Тени исчезают в полдень.Том 4

Пистимея слушала, поблескивая глазами, обиженно поджав губы.

– Я не в одного Иегову верю. У меня и баптисты, и пятидесятники, и адвентисты… и другие. Собственный муж вот, например. На всех надо время. Назначайте другого слугой отдела. У меня и без того дел хватает. Как и без вас, до самого сорок девятого года хватало. Тут у нас, слышала, объявились истинно православные христиане. Надо будет понюхать, что за люди. Это мне ближе. Я ведь как-никак из православных была…

– Ну, обиделась… – помягче сказал Демид. – Негоже нам так-то… И другого не будем назначать. У тебя связи, опыт…

Демид встал, вышел в соседнюю комнату, принес пачку журналов и брошюр, положил возле себя на стол.

– Видишь ли, Пистимея, – негромко начал он, – и нам, свидетелям Иеговы, все другие… все братья и сестры других вероучений тоже недалеки. В конце концов, все они Христа в душе носят, его слова памятуя: «Кто не со мною, тот против меня», – все служат Богу. И всех надо действительно поощрять, поддерживать и… направлять. Направлять. И вот здесь-то я и хотел бы кое о чем серьезно потолковать с тобой, для этого и вызвал. Мы не должны сейчас упускать из-под своего влияния ни одного человека, ни одного не должны терять. А практика показала – баптисты, адвентисты седьмого дня, истинно православные христиане, даже пятидесятники и хлысты чаще и… легче, что ли, поддаются мирским соблазнам, уходят из сект. Наша организация возвещателей царства Божия, благословенная самим Иисусом Христом…

– Говорил бы попроще, как в прежние времена, – поморщилась Пистимея. – Ведь мы одни. А пышные слова для сегодняшней проповеди побереги.

Демид глянул на Пистимею, кивнул удовлетворенно:

– И верно. Так вот, секта иеговистов, как говорят у нас в советских газетах и журналах, самая реакционная… Люди из нашей секты выходят редко, потому что… Ну, сперва, может, и верят многие нашему учению, а потом… потом просто боятся. Шутка ли – состоять в антисоветской политической организации. Так вот, Пистимея, надо этот страх у всех искусно подогревать, укреплять. А людей из других сект надо стараться перетаскивать в наше Общество свидетелей. Это сейчас будет твоей главной заботой.

– Да перетягиваю, сколь сил хватает. Та же Зинка Никулина ведь недавно еще у хлыстов была.

– Знаю, как же… Я говорю – еще порасторопней теперь нам работать надо, и всех, кого только можно…

Демид поглядел в выцветшие глаза Пистимеи, стараясь прочесть, как она воспринимает его слова. Но глаза старухи ничего не выражали. И вся она сидела бесстрастная и холодная, как камень.

– Ведь почему краевой комитет озабочен этим? – продолжал Демид. – В последние годы мы понесли большой урон. Арестовали Николая Цыбу и его первого помощника Марию Вертельник, выследили много других членов краевого комитета. Я вот не знаю, как, каким чудом еще цел. Совсем уж недавно провалились стрефы в Закарпатской, Львовской областях, в Молдавии, на Севере. В Воркуте разгромили наши теократические курсы [5] . Да и вокруг вас тут… неважные дела. Вскрыты многие наши организации на Алтае, в Томске, в Иркутской области. Там у нас своя типография была. Да, пропала типография, людей поарестовали… Хорошие кадры свои потеряли. Надо пополнять. Я за тебя, признаться, боялся… ничего, Бог пронес…

5

Bopкутинские теократические курсы – бывшая подпольная школа для подготовки иеговистских проповедников. В течение некоторого времени на этих курсах регулярно обучалось по 35 человек. Курсы действовали по программе, полученной из Западной Германии.

Демид из лежащей перед ним стопки взял тонкую брошюрку в невзрачной серой обложке, задумчиво полистал, не глядя в нее, и захлопнул. На ее обложке Пистимея прочла: «Организационные указания для возвещателей царства. Издатель: „Вата Товер Библе анд трант соцет. Бруклин. Нью-Йорк, США”».

– Вот такие у нас дела, Пистимея, – проговорил Демид, втянул нижнюю губу в рот и принялся сосать. – Вот почему сейчас нам нужно оживить как только можно работу всех низовых групп и килок. Это сейчас наша главная задача… Да ты об этом письмо получала.

И снова принялся за губу. «Господи, чего это он, где научился?» – подумала брезгливо Пистимея.

