Тень твоей улыбки

– Доктор Фаррел? Несомненно. В этом процессе ей отводится очень важное место. Эмили О’Киф, мать Майкла, не просто верила, что сын будет жить, но фактически перестала водить его по врачам.

– Доктор Фаррел упомянула своего коллегу, доктора Райана Дженнера, – продолжал Фелл. – Я справлялся о нем. У него репутация хорошего нейрохирурга. Доктор Фаррел рассказала, что Дженнер, изучив результаты компьютерной томографии и магнитного резонанса, заявил, что Майкл О’Киф был неизлечимо болен и должен был умереть. Интересно было бы попросить доктора Дженнера дать показания в качестве еще одного квалифицированного свидетеля. Мне бы очень хотелось его расспросить.

Монсеньор Келли кивнул.

– Я думал о том же. Это явилось бы веским медицинским аргументом для продвижения нашего процесса.

Потом оба священнослужителя надолго замолчали, причем каждый догадывался о ходе мыслей другого.

– Жаль, что мы не можем прояснить обстоятельства, при которых Кэтрин родила ребенка, – сказал наконец Фелл.

– Понимаю, – согласился Келли. – Мы знаем, что она ушла в монастырь, когда ей было всего семнадцать. Должно быть, все случилось незадолго до этого, и тогда понятно, зачем мать-настоятельница послала Кэтрин в Ирландию через несколько месяцев после принятия послушничества. Очевидно, что сестра Кэтрин узнала о своей беременности уже после того, как вступила в общину.

– Никто об этом не догадался бы, если бы больничная медсестра, которая ухаживала за Кэтрин, когда та была при смерти, не заметила шва от кесарева сечения. И если бы медсестра не продала эту историю одной желтой газетенке много лет спустя, когда начался процесс беатификации. Тогда мы не нашли бы одного из врачей, ухаживающих за ней во время ее последней болезни, – того, который подтвердил эту историю, когда мы его расспрашивали. То, что он не смог с чистой совестью дать опровержение в прессе, только подлило масла в огонь, разожженный любителями сенсаций…

Монсеньор Келли вздохнул, печально покачав головой.

– Мы не можем игнорировать факт, – заговорил монсеньор Фелл, – что у нас нет информации о том, как она сама относилась к этой беременности. Была ли эта связь по обоюдному чувству? На ранних фотографиях Кэтрин мы видим поразительно красивую молодую женщину. Неудивительно, что у нее были поклонники. Родила ли она живого ребенка, и если да, то что с ним стало? Говорила ли она кому-нибудь о нем? Слишком много вопросов.

Монсеньор Фелл осознавал, что задает эти вопросы, не ожидая ответов на них.

– Моя задача в том и состоит, чтобы удостовериться в истинности чудес и в том, что только люди исключительно добродетельные, а не исключительно красивые могут быть внесены в святцы, – сказал он.

Монсеньор Келли кивнул, но предпочел не упоминать о том, что после вчерашней встречи с доктором Моникой Фаррел в его сознании непрерывно мелькали воспоминания о сестре Кэтрин. «Возможно, это потому, что я заметил боль на лице очаровательного врача, когда она рассказывала о том, как сообщила родителям Майкла о его обреченности. У нее было точно такое же выражение лица, как у сестры Кэтрин – я это помню, – полное сочувствия к горю родителей, чьи дети опасно больны».

31

На обратном пути в квартиру Рене Картер на Сентрал-Парк-Уэст Кристина Джонсон позвонила своей лучшей подруге Кериан Кеннан, с которой вместе снимала крошечную квартирку в Гринвич-Виллидже. Кериан, студентка института моды, сразу сняла трубку.

– Кери, это Крис.

– По голосу чувствую – что-то не так. Что случилось? – стала допытываться Кери.

– Да все плохо, – всхлипнула Кристина. – Ребенок, с которым я сижу, в интенсивной терапии, а его мать куда-то пропала. Поверить невозможно.

Через двадцать минут, когда такси остановилось на углу Девяносто шестой улицы и Сентрал-Парк-Уэст, Кристина получила обещание от подруги, что та сейчас примчится к ней, чтобы остаться до конца дня.

– Я знаю, Рене Картер начнет орать, что я плохо заботилась о Салли, – со слезами на глазах объяснила Кристина. – Может быть, если ты будешь здесь, она не станет так беситься. А если она не вернется к вечеру, я собираюсь оставить ей записку и уйти. Не могу больше работать на эту ужасную женщину.

Кристина вылезла из такси, вошла в вестибюль и на лифте поднялась в квартиру. Едва она открыла дверь, как услышала неистовый лай собаки, которую не выводили со вчерашнего вечера. «О господи, бедняжка», – подумала она, бросившись за поводком. У нее не было времени осматривать квартиру, но и так было понятно, что все оставалось на своих местах и миз Картер не приходила домой.

Лабрадор сильно тянул поводок, и внизу Кристина успела только крикнуть консьержу:

– Джимми, когда придет моя подруга Кериан, скажите ей, что я скоро вернусь.

Четверть часа спустя, когда она вернулась домой, то с облегчением увидела, что в вестибюле ее ждет Кери. Но перед тем как в сопровождении подруги пойти к лифту, она задержалась у стойки.

– Джимми, пока я гуляла с собакой, миз Картер не приходила?

– Нет, Кристина, – ответил молодой консьерж. – Не видел ее утром.

– И вчера весь день, – пробормотала Кристина, пока девушки поднимались в лифте. – Первое, что я хочу сделать, – это сварить кофе. Иначе засну даже стоя.

Попав в квартиру, она пошла прямиком в кухню.

– Можешь пока посмотреть квартиру, – предложила она Кериан. – Потому что когда появится миз Картер, мы сразу уйдем.

Через несколько минут Кериан пришла к ней на кухню.

– Потрясающая квартира, – заметила она. – Мой дед занимался антиквариатом, и, поверь мне, здесь есть очень хорошие образцы мебели. Должно быть, у миз Картер водятся деньги, и немалые.

– Она организатор мероприятий, – сказала Кристина. – Наверное, сейчас занимается каким-то особо важным мероприятием, если не появляется здесь и даже не отвечает на телефон. Только подумай. У нее ребенок неделю назад лежал в больнице и сейчас снова там. Я не собираюсь больше работать у нее, но очень беспокоюсь за Салли.

Взяв две кофейные чашки и поставив их на столешницу, Кристина тяжело вздохнула.

– А что с отцом Салли?

– Понятия не имею. Я здесь уже целую неделю и не видела никаких признаков мужчины. Думаю, он такой же, как мать. Кофе готов. Давай выпьем его у бара.

В комнате отдыха находилась искусно выполненная барная стойка. Девушки только начали устраиваться на стульях у стойки, как зазвонил домофон. Кристина подскочила.

– Наверное, это Джимми, хочет сообщить, что миз Картер поднимается наверх.