Тени города. Вторая часть

За те два месяца, что он пробыл на лечении, мир изменился кардинально. Разрушенные дома, истерзанная трещинами земля, затопленные города, все это было лишь видимой катастрофой, истинная же зародилась в людских сердцах.

Вольфганг перестал быть священником и вообще верующим, но многие годы учебы невозможно просто взять и выбросить. Чистый лист новый жизни зачастую является лишь изнаночной стороной листа уже исписанного. И чем сильнее был нажим ручки, тем больше чернила проступают с оборотной стороны. Вольфганг понимал, что его познания и мысли никуда не делись, и на мир он будет глядеть глазами эрудированного человека, сильно волнующегося о своей душе, и чуть менее сильно - о душах других людей.

Они разбиты, подавлены, многие потеряли кров, но еще хуже - родственников и друзей. Сам Вольфганг рос в детдоме, а потому о родных, если они и были, он ничего не знал, да и знать не хотел.

Но больше всего его поразила волна преступности по всему миру. Грабители, убийцы, насильники, им не было числа, словно катастрофа открыла в людях их потаенные темные стороны. Довольно часто сообщалось о случаях людоедства, хотя еды хватало. Каждодневно правилась статистика погибших и пропавших без вести. Вольфганг все еще сомневался, не попал ли он в ад.

Он жил в соборе, но теперь от собора остались лишь развалины, даже если бы он и продолжал стоять, места ему там больше не найти. Кто он теперь? Бездомный бывший священник-неудачник, всеми порицаемый и ненавистный. В мире для него не осталось места. И единственно, куда он мог пойти, - центр помощи лишенным жилья. Ему выдали войлочное одеяло с маленькой подушкой, порцию одежды, которую пожертвовали граждане, и железную миску с кружкой. На банковском счету у него оставались неплохие средства, но покупать сейчас было попросту нечего и негде, да и найти уцелевший и открытый банк не так-то просто, а в те, что выстояли, очередь на месяцы вперед.

В лагере бездомных под открытым небом, среди едкой вони и болезней, он провел две недели. За это время его успели несколько раз ограбить - даже грязные одеяла и железная утварь была кому-то нужна очень срочно, так срочно, что у него просто не было времени попросить это у распределителей. Дважды он подрался, и оба раза по совершенно идиотским причинам. Интересно, вели ли бы они себя так же, если бы знали, кем он был каких-то два с лишним месяца назад?

А затем случилось то, что переменило всю его судьбу.

Он лежал, укутавшись засаленным одеялом и почесывая мелкие рубцы на теле - симптомы болезни Гюнтера. Он понимал, что так делать нельзя, но все чесалось неимоверно, а ему уже было плевать, как и на слегка розоватую мочу.

Ночью еще не так плохо, но вот днем, когда светит громадное яркое солнце, ему приходится прятаться в тенях устоявших и перестраивающихся зданий, а если все же нужда заставляет его выходить, он даже в разгар дня не расстается с одеялом, накрываясь им с головой.

В эту ночь Вольфганг никак не мог заснуть, ворочаясь с одного бока на другой, и шершавая ткань приятно почесывала кожу. Он все думал о своем будущем. Как только аэропорты заработают для обычных граждан, он первым же рейсом отправится в Германию, послав к черту эту проклятую страну. Там не так много небоскребов и высотных строений, а потому жертв там оказалось намного меньше, хотя и все равно ужасающе много. Там у него остался дом, и, если верить сообщениям знакомых, он остался сравнительно цел, не считая действий мародеров.

Захотелось в туалет. Он поднялся, но до кабинок биотуалетов было далековато, и идти, переступая через головы спящих, попросту не хотелось. Он не боялся наступить на кого-нибудь или потерять свое место - после катастрофы он почему-то начал прекрасно видеть в темноте, - просто переулок между полуразрушенными домами казался намного ближе, и это казалось не только ему.

Завершив дело, очередной раз вздохнув из-за цвета своей мочи, Вольфганг уже собирался отправиться обратно, чтобы попытаться хоть немного поспать, но вдруг услышал какое-то шарканье, идущее откуда-то из-за дома. Он не был любопытным человеком и, наверное, проигнорировал бы это, но сна не было ни в одном глазу, а потому решил проверить, что там такое. Кошка или собака? После катастрофы их почему-то становится все меньше и меньше. Наверно, здесь не обошлось без тех сумасшедших, что промышляют каннибализмом.

Заглянув за ближайший угол, он сразу же заметил какого-то человека. Не будь у него этого необычного зрения, он бы ни за что не разглядел его среди мусорных пакетов и всевозможного строительного барахла. Человек стоял, слегка нагнувшись и опустив голову, одной рукой он держался за стену, вторая висела плетью. На преступника он похож не был, и Вольфганг решил, что ему просто нездоровится.

– Эй, мистер, вы в порядке?
– спросил он. Ответа не последовало, человек даже не шелохнулся. "Уснул стоя, что ли?"

Вольфганг подошел ближе, наклонившись и пытаясь заглянуть в лицо из-под опущенных волос.

– Эй, - позвал он, слегка тряхнув незнакомца за плечо. В этот раз ответ последовал, но не тот, на который он рассчитывал.

Незнакомец двумя руками вцепился в плечи Вольфганга и сильно сжал, отчего тот непроизвольно крякнул, а затем поднял голову. Это было не лицо, а настоящая каша, кожа словно слезала с черепа, под глазами залегли неестественно большие мешки, нижняя губа отвисла, словно вот-вот отвалится, а уши, как казалось, отсутствовали вовсе, редкие тонкие волосы едва скрывали два загноившихся отверстия на их месте. Глаза белые, как от катаракты.

– Что с вами?
– поразился Вольфганг и попытался отстраниться, но хватка оказалась просто железной. И тут человек открыл рот, да так широко, словно у него не было ни мышц, ни суставов. Бывший священник не успел поразиться одной удивительной картине, как его ошарашила другая - прямо из глотки человека начала подниматься какая-то черная субстанция.

Вольфганг и сам открыл рот, но не мог издать и звука, словно помимо плеч, его ухватили и за горло. Ноги подогнулись, но мертвая хватка ужасного незнакомца продолжала держать его. Если бы он уже не справил нужду, то точно бы обмочился прямо в штаны.

К этому времени черная масса начала обретать очертания: огромная пасть с острыми зубами, едва виднеющиеся под черной пеленой красные глаза с вертикальными зрачками, вместо носа две неровные дырочки. Лапы как у игуаны, с не менее острыми, чем зубы, когтями.

Не до конца вылезши изо рта незнакомца, она уже вцепилась в Вольфганга, раздвигая пошыре челюсти. Бывший священник вспомнил про себя все молитвы, которые знал, они переплетались у него в голове, превращаясь в бессмысленную массу слов с именами всех святых, каких только он мог вспомнить. Вольфганг не знал, есть ли Бог, но лицо дьявола находилось прямо перед ним.