– Как же, получала… Кое-чего сделала. И… раскрыли несколько кружков. На Исидора Уварова вон дело в суд, говорят, передали.

– Ну, судить его не будут… Поманежат да отпустят. У них… хе-хе… гуманность. Одурманенный, мол, человек… Другое дело – нас бы с тобой застукали…

Пистимея снова поежилась, и Демид заметил это.

– Да, наше дело уж такое! – строго сказал он. – Гуманностью ихней нам надо пользоваться как можно шире. Это раз. И второе – надо сейчас еще глубже уйти в подполье. Как можно глубже – в этом спасение организации… и лично наше с тобой. У курьеров твоих пароли есть?

– Да какие пароли? С Богом придут, с Богом уйдут.

– Вот то-то и оно. Плохо это дело у тебя поставлено. Сейчас мы пересматриваем всю систему святой охраны. Пионерами назначим новых, особо проверенных и перепроверенных слуг. Приходить к тебе будут теперь всегда новые, незнакомые люди. Не только нищие, но в любом одеянии и обличье. Пароль для руководителей отделов – по евангелиям. Ну-ка, откуда это: «Ибо многие придут под именем моим и будут говорить: „Я Христос“, – и многих прельстят»?

Пистимея чуточку подумала.

– Из Матфея, глава двадцать четвертая, стих пятый.

– Верно. Так вот, от двадцати четырех отнять пять – сколько будет?

– Девятнадцать.

– А если к пяти прибавить последнюю цифру главы?

– Глава двадцать четвертая… Четыре к пяти – девять выходит.

– Значит, с этим паролем наш курьер придет к тебе только в девятый месяц года, то есть в сентябре, и только девятнадцатого числа. В любой другой день незнакомый человек скажет тебе другой стих. А ты уж высчитывай, сопоставляй со днем и месяцем. Сойдется все – только тогда приглашай и открывайся.

– Господи! Какие премудрости на старости лет, – вздохнула Пистимея.

– Трудновато, – согласился Демид. – Да ведь нужда заставляет. Для курьеров от слуги отдела к слугам групп полегче – без этих прибавлений и отниманий. Далее, все эти «мамы», «Яны», «пекарни», «овощи» [6] отменяются. Теперь… в общем, вот тебе новая инструкция – очень секретный документ, – протянул Демид брошюрку в серой обложке. – В ней новый шифр. Если что, сожги, сжуй… словом, что хочешь сделай, но чтоб не попала в руки кому не следует. Дается на месяц. Заучить все на память. Ровно через месяц, день в день, за ней придут. Не дай бог, если потеряется! – зловеще предупредил Демид.

6

Иеговисты в переписке между собой, в отчетных документах, регулярно пересылаемых в вышестоящие инстанции, пользуются различными шифрами. Например, «мама» обозначает «краевой комитет» или любой другой руководящий орган. «Ян» – журнал «Башня стражи», «пекарня» – нелегальная типография, «овощи» – отчет о деятельности иеговистов и т. д. Шифры систематически меняются.

Пистимея взяла брошюрку, спрятала на груди. Демид пододвинул к ней всю остальную стопку.

– Вот свежие журналы «Башня стражи» и другая литература. Журналы, как прежде, размножать только от руки. И – изучать, изучать на студиях. Вообще, говорю, как можно больше усилить проповедническую работу. Главная цель ее – чтоб братья и сестры под разными предлогами, как Исидор Уваров, отказывались выполнять советские законы, уходили от мирских соблазнов, от всяких мирских дел – собрания, выборов, службы в армии. Убеждать, что все это грех. И вдалбливать, не жалея сил и времени, что армагеддон близок, что Иисус Христос уже помечает невидимым крестом мучеников за веру христианскую, помечает тех, кого за верную службу Иегова возьмет с собой в свое справедливое райское царство, остальных же испепелит в прах… В общем – в «Указаниях» все написано. А теперь…

Демид встал. Пистимея тоже поднялась.

– Поговорил бы еще с тобой – ведь столько лет не виделись, и бог знает, увидимся ли, – да время дорого. Ступай… Серафима. С Устином я еще поговорю. Ну… долгих лет тебе.

И, глубоко втянув нижнюю губу в рот, принялся громко сосать ее, глядя на Пистимею выпуклыми глазами.

Сосал и глядел до тех пор, пока Пистимея не вышла.

А в это время Устин лежал в постели, смотрел в угол потолка и пытался сообразить: уснул он хоть на минуту в эту ночь или нет? Ночь, оказывается, прошла, а ведь он вроде только-только сомкнул уставшие веки, за которые кто-то словно песочка насыпал.