Тени над Латорицей

…Брата Симеона не расстреляли потому, что он сбежал в горы, в леса. Лайош Сабо все вспомнил. Монах исчез тогда самым таинственным образом, он избежал правосудия и словно растаял в напоенном победой воздухе — в то время было не до какого-то там беглого монаха. И вот теперь он здесь — тихий служитель Лаврских пещер… Надо рассказать обо всем этом, заявить переводчику, что здесь скрывается военный преступник. Немедленно!..

Но теперь до выхода дальше, чем до входа, — придется идти против течения. И Сабо стал проталкиваться сквозь публику.

— Извините, товарищи! Пропустите, пожалуйста. Дайте пройти. Я потерял своих. Прошу прощения. Разрешите.

Он выбрался под яркое июльское солнце, когда переводчик, разволновавшись, уже собирался броситься его искать: шутка ли сказать — потерять в пещерах интуриста! Едва Лайош предстал перед ним, он набросился на него с упреками:

— Что ж это вы, Сабо! Мы вас уже полчаса ждем!

— Неужели полчаса?! — удивился Лайош. — Ну и летит же время! А я, извините, заблудился. Отстал — и заблудился… — Он не мог сейчас рассказать о своем сенсационном открытии: все сердито смотрели на него — не та обстановка.

— Слава богу, что вы уже здесь, — с облегчением перевел дух переводчик. Затем обратился к группе: — Идем дальше. Все в порядке!

— Ах, Лайош, Лайош, как вы нас напугали! — Тереза укоризненно улыбнулась, покачала головой. — Ну как вам понравились пещеры? Я в восторге. И совсем не страшно. А эти руки! Эти черные сухие руки, обтянутые кожей… — Она не замечала, что Лайош не слушает ее. — Интересно, когда жили эти люди?

— Не знаю… — отчужденно ответил Сабо.

— А мумии детей видели? Правда, поразительно, как они сохранились! Лайош, что же вы молчите! Вам что — не понравилось или вы испугались? — засмеялась Тереза.

— Там есть еще черепа за решеткой. Вы бы видели, как молодецки, поддавшись общему настроению, бросала туда монеты «на счастье» Тереза… А вы бросили? — спросил Имре. — Я — да. Хотя денег нам выдали мало, но «на счастье» не жалко.

— Давайте догоним нашего шефа — мне необходимо с ним поговорить с глазу на глаз, — неожиданно сказал Лайош. — Я должен сделать важное заявление.

— Заявление? — встрепенулась Тереза. — О чем?.. Если о пещерах, то я заявляю, что больше мы вас туда не отпустим, — снова засмеялась она. — Даже если вы забыли бросить монетку «на счастье». С нас довольно и одной вашей прогулки.

— Я задержался потому, что увидел здесь… Вы заметили старика во дворе? Еще до того, как мы вошли в пещеру, он стоял посреди двора и разговаривал с женщиной. Длинноволосый такой. Бывший монах. Вы видели, Имре?

— Ну и что? — пожал плечами Хорват. — Здесь, наверно, работают бывшие монахи.

— Я знаю его… Это — беглый военный преступник… Его в конце войны должны были судить, но он скрылся. И вот он здесь, понимаете?!

— Тише, Лайош, не кричите, пожалуйста, — Хорват поморщился так, словно у него снова заболел зуб. — Не надо шуметь. — Он помолчал, опустил глаза, потом произнес уверенно и твердо: — Этого не может быть!

— Но ведь…

— А вы уверены, что это действительно тот самый человек? Может быть, он просто похож. Ведь столько лет прошло.

— Почти уверен. Он был монахом в монастыре, в Закарпатье. Звали его брат Симеон. Этот старик — вылитый Симеон.

— Обвинение серьезное… Если вы уверены… Это, конечно, могут проверить. Говорите, братом Симеоном звали?.. — Хорват задумался. — Странно. Очень странно.

— Военный преступник? — воскликнула Тереза, молчавшая до сих пор. — Но ведь уже больше двадцати лет прошло. Наверняка, Лайош, вам это показалось! Правда, Имре?

— Может быть, Лайош все-таки ошибся и бросает тень на человека, который ни в чем не виноват? Просто похож он на кого-то другого. Что скажете, Лаиош? Возможно это или нет? — дружески спросил Хорват. — Как бы то ни было, спешить с выводами не стоит. Любая ошибка непростительна, но ошибиться в таком деле — преступление.

— А кто его знает, — заколебался Сабо. — Неужели это не он? Взглянуть бы на него еще разок. В самом деле, чертовщина какая-то!

— Лайош, — кокетливо произнесла Тереза, — вы забываете, что с вами женщина.

— А вы сперва сами с ним поговорите, — посоветовал Хорват, — подойдите и поговорите. И все выяснится. Проще простого.

— Я потому и задержался, что искал его, — беспомощно развел руками Лайош. — Но так и не нашел.

Сабо и сам уже начал сомневаться, а Хорват окончательно сбил его с толку. Ведь обвинить невинного — это величайшая несправедливость. Даже если потом выяснится, что это ошибка, и честное имя будет восстановлено. Обида, нанесенная необоснованным подозрением, причиняет ни с чем не сравнимую душевную боль, и от нее на сердце надолго шрам остается…

Лайош на мгновение представил себя на месте невинно обвиненного, и ему стало неловко. Первый порыв прошел, и Сабо передумал догонять переводчика, ушедшего с группой вперед.

Имре Хорват словно подслушал его мысли.

— Не переживайте, Лайош, — сказал он. — Заявить никогда не поздно. Попытайтесь еще раз увидеть этого человека и спросите прямо у него. Главное в таком деле — не суетиться, не спешить. А монах никуда не денется, если он уже тридцать лет здесь живет.

Лайош кивнул. Он был благодарен Имре за то, что тот снял с его души камень своим советом.

2

Коваль поздоровался и опустился на теплый от солнца стул.

— Ну как? Заключения экспертизы готовы? — спросил он начальника уголовного розыска.

Капитан Вегер озадаченно потер лоб:

— Готовы, товарищ подполковник. Но дело такое запутанное…

— Посмотрим, что нам пишут уважаемые эксперты…

— Вот, пожалуйста, — Вегер достал из сейфа синюю папку и раскрыл ее. — На осколках разбитой рюмки — отпечатки пальцев Каталин Иллеш, на целой — неизвестного лица. Значит, выпивали вдвоем…

— Это и так ясно, — заметил Коваль.

— Эти же отпечатки найдены и на других предметах в гостиной, а также на внутренней ручке входной двери… Вот еще об убийстве Иллеш и ее дочерей. Каталин была задушена кожаным ремнем и лежала на полу в гостиной. О смерти младшей дочери Илоны сказано, что удар ножа был метким — прямо в сердце. Удар нанесен опытной рукой, так сказать, не дилетантом. Установлено, что смерть наступила мгновенно, во сне.

Коваль кивнул. Вспомнилось: у младшей девочки при осмотре трупа в морге было спокойное, умиротворенное выражение лица — ни один мускул дрогнуть не успел. Воспоминание было неприятным, и подполковник нахмурился.