Тени Предтеч

— А возьмут? — вдруг засомневался я.

Сомнения было оправданы, ведь в училище мне отказали.

— Для военкомата, в рядовые, у тебя отличные физические данные, — усмехнулся офицер. — Конечно, служба добровольцем имеет и свои минусы. Тебя не уволят в запас по истечении срока службы, а оставят до демобилизации, но это не важно. Через год-полтора, если ты не будешь валять дурака, и проявишь лидерские качества, тебе могут предложить поступить в училище на офицера.

Я просиял. Путь к заветной мечте, стать офицером хоть и оказался не так прост, но всё-таки был реален. Да и наплевать на то, что в запас меня не уволят через пару лет. Я вообще тогда собирался остаться в армии на всю жизнь.

Кстати, многие не верят, но в то время, даже когда положение на фронте было тяжелее некуда, а наша планета, казалось, вот-вот будет захвачена имперцами, в армию призывали всего на два — три года. Так было, как бы странным это не казалось. Во-первых, призывали ещё и девушек, так что в пушечном мясе недостатка не было, а во-вторых, если Земля падёт под ударами Империи, то надо будет кому-то организовывать сопротивление, партизанить и всё остальное. И третьей причиной было то, что служивших в армии записывали в первую очередь на эвакуацию в колонии. Там могло случиться всё что угодно, поэтому у них должна быть неплохая военная подготовка. На всякий случай.

Вот так вот я, молодой дурак, и попал в армию, в свои семнадцать лет. Так как я готовился к поступлению в военное училище, то учёбу подтянул, дисциплину опять же поправил, кроме того, активно занимался общественной и комсомольской работой, то меня отправили не сразу в действующую армию, а в учебку, где я быстро прошёл сержантские курсы, и только после этого оказался на передовой.

Космодесант, это, знаете ли, даже не ВДВ, это гораздо страшнее. Да и официально мы никогда не назывались космическим десантом, во всех документах фигурировало название: пехотные части космической поддержки. Но грамотных людей, читавших зарубежную фантастику в нашем отечестве всегда хватало, поэтому с чьей-то лёгкой руки, за нами закрепилось название космодесант, которое было удобно своей краткостью, что было хорошо, особенно в боевой обстановке. Раз в месяц, командованием овладевал странный зуд, и они пытались называть нас космопехотой, но безуспешно. Впрочем, по слухам, после войны произошли какие-то сдвиги, но я сомневаюсь.

Понятное дело, служба была не сахар, война всё-таки, которая, как повторяли нам отцы-командиры на политзанятиях, страшнее Великой Отечественной. Вероятно, боялись, что забудем. Хотя как тут забудешь! Один рейд на Арсу чего стоил, или Нотрийский провал! Про более мелкие операции я и не говорю.

А после боевых операций, нас возвращали на Полигон. Сейчас многие уже не помнят этого названия, после официального переименования, а во время войны планета официально звалась МПРО-2ЖК. То есть Млечный Путь, Рукав Ориона, вторая планета, жёлтый карлик. Вторая, это где живут советские граждане, с учётом Земли, разумеется. Полигоном мы его называли в разговорах, чтобы не ломать язык, и отличать от других заселённых миров, которых мы к тому времени освоили аж четыре штуки. Освоили это громко сказано. Единственная более или менее, заселённая планета, где жило аж двадцать тысяч, была МПРО-4КК, а в просторечии Целина. Потому что она снабжала едой армию, и гражданским на Земле кое-чего перепадало. И ещё чтобы враг не догадался хотя им, врагам, было всё равно.

Откуда взялось прозвище «Полигон»? Так изначально он был главной и единственной военной базой, космического флота СССР. Сначала называли просто «База», но оно не прижилось, а вот «Полигон» понравился всем и офицерам, и солдатам и даже учёным, которые возводили университет в километре от нас.

Иногда я считаю эту планету, своей второй малой Родиной, хотя и прожил здесь чуть больше года в казармах, после того как окончил учебку и, получив звание младшего сержанта, был отправлен к месту несения воинской службы. Отсюда я отправлялся на Арсу, Персей, защищал от вторжения Целину. Сюда я возвращался, после Нотрийского провала и прочих как удачных, так и неудачных битв. После войны я тут тоже жил какое-то время, но это другая история.

В наши дни Полигон получил имя Петра Мироновича Машерова, и гражданских здесь в разы больше чем военных, но печать войны, до сих пор лежит на этой планете. Тогда же, здесь из гражданских было несколько эвакуированных университетов, да и те больше заточены под военные нужды.

Но вернёмся ко мне и ефрейтору Михаилу Филиппову, с которым мы засели в неофициальной солдатской курилке, что находилась в небольшом закутке между мужской и женской казармой.

