Тени над Заполярьем: Действия Люфтваффе против советского Северного флота и союзных конвоев
Шрифт:
Отбой воздушной тревоги в Архангельске был дан уже 20 августа в 01.00 по местному времени. Наутро вид города был ужасным. Целые улицы превратились в сплошное пепелище. Так, упоминавшаяся выше учительница Щеголихина, вернувшись домой, увидела, что ее жилище уцелело, зато позади него огонь уничтожил восемь построек, а на улице Холмогорской несколько домов попросту исчезли. Всего в городе были полностью разрушены 50 жилых домов, десятки других получили повреждения. Также сильно пострадали портовые сооружения, канатная и трикотажная фабрики. Имелись разрушения и на объектах Беломорской военной флотилии: территории штаба, казармах рабочей роты, авторемонтных мастерских и продовольственном складе.
Секретарь Архангельского горкома ВКП(б) П. В. Минин вспоминал: «Наша
Командование дивизионного района ПВО, исходя из докладов постов ВНОС, решило, что в налете участвовали 42 бомбардировщика, что более чем в два раза превышало их истинное количество. А городское руководство, напуганное происходящим, «засекло» в небе аж 80 самолетов! Было составлено донесение в ЦК ВКП(б) и ГКО. Секретарь обкома партии Г. П. Огородников, набравшись смелости, даже позвонил по телефону лично товарищу Сталину. Однако удивить вождя ему не удалось. Оказывается, Иосиф Виссарионович уже знал о налете… из сводки Главного командования Вермахта, переданной по радио.
Вечером 28 августа восемнадцать Ju-88А из II./KG30 гауптмана Штоффрегена произвели второй налет на Архангельск.
Один из жителей города потом вспоминал: «Воздушные атаки фашистов не застали врасплох жильцов нашего двухэтажного дома по пр. Ленинградский, 11. На чердаке, из полукруглого окна которого мы с моим младшим приятелем Юрой любили смотреть на улицу, было чисто и просторно. На густо посыпанном песком полу стояли ящики с песком и бочки с водой, на стенах висели пожарные щиты с инвентарем. Из чердачного окна нам открывалась такая панорама: вблизи дома сделанное руками жильцов сооружение – бомбоубежище, чуть дальше трамвайный путь и дорога, идущая от ул. Урицкого до трамвайного парка, за ней – пожарная каланча, за каланчой – склады, а там и Северная Двина, наше любимое место купания.
И вот в один из вечеров, когда мы с приятелем любовались из чердачного окна закатом, до нас донесся странный незнакомый дотоле гул. «Это самолеты», – сурово сказал Юра. Через малые чердачные окна мы вылезли на крышу и увидели: со стороны Бакарицы над левым берегом Двины летели самолеты. За ними тянулся шлейф падающих черточек. Оттуда, где они падали, шел дым и поднимался огонь. Самолеты летели медленно, будто серые жуки ползли по небосводу. А вскоре на правом берегу Двины со стороны Кузнечихи заговорили зенитки.
Едва мы успели юркнуть в чердачное окно, как раздался оглушительный треск. Зажигательная бомба, пробив кровлю, плашмя плюхнулась на чердак. Передняя оконечность ее плавилась, разбрасывая крупные искры. Мы с приятелем оцепенели, не зная, что предпринять. Вторая зажигалка, пронзив крышу, зависла на стабилизаторе. Это вывело нас из оцепенения. Юра схватил со щита щипцы с длинными ручками, ухватил зажигалку за середину, и мы бросили ее в бочку с водой, убегая от расплавленных брызг. То же сделали со второй зажигалкой и лопатой песка усмирили огонь, побежавший по чердачным стропилам.
