Тень в тени трона. Графиня

Вообще-то она была красива. На ней было темно-синее шелковое платье – контуш со складами Ватто, без пояса, надетое поверх нижней юбки на каркасе. Темные волосы были завиты в локоны, подняты вверх и сколоты на затылке. Нить из белого, крупной величины жемчуга, вплетенная в волосы, завершала скромную, но довольно богатую прическу женщины. Украшений почти не было, разве что в ушах наличествовали серьги – небольшие черные жемчужины, обрамленные в золото, очень дорогая и редкая вещь.

Губернатор внимательно смотрел на портрет. То, что он ее видел, сомнений не вызывало. Но вот где и когда, и кого она ему напоминает, вспомнить не мог. Образ крутился перед глазами, не желая материализоваться.

– Я ее видел и даже говорил, но где, не могу вспомнить.

– А если оба портрета положить рядом и сравнить?

Алард Ведер, изображенный на первом листе, был почти что копией женщины, изображенной на втором листе, с поправкой, конечно, на пол и возраст.

– Это его мать! У меня нет сомнений. Это мать Аларда Ведера, так?! – губернатор не спрашивал, он уже утверждал, глядя на племянника, стоявшего рядом. – Но я ее где-то видел, и даже говорил с ней.

– Я тоже. Более того, я даже ухаживал за отцом вместе с ней и бегал за лекарствами по ее просьбе в тот день, когда его убили.

– Сиделка! Помощница врача Франца Симонса, кажется, так его звали.

– Этого? – и Герд положил перед изумленным Габриэлем третий портрет, на котором был изображен тот самый эскулап из Амстердама, присутствующий на дуэли, потом лечивший Артура, его самого и его малышку Эмму. – Это ее отец и, соответственно, дедушка Аларда Ведера. В тот день, примерно за полчаса до нападения на тебя, она отослала меня за лекарством к врачу. Я пробыл у него примерно часа два, пришлось подождать, пока его изготовят. А когда вернулся, отец был уже мертв, а ты лежал без чувств, и мне пришлось мчаться обратно, уже за врачом, чтобы он помог хотя бы тебе.

Когда начались крики и шум внизу, в твоем кабинете, она, оставив больного отца на кровати, бросилась вниз – на помощь, а когда вернулась, отец был уже убит.

– Ты думаешь, что все было спланировано заранее?

– Я уверен в этом. Чужих людей в доме не было. В комнату отца, а она находилась на втором этаже, никто не поднимался, и никто не спускался оттуда, окна были плотно закрыты. Я сам проверял.

– Тебя в тот момент не было. Ты что думаешь, она сама могла убить?

– Думаю, да! Удар был точно в сердце. И признаков борьбы на постели не было. Убитый полностью доверял убийце и не ожидал от него такой подлости. А она, кстати, неплохой хирург, и с ножиком бросаться на людей ей не в новинку, профессия такая.

– Это только предположения!

– Да. Свидетелей нет. И это тоже не в ее пользу. А потом она исчезла. Дело-то было сделано, и ее присутствие в доме больше не требовалось, да к тому же тетя никого чужого к тебе не подпускала. Только она сама и я.

– А кто напал на меня? – губернатор интересовался без тени иронии. Просто он уже не один раз убеждался в проницательности Герда, у которого оказался прирожденный талант сыщика и интригана. – Я понимаю, что в «кобру» ты не веришь.

– Напрасно ты так думаешь. Верю. Кобра была. И была схватка. И было ранение вас обоих. Я даже смогу назвать имя напавшего на тебя негодяя.

– Имя… человека?! – губернатор уставился на племянника, вытаращив глаза от изумления.

Герд не спеша, как заправский фокусник, достал из той же папки очередной шедевр неизвестного художника и положил его на стол перед Габриэлем:

– Узнаешь?!

На бумаге, лежащей перед губернатором, был изображен мужчина примерно лет семидесяти, в красной сутане, с неподвижными серыми глазами и крайне неприятным взглядом, в котором сквозило презрение и высокомерие. Епископский сапфир на безымянном пальце правой руки, на груди золотой крест, рядом с которым на простом темном шнурке висел голубой лунный камень в платиновой оправе. Левая щека кардинала, а это, без сомнения, был именно кардинал, была обезображена глубоким шрамом, начинающимся от шеи и задевающим глаз. Ранение, вероятно, было нанесено ножом и довольно давно.

Шрам, обезобразивший щеку, и злобные серые глаза Его Преосвященства вызывали не почтение, присущее его сану, а скорее страх и презрение к изображенному на бумаге священнику. Если бы не лунный камень на шее кардинала, губернатору потребовалось бы значительно больше времени для опознания.

«Это мой талисман – хранитель, и я с ним никогда не расстаюсь», – давний диалог всплыл в памяти губернатора, и он уже с уверенностью заявил:

– Это дон Хуан де ла Фуэнте. Но позволь спросить тебя, какое он имеет отношение к убийству и зачем ему это, он достаточно богат и знатен, примас Новой Испании, почти что Папа.

– Он да! А его сын? Целибат для кардиналов никто не отменял. Внебрачный сын, от любимой женщины, которого нужно ввести в общество, продвинуть на самый верх, передать богатства, не привлекая внимания, – возразил Герд, отодвинув последний лист в сторону и снова взяв в руки три первых. Расположив портрет Аларда Ведера вверху, а портреты его матери и дона Хуана снизу, друг возле друга – он получил что-то вроде треугольника, в вершинах которого находились портреты.

– Ну что скажешь теперь?

Губернатор внимательно сравнивал портреты, расположенные в вершинах треугольника. То, что Алард и женщина, изображенная на портрете, похожи друг на друга, не вызывало сомнений, сходство было несомненно, а при чем здесь дон Хуан? Сходство, конечно, было, но не очевидное.

Однако что-то все-таки было, несомненно было. Разгадка витала в воздухе, не даваясь в руки. Племянник смотрел на мучения любимого родственника, однако на помощь прийти не спешил.

Габриэль поднял глаза на племянника, явно ища подсказки:

– А если заглянуть к ним в душу – в глаза?! – последовала подсказка младшего.

А вот здесь в игру вступил несомненный талант неизвестного художника.

«Глаза – зеркало души, душа человека прячется за его взглядом» – эти слова древних мудрецов он и сам повторял не раз.

При внешнем, довольно сомнительном сходстве, выражение глаз, презрительный высокомерный взгляд, хитрость, лживость, жадность легко читались во взгляде обоих, и это удалось блестяще передать художнику на портретах. Взгляды – души, на портретах оказались настолько похожи, что вопрос об несомненном кровном родстве Аларда и дона Хуана отпал сам собой.

«Они одна семья, включая доктора», – дядя и племянник смотрели друг на друга, слова не потребовались, они все поняли без них.

– Так, Герд, давай разберемся! – губернатор встал и нервно прошелся по кабинету. – Алард Ведер и женщина… кстати, как ее имя?

– Катрин Ведер, она же его мать и уже давно вдова – муж умер вскоре после женитьбы.

– Упал грудью на кинжал пару раз?! Шучу!

– Примерно так и было, – не без иронии ответил Герд.

– Хорошо! Я допускаю, что Катрин и ее отец могли бы убить Артура, когда он был ранен и лежал в постели, но организовать поединок, нанять ассасинов, убить исполнителя, подбросить улики в дом и, наконец, организовать само нападение на меня – это, прости, было им явно не под силу.