Тени Бездны

— Нет, — согласилась Вобла и пожала плечами. — Но внутрь, почему-то, не летят. Тео предположил, что свечение стен имеет отношение к радиации. Твари чуют, что тут опасно, поэтому и не суются.

Тут я не выдержал и рассмеялся. Объяснить, какого чёрта так делаю, не сумел бы и сам. Но вообще-то, только представить: смертоносные твари не суются к нам, потому что мы сидим в смертельно опасной радиоактивной пещере. Реально — хохма!

— Что с ним? — спросил Теодор. — Истерика?

— По морде дать? — осведомилась, в свою очередь, Вобла. — Или так заткнёшься?

— Скучные вы люди, — я выдохнул несколько раз. По морде не хотелось. — Без огонька.

Теодор присел рядом с Лаврентьевым и что-то сделал с кистью лежащего. Тот тотчас взвизгнул и подскочил, заслоняясь руками. Было хорошо заметно, как по бледной физиономии, скользят отражения чувств: смертельного испуга, непонимания и наконец, облегчения. Хлопнув приведённого в чувство по физиономии Емельянович перешёл ко второй «обузе» и начал рассматривать опухшую ногу. На лице Теодора я заметил неодобрение. Потом он убрал ремни и шнурки, которым опутали повреждённую конечность и достал нож.

— Ампутируешь? — с живым интересом, спросила Вобла, а Павлуша протестующе пискнул.

— До этого уже недолго осталось, — пробормотал Теодор и вспорол штанину, плотно заполненную распухшей плотью. — Перелом закрытый, однако началось воспаление. Если в ближайшие день-два не оказать серьёзной помощи, останется одноногим.

— Будешь, как настоящий пират, — успокоила женщина хнычущего Павлушу. — Поймаем какую-нибудь летающую хрень и если она не откусит тебе голову, научишь её кричать: «Пиастры! Пиастры!»

Я хихикнул, а Паша приоткрыл один глаз, недобро глянул на шутницу и вновь закрыл. По щекам Павлуши бежали огромные слёзы, превращая грязь на коже в живописное месиво. Лаврентьев тяжело вздохнул и провёл кулаком по лбу.

— А что, есть шанс выбраться отсюда в ближайшую пару дней?

— Конечно, есть, — Теодор достал из сумки пригоршню какой-то зелёной фигни. Часть странной каши он сунул в рот Павлуши, приказав жевать, а остатком смазал ногу. — Скажу даже больше: есть шанс выбраться из Бездны в ближайший час. Правда, он настолько мизерный, что я не стал бы его воспринимать всерьёз. Кстати, вероятность покинуть сие гостеприимное место в ближайшие день-два, столь же мала.

— Почему-то я так и подумал, — заметил Лаврентьев и я не услышал разочарования в его голосе. Кажется, парень смирился.

— Почему бы просто не выбраться к той реке, где нас догнал Феникс? — спросил я у Теодора, который закончил заниматься Павлушей. — Пройдёмся по пещерке, выйдем на лестницу и чап-чап, наверх.

— Сколько раз мы выходили к Стиксу? — вместо ответа, Теодор обратился к Вобле. Та тотчас принялась загибать пальцы на руках. — Не старайся, я считал. Ровно тридцать два раза. То ли нужно обладать невероятным везением, чтобы обнаружить тот самый ход, то ли это — ещё одна шутка Бездны. Проходы ведут куда угодно, но только не на лестницу. Мы даже пару раз выходили к Огненному потоку, а толку? Выходя нет.

— Всё могло измениться, — проворчал я, вспомнив последнее сновидение. — Тут начинается неслабый замес и нас могут отпустить. Всех.

— Круглый тоже об этом заикался, — вздохнула Вобла, — но дорогой мой, снам и видениям не всегда можно доверять. Даже здешним.

— Позволь мне остаться при своём мнении.

— Да хоть сто порций!

Теодор, который внимательно прислушивался к нашей беседе, задумался, почёсывая здоровую половину лица. Потом оценивающе осмотрел всех, кто находился в стакане Зелёного холла.

— Стоит попробовать, — сказал он, наконец. — Казимир последние два раза вещал о грядущей великой битве и воинах, которым предстоит сражаться не только в глубинах Бездны, но и при свете солнца. Кажется, брат имел в виду амнистию для всех, кто ещё остался жив.

Паша вновь открыл глаз, потом — второй. Лаврентьев заинтересованно уставился на Емельяновича и его тощее лицо перестало излучать в пространство безнадежное отчаяние. Даже Павлуша вытер слёзы.

— Три пещеры с крылатой дрянью, — спокойно сказала Вобла, — переходы Феникса и спуск к реке, — она ткнула пальцем в Павлушу. — Этот точно станет обузой.

— Пожа-алуйста! — взвыла «обуза» и Паша пнул его ногой.

— Заткнись! Никто тебя не бросает. Пока, — он, постанывая, поднялся на ноги и сделал несколько наклонов, потом до хруста размял шею и набычился. — Сколько это займёт по времени?

— Если всё пройдёт удачно — часа четыре, — Вобла посмотрела на Теодора и тот кивнул, — но удачно ещё ни разу не получалось, так что придётся прятаться, а это отнимет ещё час-два. И ещё, за эту парочку отвечаешь лично ты, а у меня имеется собственная зверушка.

Мы поулыбались друг другу, хоть это больше напоминало оскал диких животных. Зверушка, ети, её мать! Зверушка. Ну ладно, я тебе ещё устрою зверинец, костлявая ведьма.

— Хорошо, — Теодор подошёл к стене зелёной колбы и сдвинул камень, до этого плотно сидевший среди своих собратьев. Достал из ниши чёрный бумажный пакет, плотно обвязанный толстой бечёвкой. — Здесь — одна хитрая штука. Вообще-то — сильный яд, если напутать с дозировкой. Но в случае правильного применения подстёгивает организм почище любого допинга. Срок действия — четыре часа. Если повезёт — успеем выбраться, до того, как свалимся без сил.

— Я это есть не стану! — испуганно откликнулся Лаврентьев и Павлуша, неуверенно выглядывавший из-за его спины, начал кивать головой. Неизвестные препараты с такими побочными эффектами…

— Не ешь, — поддержала его Вобла и бросила в рот чёрную пластинку, напоминающую кусок шоколада. — Сдыхай к херам! Баба с возу…

Я хихикнул, подумав, что поговорка в устах этой самой бабы, да ещё и обращённая к подобию мужика звучит вдвойне веселее. На мой смешок никто даже не повернулся — видимо привыкли. Отказники нервно бормотали, совещаясь, а Паша нюхал свою дозу и осторожно пробовал на язык.

— Ханку напоминает, — Теодор поморщился, а Вобла согласно кивнула и расплылась в широкой ухмылке. — Дурь даже здесь можно найти.

— А как ты хотел, — Вобла протянула мне кусочек, пахнущий травой и ещё, чем-то резким. — На тех, кто облучился Огненным потоком эта хрень действует по-особому, но ты не пугайся. Жив останешься — ещё попросишь.

Я думал, что твёрдую плитку придётся грызть, но стоило ей оказаться во рту и она тут же распалась на множество тонких волокон, лопающихся подобно пузырькам газировки. Тем временем, учёные дозрели и таки согласились принять допинг. Оный они получили вместе с наставлением Теодора, дескать недоумков он уговаривает самый последний раз.