостановился и бросил на неё взгляд, сопровождаемый его несимметричной улыбкой. — Для меня это личное. Я начал рисовать по большей части в качестве терапии. Теперь же… — он пожал плечами. — Полагаю, это для меня это вроде как стихи для Лео.