Тени кафе «Домино»

– Вот для этого и ношу кастет, чтобы раз садануть и готов.

– А приходилось?

– Пока Бог миловал.

– Я хочу совет дать, если позволите.

– Конечно.

– Пусть Олег Александрович для сотрудников лекцию прочтет о старых делах. Он много знает.

В это время вошел человек среднего роста.

Мартынов и Николаев встали.

– Я-Манцев, начальник МЧК.

Леонидов сказал:

– Насчет лекций надо поторговаться.

– Что? – удивился Манцев.

Я вам лекцию, а вы мне материал, которого ни у кого нет.

– Ладно. Вы видели, какое безобразие происходит с трамваями?

– Сам вчера не доехал до места.

– Вы думаете это диверсии, саботаж? Нет, на электроподстанции, обеспечивающей током трамвайные пути, группа жуликов требовала от трамвайщиков мзду за электричество. Требовали спирт, табак.

– Вы дадите мне этот материал?

– Конечно, – Манцев достал из кармана пиджака сложенный вдвое лист бумаги, – Здесь фамилии и должности.

– А я могу их увидеть прямо сейчас, чтобы успеть дать статью в номер.

– Да.

Олег Леонидов.

Часовой открыл дверь.

Ее давно не смазывали, и она противно скрипела.

– Проходи, – сказал он.

Леонидов вышел на Большую Лубянку. Постоял. Глубоко вздохнул по-осеннему сыроватый воздух свободы.

Достал портсигар, закурил.

Ему повезло, мимо ехал извозчик в помятой пролетке.

– Стой, борода.

Леонидов запрыгнул в пролетку.

– Куда, барин?

– Дом печати знаешь?

– А как же, бывший особняк Ларионова.

– Давай туда.

– Двести рубликов, барин, без запросу.

– Давай, грабь меня, пролетарий.

Лошадка у извозчика было кормленая. Бежала весело.

Проплывала мимо Москва.

Убогая. Неприбранная.

Только осень красила ее. Багряно-желтым был город.

Но уже появились еще не яркие, но весьма завлекательные вывески: «парикмахерская. Варшавский шик», «Галантерейные товары. Мануфактура и одежда Киреянова», столовая «Встреча друзей», «Ювелирные изделия».

Начинал жить город.

У входа в редакцию Леонидов, рассчитавшись, спрыгнул из пролетки.

Олег Леонидов. Редакция «Рабочей газеты»

Коридор редакции словно плавал в тумане.

Дым от печек-буржуек просачивался из кабинетов.

– Олег, здорово, тебя главный редактор спрашивал, – бросил на ходу пробегавший сотрудник.

Одна из дверей отворилась.

– Олег Александрович, – выглянула в корид.ор хорошенькая дама в тулупчике, наброшенном на плечи. – Жалование получите.

Леонидов вошел в большую нелепую комнату бухгалтерии.

– Вот ведомость, – дама с обожанием смотрела на него, – сто десять рублей вычли за паек, со скидкой.

– А како-то паек, прелестная Анна Самойловна?

– Хороший, даже очень: три с половиной фунта сахара, пять коробок спичек, два фунта соли, полфунта табака, полфунта мыла, полфунта кофе и четырнадцать фунтов ржаной муки. Правда, кофе третьего сорта. Но, Олег Александрович, по ценам сухаревского рынка около пятнадцати тысяч. Я все ваше запаковала в две сумки.

– Как здоровье вашей матушки, Анна Самойловна?

– По всякому, часто вспоминает всех вас.

– В газете у Благова она была нашим добрым гением. Вы, пожалуйста, возьмите мой кофе для нее. Она по-прежнему любит его?

– К сожалению, врачи не рекомендуют, считают, что именно от этого умирают. Мне так неловко…

– Да перестаньте…

Леонидов не договорил, в комнату вошел главный редактор.

Огромный, громогласный человек в военном кителе, кавалерийских галифе и желтых шевровых сапогах с ремешками.

– Так, товарищ Леонидов, найти вас можно только у кассы.

– Закон репортера – поближе к кассе, подальше от начальства.

– Что это с вами Леонидов?. Мятый, небритый, не узнаю вас.

– Я ночь провел в ЧК.

– Где? – ахнул главный.

– В ЧК. И принес сенсационный материал. Сейчас мне в кабинете принесут чай и что-нибудь пожевать и мы откроем номер сенсацией. Вставим фитиль «Правде», «Известиям», «Бедноте». Всем! Всем! Всем!

– Сколько вам нужно места? – занервничал редактор.

– Нижний фельетон на первой полосе.

МЧК.

Николаев ушел, Мартынов и Манцев остались вдвоем.

– Что скажешь, Федор, о ночной операции?

– Все срослось, взяли двух вреднейших бандитов и так, по мелочи.

– Я слышал вы взяли писателя Арнаутова?

– Сидит милок.

– Что он там делал?

– А что делают в игорном доме? Картинки бросал.

– Удачно?

– Судя по изъятым у него деньгам, весьма.

А может это были его деньги?

Откуда? Семь лимонов. Нет, ему карта привезла.

– Но он же мог проиграться, – Манцев взял пачку денег, провел по ней большим пальцем.

– Верно. А Николаев мне шепнул, что Арнаутов еще студентом зарабатывал деньги игрой, ездил даже на нижегородскую ярмарку, чесал купцов на волжских пароходах. Вот теперь за старое взялся от бедности.

– Арнаутов написал прошение, просит отпустить его в Ригу, там в русском издательстве готовят его собрание сочинений, – задумчиво сказал Манцев, – большой писатель, а мы пока не можем привлечь литераторов к подлинно революционной работе. Я поручил Рослевлевой заняться им.

– Василий Николаевич, он же не враг. Он уехал из Пятигорска после того, как туда вошли добровольцы. С сытого юга три месяца пробирался в голодную Москву.

– Ты читал его последний роман?

– Время мало для чтения, но «Столп огненный» осилил.

– Как он тебе?

– Мне понравился.

Дверь отворилась без стука.

Вошла начальник отдела МЧК Рослевлева.

– Здравствуйте, товарищи.

– И тебе не болеть, товарищ Рослевлева, – с нескрываемой неприязнью ответил Мартынов.