С Филипповым я познакомился, едва попал на Полигон. Он был на год меня старше, а в армию мы попали одновременно, только он сразу в космос, а я ещё учился полгода. Сошлись мы тоже, в общем-то, случайно. Как-то разговорились и выяснили, что мы не просто с одного города, а чуть ли не соседи. Я жил в Рязани, в частном доме на Михайловском шоссе, а он обитал в пятиэтажной хрущёвке на улице Чкалова. Но обнесённое забором железнодорожное полотно, отделяло нас надёжнее государственной границы. И к тому же он учился в семнадцатой школе, а я в тринадцатой. Но это там я с Михайловки, а он с Чкаловки, здесь мы земляки и соседи. На первых порах он мне очень помог, войти в боевой коллектив, утвердиться командиром. Правда, человек он был своеобразный, со временем стал больше вредить, чем помогать (не специально, разумеется), но мы уже сдружились, особенно после совместных боёв, и тут я ему начал прикрывать спину.

Прошла неделя после нашего, совсем не триумфального возвращения, после операции на Пегасе, совместной атаки советского и американского космофлота на имперские позиции в системе белого карлика. Не то чтобы нам сильно досталось, просто мы поспели к шапочному разбору, когда уже почти всё закончилось, а высадка на необитаемые планеты даже и не планировалась. Мишаня долго смеялся и назвал происходящее туристической поездкой, за что чуть не схлопотал выговор от старшего сержанта Зотовой.

И, кстати, нам очень повезло, что не пришлось вступать в бой. После нотрийского провала нас почти полгода укомплектовывали заново. По сути дела, сейчас наша бригада была собрана из новичков с небольшим числом ветеранов.

— Ладно, — проворчал я. — Мишань, сделай одолжение, не ори на всю часть эту буржуйскую пропаганду с «Голоса Америки». КГБ, покушение, месть Машерова. Вот бред какой-то, чесслово. И откуда эти журналюги американские такое узнали? Думай, короче, что говоришь.

— Нет, ну дыма без огня не бывает, — не согласился со мной Мишаня.

— Ещё раз повторю. Орать об этом на каждом углу не надо. Особенно в присутствии салабонов. Они от этого ссутся и бегут к отцам-командирам, в жилетку плакаться. А командиры потом вставляют мне, почему в моей комсомольской ячейке, ходят всякие неуставные разговорчики. Скажи ещё спасибо, что наш мамлей, человек понимающий и не стал раздувать скандал.

Филиппов как-то даже сдулся. Погрустнел, ссутулился.

— Что, правда, кто-то из наших стуканул? — спросил он потерянным голосом.

— Миша, ты не забыл, что пока они с нами дерьма большой ложкой из одного котла не похлебали, они ни хрена не наши. Да и вообще, отучай себя от дурацкой привычки трепаться с салабонами про политику. Ты им лучше байки рассказывай, как Грибаидзе, хочешь про охоту, а хочешь про то, как мы героически драпали с Нотри, хотя нет, про это тоже не стоит.

— Пойдём к штабу, — буркнул Мишаня, стараясь не глядеть мне в глаза.

— Тоже чуешь, что готовится какое-то большое западло?

— Ага. А ещё кого отловить из соседней бригады думаю, напомнить про долг в две пачки сигарет.

— Бесполезно, — сообщил я. — Выдавать табачное довольствие будут завтра, так что считай у всех голяк.

— Может, НЗ вскроем?

— Может, и вскроем, — протянул я.

— Типун тебе на язык, — возмутился Мишаня, поняв, что я намекаю на уже упомянутое западло.

У штаба сегодня было как-то непривычно тихо. Обычно мы старались не светиться, чтобы не попадать на глаза офицерам, ибо от вида слоняющихся без дела солдат, у командиров начинало зудеть, где не надо и они старались припахать всю бригаду, делать что-то полезное, но абсолютно ненужное. А за такое, уже и сослуживцы могли тебе претензию выставить. Где-нибудь в тёмном уголке. Поэтому если нам что-то надо было узнать, разумеется, не в штабе, а у своих ребят, из часовых, то мы меняли рекомендованный ещё Петром Великим, вид лихой и придурковатый, на сосредоточенно-деловой. С понтом, солдат не так просто шляется, а послан офицером. Если кто-то из отцов-командиров маячил в зоне видимости, то мы, отдав честь, шли дальше, не задерживаясь и не глядя в глаза. Но если никого не было, то подобравшись к выставленным у штаба часовым, мы выясняли, что нам надо, после чего с таким же серьёзным видом, растворялись за горизонтом. У нас, тут военная часть, она же база, пять километров в диаметре, спрятать можно что угодно, даже пирамиду Хеопса, ну, если прапорам это поручить.

У штаба нам повезло и не повезло. Обломался Мишаня, который не встретил своих должников, я вот уверен, что в ближайшие два дня, он их и не найдёт. Зато часовые нам поведали, что прибыл кто-то важный, с Земли и офицеры засели там с утра и до сих пор не выходили, даже в сортир.

— Накаркал, — проворчал Филиппов.

— Служу Советскому Союзу! — отозвался я машинально. — Пошли вскрывать НЗ.

— Погоди, — остановил он меня. — Видишь? Ираклий нарезает круги вокруг казармы?

Слышит Мишаня не очень хорошо, зато глаз как у собаки. Или как у орла. Точно не помню. С такого расстояния углядеть, кто там бегает, не каждому дано.