А в это время во дворе уже бушевал пожар. Горели дровяники, поленницы, уже дымилась стена дома. Мы бросились через дорогу в пожарное депо. Дежурный, ни минуты не мешкая, раскатал пожарный рукав с брандспойтом и направил в полыхающий костер сильную водяную струю. Дрова отстоять не удалось, а дом наш был спасен. А рядом полыхали два двухэтажных общежития, склады у мясокомбината…»
В тушении пожаров принимало участие все население города. Нередко, чтобы помешать их распространению, приходилось просто сносить и ломать деревянные постройки. При этом команды союзных судов, помогавшие бороться с огнем, порой оказывались в весьма неприятных ситуациях. Третий помощник капитана американского танкера «Олдерсдейл»
Филипс рассказывал: «Одна изба оказалась на совершенно пустой площадке между двумя стенами огня… Используя стойку радиомачты как таран, мы ударили по избе, намереваясь развалить ее. К несчастью, мы угодили шестом прямо в дверь». В итоге американцы вломились в общественный туалет и провалились в выгребную яму.Несмотря на сильные пожары, отдельные очаги которых не удавалось потушить в течение двух суток, Архангельск все же не постигла судьба Мурманска и Сталинграда. Во-первых, плотность бомбежки из-за небольшого числа самолетов оказалась в общем-то небольшой. Во-вторых, стояла безветренная погода, также препятствовавшая распространению пламени. И наконец, сыграла роль растянутость городской застройки, из-за которой отдельные очаги огня не соединялись друг с другом. Это облегчало работу пожарных и бойцов МПВО. Близость реки тоже сыграла положительную роль в тушении. Это отметил и американский моряк Лунд: «Результат второго налета также оказался не слишком ощутимым. Некоторые пожары полыхали два дня, но действительный объем разрушений оказался на удивление малым».
На перехват бомбардировщиков снова были направлены «Харрикейны» из 729-го ИАП ПВО. На этот раз летчикам ПВО удалось добиться успеха, когда над восточным берегом Двинской губы, в районе острова Мудьюгский, командир звена младший лейтенант А. Костиков протаранил один из «Юнкерсов».
Л. П. Дедова, жительница расположенной поблизости от того места деревни Кадь, позднее вспоминала: «Стоял теплый и солнечный день. Мы с братьями пошли за грибами. Возвращались где-то в семь-восемь часов вечера. При выходе из леса я увидела над деревней большой самолет, весь в огне. С разворотами он два или три раза пролетел над деревней, а потом, снижаясь, повернул в сторону моря и упал.
Среди ночи в деревню приехал председатель колхоза Мигунов, всех напугал: «Только к самолету не ходите. Там немцы спрятались». Но на второй день большие ребята пошли к самолету. Оказалось, что в мох упала хвостовая часть самолета, а передняя с кабиной рухнула в море, на отмель. Нашли ребята резиновую оранжевую лодку с дюралевыми веслами, парус, у которого одна сторона была зеленой, другая белой, шоколад, галеты».
Брат Дедовой – Василий, которому в 1942 г. было двенадцать лет, к ее рассказу добавил, что выше бомбардировщика он видел в небе истребитель и слышал стрельбу: «Немец поначалу дымил и пытался уйти. Истребитель его таранил, и тогда тот заполыхал и упал в Кадское болото. Утром на берег моря приехали пограничники из Куи, матросы-зенитчики с Мудьюга. Вскрыли кабину. Потом от взрослых ребята узнали, что экипаж – четыре трупа – достали. Все немцы были с Железными Крестами».
Лейтенант Костиков сбил Ju-88A-4 W.Nr.142148 «4D+AN», который пилотировал кавалер Рыцарского Креста командир 6-й эскадрильи KG30 гауптман Вилли Флехнер (Willi Flechner). В его экипаж входили штурман обер-фельдфебель Альфред Штэдлер (Alfred Staedler), бортрадист фельдфебель Йозеф Харрес (Josef Harres) и обер-лейтенант Вильгельм Дёмельт (Wilhelm D"ohmelt), выполнявший в том вылете функции бортстрелка. По уже сложившейся к тому времени в СССР традиции обломки «Юнкерса» были собраны, доставлены на барже в Архангельск и затем выставлены на всеобщее обозрение на одной из центральных улиц города.
В тот день та же 6-я эскадрилья потеряла еще две машины. Сначала во время вылета на разведку погоды на маршруте к Архангельску неожиданно отказали двигатели на Ju-88A-4 W.Nr.142074 «4D+GP», который пилотировал обер-фельдфебель Шталь. Спасти самолет было невозможно, и Шталь вместе со штурманом фельдфебелем Хансом Фехтом (Hans Fecht), бортрадистом фельдфебелем Герхардом Халлертом (Gerhard Hallert) и бортстрелком Гельмутом Гёртцем (Helmut G"ortz) покинул его на парашюте. «Юнкерс» упал около финского местечка Кистинки, в 200 км юго-восточнее Кеми, а весь его экипаж вскоре прибыл обратно на свой аэродром.