Тени ниндзя

Однако тревога не проходила. Чайник давно вскипел, но я продолжал сидеть перед мольбертом, на который поставил картину, и убеждать себя в том, что ничего не случилось. Получалось плохо. Слишком сжился я с зеленым небом. Слишком полюбил его. Зайти посмотреть?

Когда-то давно я совершенно случайно наткнулся на технику вхождения в изображенное пространство. Нужны определенное освещение, угол зрения и фокусное расстояние. Потом, когда эти условия выполнены, надо сесть, расслабиться и просто смотреть на изображение. Обязательное условие – прервать поток мыслей. И вот тогда картина начинает жить… Шевелится листва, ветер треплет волосы людей, облака начинают свой бег по небу. Незаметно внимание оказывается внутри, можно оглядеться вокруг и увидеть то, что оказалось «за рамкой». Конечно, эффекта Козырей, как в «Девяти принцах Эмбера», не будет. Полностью попасть в рисунок нельзя. Но заглянуть в него…

В общем, это своеобразная медитация. И лучше всего у меня получалось проделывать ее со своими собственными работами. Было смутное ощущение, что это как-то связано с оригиналом. Репродукции что-то такое теряют при печати.

Но все это касается обычных рисунков. Здесь же другое. Я рисовал этот пейзаж полтора года. Я соблюдал все ухищрения, я даже применил здесь, творчески изменив их, несколько приемов проникновения из боевой магии ниндзя. Черт! Видно невооруженным взглядом – картина живет. Стоит чуть присмотреться, и сразу начинает плескаться вода, шевелятся кроны деревьев…

Я сидел и боролся с собой. Очень хотелось заглянуть внутрь. Но я все же не стал этого делать. Даже не потому, что рисунок отражал одно место, а события сна происходили в другом, и между этими двумя точками могло быть расстояние в пару тысяч километров. Нет, дело не в этом. Просто я боялся, что не смогу вернуться…

Глава 5 Санкт-Петербург. Наше время. Июнь

Тело вздрагивает. Меч, выпрыгнув из ножен, «ложится на воздух» клинком вперед. Я замираю, проверяя себя. Рука расслаблена, плечи свободно развернуты, ноги легко напружинены. Хорошо. Обратный всплеск! Клинок с легким шелестом ныряет в ножны. Сенсэй наблюдает за мной из угла зала. Кивнул. Значит, я в норме. Снова всплеск. Рука подхватывает выпрыгнувший из ножен меч, кладет на воздух… Реверс! Рукоять и кисть на миг пропадают. Меч изменил положение. Секущий назад, переворот, тибури, [40] вкладывание. И снова, и снова, и снова. Чтобы до автоматизма. Чтобы только на ощущениях. Вложить, выхватить, ударить, вложить… Иаи-дзюцу. Искусство мгновенного выхватывания меча.

40

Тибури – стряхивание крови с клинка. Резкое движение перед вкладыванием меча в ножны. Говорят, по следу крови на земле, оставшемуся после тибури, можно было определить школу, к которой принадлежит фехтовальщик.

Раньше я только читал об этом. Теперь для меня Иаи – это реальность. Здесь открывается столько нюансов, столько маленьких секретов, что захватывает дух. И почему шаг должен быть такой, а не вот такой, и почему у меча такая длинная рукоять. Только ли для двух рук? И как распределяется усилие по пальцам. И почему спина должна быть ровной. Теперь понятно, почему великий Уэсиба использовал меч, как базу для своей системы. Меч – не просто оружие. Он собирает воедино весь комплекс техник – от рукопашного боя до метания предметов. Меч – мерило истинного мастерства…

Впрочем, до мастерства мне еще далеко. Как до Китая в известном положении. Но это значит – есть куда идти!

Краем глаза вижу, что Сенсэй выходит из зала. Ага! Немножко самодеятельности. А то, когда он смотрит, я иной раз не могу попасть в ножны. Его Внимание сильнее моего. А к этой технике я еще не подстроился. Хотя знаю: со временем рядом с ним будет получаться даже лучше, чем в одиночку. Вот такие выкрутасы сознания.

Дверь закрылась… Ну что? Пойдешь погулять? Меч соглашается. Я чуть отпускаю контроль, чтобы дать клинку свободу. Это называется: «Идти за мечом». Иду…

Сначала вроде бы все хорошо. Я просто наблюдаю, как серебряное крыло клинка рассекает воздух, разворачиваюсь следом, делаю шаг, другой. Меч периодически ныряет в ножны, выпрыгивает, колет, играет. Иногда сама собой подключается левая рука. Едва касаясь серединой ладони, она подправляет рукоять. Кончик меча – киссаки – выписывает в воздухе странные незнакомые буквы. Буквы? Может, иероглифы? Руны?

