Тень всадника
Шрифт:
– Хорошо, что ты сохраняешь чувство юмора, - сказала Дженни почти ласково.
– Подожди, меня Эля зовет. Слушай, я ее уложу и тебе перезвоню.
Я ждал и смотрел на часы. Звонка не было. Может, она сама задремала, убаюкивая девочку? День, наверно, выдался хлопотливый, устала на работе. Позвонить? Но после того, как на Диккенс-стрит опускают занавес, я туда не звоню.
Звонок.
– Извини. Я просто долго разговаривала с одним человеком. Позвонила ему за консультацией. Он дока в таких делах, знает всю процедуру оформления. Понимаешь, в Америке все - бизнес. Фонд, не подлежащий налогообложению, это очень хитрый бизнес. Это гораздо сложнее, чем взять рискованный кредит в банке под сомнительное предприятие. Тем не менее все возможно, если знать правила игры. Допустим, некий джентльмен решил построить фабрику по производству мыльных
Она так трогательно растолковывала мне банковские истины, так старалась, что мне показалось, сейчас последует: "Тоничка, вызови такси и приезжай. Через час приедешь?" И я бы ответил: "Я буду у тебя через минуту. Как? Это мои правила игры". Через минуту я постучал бы в ее дверь на четвертом этаже дома на Диккенс-стрит, такой шанс не упускают, а дальше - гори все синим пламенем в адском огне с Глубоководными Рыбами на сковородке в томатном соусе. Бывала в ее голосе интонация, которую я называл "скрытой страстью", и вот мне почудилась эта интонация, и я моментально отреагировал. Я захотел свою девочку, захотел физически, ведь мы не занимались с ней любовью черт знает сколько времени! Я представил себе, как она открывает дверь, еще не веря, что это я. И я... И она... Такая радужная картина меня ослепила, интонация - сделала глухим, и я не сразу понял, не сразу осознал, что в трубке сменился тон, что в трубке орут. "Скрытая страсть" прорезалась.
– Тебя выебли. Повторяю по буквам: ВЫЕБЛИ! Они - мужики ушлые, грамотно подготовили досье, ты им был нужен в широком ассортименте. "Известный профессор из Европы". Для чиновников нашего провинциального штата это звучит. А когда все было завизировано и подписано, тебе сказали: "Катись, дорогуша, колбаской по Малой Спасской". Ты напоминаешь девицу, которая расфуфырилась, намарафетилась, выучила два стихотворения, думая, что ее пригласили в интеллигентную компанию. А как пришла в гости, ей без лишних разговоров накинули простыню на голову, завалили и исполнили хором спереди и сзади. Расщедрились, предложили поужинать в ресторане! Девице тоже после того, как затрахали, поднесли стакан водки.
В другой раз я бы спросил: мол, откуда такое знание деталей в истории с девицей? Спросил бы без подковырки, просто, чтоб парировать удар, перевести дыхание.
Перевести дыхание. Коварный враг, нагло улыбаясь, танком утюжил мне грудь. Поэтому я слабо возразил:
– Там же сокращают штат.
Подлил масла в огонь.
– Как ты это проверишь? Человек, с которым я только что говорила, сказал: "Твой профессор может потребовать, чтоб ему открыли досье? Заявиться в контору, сесть за компьютер и просмотреть их банковские счета? Передай своему профессору, что если он не способен снять рубашку с ближнего, ему нечего соваться в бизнес". Я ответила, что профессор живет по христианским заповедям. Когда его бьют по правой щеке, он подставляет левую. И если у него вытащат кошелек, он начнет извиняться: мол, простите, там мало.
– Дженни, - взмолился я, пытаясь вздохнуть поглубже, набрать побольше воздуха, - подумай, котенька, о чем ты говоришь. Я никогда не имел дела с ворами. Это люди из Системы, а Доула я вообще давно знаю.
Трубка гремела, как репродуктор на площади:
– Меня всегда удивляло твое преклонение перед спецслужбами. Разве нормальный человек туда пойдет? Туда записываются люди с психическими отклонениями, воры и жулики. Прикрываясь формой, легче воровать. Они чувствуют себя вне закона, выше простых смертных и набивают карманы. Мальчишкам нравятся люди в военной форме, у которых оружие. Но ты же давно не мальчик. Откуда у тебя такая инфантильность? На моей родине главными ворами и хапугами стали не уголовники, а бывшие сотрудники так называемых органов...
Я с трудом воспринимал ее слова.
– ...Кто продавал военные секреты Америки русским и китайцам? Респектабельные господа из ЦРУ. В твоей родной Франции кто выслеживал, арестовывал евреев и отправлял их в немецкие лагеря смерти? Эсэсовцы, гестапо? Французские полицейские.
Я ее почти не слышал.
