Тень

Ноги провалились и увязли в грунте отказываясь подчинятся разуму. Всадники настигали его. Бежать не получалось. Страх неменуемой смерти сжал душу ледяными тисками. Добрыня развернулся лицом к преследователям. Четыре всадника остановились в метрах десяти от русича. Скаля зубы, внимательно рассматривая жертву. Первым двинулся всадник на белом коне. Он натянул свой лук и выпустил стрелу в русича.

Добрыня увернулся от выстрела. Ярость обреченного проснулась в груди.

Русич намотал бечёвку нательного креста на ладонь. зажав сам крест между пальцами.

– Помирать —так с музыкой.

Добрыня поднял руки готовясь к схватке. Крест в руке преобразился в сверкающий меч.

Лучник выстрелил ещё раз. Добрыня отбил стрелу мечом. Остальные кавалеристы сгруппировались для совместной атаки. Справа восседал мечник на огненно-багряном коне. Обнажив огромный двуручный меч. По центру стоял огромный богатырь на мертвецки пепельном коне размахивая грозным трезубцем. Воин на чёрном скакуне крутил в руках длинный цеп похожий на весы. Всадники окружили славянина, готовясь атаковать разом со всех сторон.

Сердце воина стало биться ровнее. Меч наполнял его силой. Спокойствие и бесстрашие растеклись по жилам Добрыни. Тетева взывала ещё раз. Добрыня снова сумел увернуться от выстрела.

– Хватит игр – взвыл тот, что вертел цеп и всадники ринулись в бой.

Заскрежетала сталь. Посыпались удары. Русич устоял. Всадники отошли, готовясь к новой атаке. Но глас с небес остановил их. Вспыхнул солнечный луч, разорвав пелену тяжелых туч и всадники, и их лошади растворились в этом свете, словно туман на ветру. Единственное, что запомнил Добрыня. из слов молитвенной песней летящей с неба, было:

– Докажи, что достоин.

Ему очень хотелось доказать это.

Славянин открыл глаза. Он все так же лежал у давно потухшего костра во дворе старой крепости Тамплиеров среди почерневших трупов крестоносцев.

Полуденное солнышко скрылось за набежавшее облако.

Русич поднялся и обвёл взглядом двор, засланный гниющими трупами. Смрад и запах разложения саданули по мозгам не хуже клевца.

Было холодно. Озноб обрушил на славянина свои чары. Застучали зубы, выбивая неведомый ритм.

Добрыня встал на ноги и двинул в сторону зияющих чёрной брешью ворот цитадели.

Но сделав пару шагов буквально задохнулся от не хватки воздуха. Пошарив у своей лежанки он нащупал длинный бердыш с широким лезвием. Русич оперся на оружие. Дыхание восстановилось. Добрыня шёл по скрюченным, закостеневшим телам бывших саратников, когда увидел мелькнувшую тень. И услышал причитания и стенания.

Призрак молодого рыцаря плакался на свою судьбу плача над поверженных телом. Потом проявился ещё один призрак. Потом ещё. И вскоре перед Добрыней предстало не упокоенное воинство крестоносцев. А между ними мелькнуло что-то совсем чёрное и мерзкое. Странный хохот огласил округу. А потом истерический смех сошёл на шёпот:

– Если ты думаешь, что спасся, ты ошибаешься. Самое интересное только начинается.

Мрачная тень ещё раз мелькнула в толпе призраков и замолкла.

Порывистый ветер унёс облако дальше странствовать по небесным тропам, а

Солнечный свет залил крепостной двор, растворяя видения призраков.

Добрыня толкнул двери и вошёл во внутрь замка.

Промозглый ветер остался с наружи и Озноб отпустил. Постепенно вернулась способность мыслить. И голод. Ужасный опустошающий голод. Русич снял со стены пропитанный маслом факел и сткукнул кремнием по огниву. Искры посыпались дождем, а промасленная тряпка вспыхнула ровным пламенем.

– Кто там? Призраки не зажигают факелов. – Голос был до боли знакомым.

– Вовжик… это я Добрыня. Я живой. Наверное. Хотя и не уверен.

Шаги ускорились, а в голосе звучала радость.

– Живой курва. А думал я один тут остался.

Поляк подошёл к русичу и потряс его за плечи.

– Живой…

– Пожрать бы чего. А то брюхо, аж к спине прилипло.

– Пожрать это можно. Харчей тут полно. Я все не успел проверить. Сам очухался перед рассветом. Замёрз. Вот сюда приперся спасаясь от утренних заморозков.

Надо осмотреться. Понять что мы имеем.

– Пошли, может ещё кто выжил. Только не спеши я быстро не могу. Задыхаюсь сразу.

Поляк улыбнулся.

– Ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть. Хоть ты и холоп. Ой прошу прощения, Барон Дорен Альма.

* * *

Шаг за шагом воины осматривали цитадель.

Арсенал, сокровищница, казармы, спальни вельмож. И наконец они добрались до парадной залы. Главный холл замка пропах гнилью, сыростью и плесенью. Солнечный свет едва пробивался сквозь покрытые толстым слоем пыли разноцветные стёкла витражей.

Шаги гулким эхом разлетались по некогда роскошно украшенной зале.

– Главная зала.– шепотом произнёс поляк.

– Фрески и золото канделябров должно было шокировать посетителей своей роскошью являя миру могущество и власть Тамплиеров.

– Сейчас все во власти крыс и мышей, и пропитанно смертельной отравой Чумы.

Добрыня опираясь на бердыш словно на клюку двинул к возвышению. Дышать все ещё было тяжело. Голова шла кругом сразу после сотни шагов.

Трупов в зале не было, кроме одного. Верховный рыцарь ордена Тамплиеров восседал на высоком постаменте.

Болезнь сожрала его очень быстро.

Дорогие доспехи то тут, то там были покрыты следами нарывов и гноя. И лишь странный церемониальный меч сверкал своей чистотой.

Длинное и достаточно тонкое лезвие меча было искусно заковано в серебряный кант.

На искусной рукояти и инкрустированных ножнах изображались чеканные сцены сражения с темными силами. Навершие сияло огромным бериллом. Руки Тамплиера сжимали именно этот клинок, не смотря на пристёгнутый к поясу массивный фальшион, хотя с первого взгляда было ясно в бою ему цена грошь.

Но именно этим воин пытался себя защитить.

– Защитить, от кого? Или чего?

Добрыня освободил оружие от смертельной хватки тамплиера. Клинок со скрипом покинул ножны, блистая багрянцем в лучах вечерней зари.

– А ты храбрее, чем выглядишь. Мало кто рискнёт принять оружие из рук жертвы бубонной чумы.

Славянин обернулся.

– От кого он пытался отбиться серебром? Ведь меч явно ритуальный. Против человеков он использовал свой фальшион. А это скорее украшение, чем оружие…