Дыхание, ритм, шаг. Откуда-то проявляется и становится все сильнее таинственная песня. Нет. Не песня. Речитатив. Будто кто-то под музыку проговаривает незнакомые слова.

«ХАИ– БА-РЕКИ. СА-МАРУ РА. СЭН ДАР-АИ-РЕ. СИ, СИ-ГЭ-И. САН-РИГ РА ГОР! РАРОГ-НА! ТИ-НАТ! ТИ-ТАМ!! ТИ-НИ!! С-СЯН ДЭИ!! ХАИ-ТИРА!!!»

Не помню, когда мое сознание растворилось в стальном вихре.

Я – МЕЧ! Я – СТАЛЬ! Я – ЗВУК! Я – ПЕСНЬ!

Рычащие вибрирующие созвучия излучало, казалось, все тело. Звон цимбал! Он нарастает! Какая-то часть меня, та самая, всегда спокойная и трезвая, наблюдает откуда-то из-под потолка за живым иероглифом, пляшущим в пустом зале. Иероглифом, читающим самого себя… Если б не эта моя часть, я бы так и плясал, охваченный неистовством неведомого текста, когда в зал вернулся Сенсэй.

Щелкнула дверь. Звякнул колокольчик. Магия звука растаяла, и меч, будто живое существо, котенок, разбивший дорогую вазу, юркнул в убежище ножен и спрятался, выставив хвост рукояти. Я застыл в оцепенении, пытаясь сообразить – что со мной произошло. Валентин Юрьевич подошел ко мне почти вплотную. Заглянул в глаза и вдруг что-то тихо сказал.

Что это за язык? Уж не тот ли, на котором говорил меч?! Мне казалось, я понял слова Сенсэя, но что-то во мне воспротивилось, и понимание, едва возникнув, погасло. Валентин Юрьевич подождал еще немного, затем покачал головой.

– Очень хорошо, – сказал он по-русски. – Ты прочел. И ты готов.

Я непонимающе смотрел на него. Восприятие было настолько четким, что, казалось, я смог бы пересчитать седые пряди на лбу Сенсэя. Он улыбнулся. Мимолетно, будто ветер легко коснулся его губ.

– Что ты делаешь завтра?

Я помотал головой, показывая, что свободен. Говорить не хотелось. Да, пожалуй, и не получилось бы.

– Завтра в восемь вечера у тебя аттестация.

– ?

– На Черный пояс. Я хочу, чтобы ты вышел на бой как Ученик. Настоящий, понимаешь?

– Да… – слово выпрыгнуло само. – Да, я понял.

– А раз так, покажи мне еще раз «Двойной Лист».

Я показал. Сенсэй стоял, улыбаясь, и смотрел на меня. И тут… Тут до меня дошло. «Двойной Лист» – так переводилась одна из фраз, которые я считал неведомо откуда! И я знал, какая именно, – иначе не смог бы показать!

– Но…

– Откуда я знаю? – Валентин Юрьевич вдруг подмигнул мне. – Оттуда, Игорь. Оттуда…

Хребет Заманг. Год Барса. Месяц Жатвы

Марн сидел на вершине Наблюдательной Башни и смотрел на Юг. Он ждал. Скоро придет Найи. И тогда он, Марн, снова отправится в свой Поиск. Рука уже зажила. Найи должна сегодня дать ему направление. Найи, к которой настороженно относятся все в стенах отцовской Твердыни. Даже сам Эохайд Горный Вихрь. Почему? Марн не знал. Но догадывался – люди чуют ее истинную сущность, так же как чувствовал ее он сам. Чуют – и опасаются. Но Слово Бен Галена – священно. Поэтому никто не проявляет враждебности. «Интересно, – подумал юноша, – что будет, если я захочу на ней жениться? По роду, как дочь вождя, она не ниже, а в ее возрасте многие девушки гилгереев уже замужем. Отец, наверное, согласится. Наверное…»

Поцелуй, заставивший теплую волну промчаться по спине. Марн обернулся. «Вот подкралась!» Найи сидела рядом и улыбалась, как довольная кошка. Будто могла услышать его мысли.

– Есть новости, – сказала она. – Дозор ваших Черных Стражей разбил в степи орду людей из Дальнего Ховрара. Приблизительно триста человек.

Марн нахмурился.

– Странно. Они давно не заходили в наши земли. Ведь между нами мир… Что-то происходит…

– Мир сдвинулся с места, – сказала Найи. – И чем дальше, тем больше он будет сдвигаться. У нас мало времени. Ты готов?