– "...Ах, Доула я давно знаю". Что ты про него знаешь? Не успел ты улететь из
Лос-Анджелеса, как он полез мне под юбку. Впрочем, успокойся, с ним у меня ничего не было и не будет. Не переживай за своего друга Доула. Вася Литвинов с ним поделится. Там четко - услуга за услугу. Где-нибудь в Мексике, на модном курорте, Доулу строят виллу.Я прислушался к себе. Меня сейчас волновал извечный гамлетовский вопрос: to be or no to be? Что в переводе с датского означало: сдохну или нет?
– ...Самое грустное, - заговорила трубка нормальным голосом, поэтому я услышал... к сожалению.
– Самое грустное, Тоничка, что ты никогда не мог за себя постоять. В твоей богатой событиями жизни тебя дважды выносило на вершину власти. Подчеркиваю глагол выносило. И что же? Ты пальцем не пошевельнул, чтобы удержать власть. Ты скрестил руки и молчал, когда уничтожали Робеспьера и твою революцию. Твоя Революция, небось, с большой буквы? Кстати, Жозефина Богарне тоже досталась тебе случайно, и ты за нее не дрался. Ты добровольно отдал шведскую корону, как только появился претендент... Поэтому не случайно тебя сделали механической куклой. Твоя судьба - исполнять чужую волю. Я не слишком тебя утомила? Good night.
Трубка сразу потеряла свою магию и издавала короткий писк. Я повертел ее и положил на рычаг. Трубка заткнулась, но коварный враг продолжал нагло ухмыляться. Целеустремленно я перешел к активным действиям. Удар в челюсть первой рюмкой. Удар в ухо второй. После пятой рюмки наглая рожа растаяла в воздухе. Я свободно вдохнул полной грудью и выпил за здоровье моей девочки. Я понимал, почему она проехалась по мне асфальтовым катком. Характер. Жалея человека, которого обидели и обманули, она приходит в такую ярость (в первую очередь потому, что человек позволил себя обмануть и обидеть), что готова его убить. Характер. Я сам когда-то был таким.
* * *
Человек, по которому проехались асфальтовым катком, становится плоским, тихим и очень комфортным в общении. Его можно сложить вчетверо и спрятать в ящик платяного шкафа, потом вывесить на веревочке на террасу, как занавеску от солнца, потом расстелить на полу у входной двери, потом запустить в стиральную машину, высушить и прихватить в гости в качестве модной накидки. Опять забросить в шкаф и забыть. Перебирая старые вещи, случайно наткнуться и подумать, как же его использовать. В "понтиак" на сиденье себе под?.. Нет, слишком много ему чести прикасаться к таким частям. В багажник! Пригодится для протирки стекол.
И никакой мороки.
* * *
У меня наладилось. Я, можно сказать, подженился. Мы помирились. Ну если некуда деться, что толку отбрыкиваться? Приходится как-то договариваться. (Я имею в виду своего коварного врага. А вы о ком подумали?) Обычно он начинал резвиться утром, не очень усердствуя, скорее напоминая о своем присутствии. Вот когда я спускался на улицу, чтобы переть пехом в университет или сделать кружок на парочку км, тут он наваливался и запускал свою музыку. Я это предвидел, замедляя ход, заранее выбирал место, где бы присесть. Ну если ему так хочется, если ему это доставляет удовольствие - пускай себе давит и душит на здоровье!
Наверно, он тоже ценил мое к нему расположение, ибо, добросовестно выполнив свою программу, он затихал и больше меня не тревожил. Казалось бы, вечером, когда я устал, перекурил и совершал прогулку гораздо интенсивнее самое время ему снова пакостить. Нет, спит до утра сном праведника.
То есть я не мешал ему утром, а он мне - вечером. Знаете, я знавал семьи, где дорого бы дали за такое обоюдное согласие.
Конечно, разумеется, естественно было постараться прекратить эту принудиловку и обратиться к врачам. Но, во-первых, неясно, как мой сожитель (коварный!) прореагирует на нарушение нашей джентльменской конвенции, может, от лекарств я взвою! Во-вторых, я уже сказал, что некуда было деваться. Ведь Инга оформила по всем правилам, с социальной страховкой, беднягу, который попал в автокатастрофу и до сих пор проходил курс реабилитации в госпиталях. Оформлять на его место другого было поздно, да и средств не было. Инга, чтоб спасти курс, пригласила меня полуофициально. В том смысле, что я француз и у меня во Франции свое securite social. И все закрыли глаза на то, что американское сейшел секьюрити французское секьюрити в гробу видало, в Америке оно не действительно. Правда, Инга, как человек совестливый, меня спросила: "Ты собираешься болеть?" "Никогда не занимался такими глупостями", - честно ответил я.