Тени в цветных аллеях

15 сентября.

Приснился Космач, бьющий Л. банной шайкой по голове. Шел нескончаемый поток снофильмов.

В сновидениях всегда казалось, что плыву по извилинам мозга – не того лживого серого студня, который находится в голове и является пустяковым оптическим обманом, но – по извилинам н а с т о я щ е г о мозга, в котором нет клеток и волокон, в котором зарождаются пространство и время, кишат триллионы иллюзий-сновидений, сплетаются в лабиринтах свода, бросают отражения, опять расщепляются, и некоторые из этих расщепленных сновидений почему-то кажутся рутинной явью. Я подплывал к ней близко: так, кое-как сработанные декорации, блажь поверхностная, что легко забывается, будто ее и не было…

19 сентября.

Песок, грязь и копание в ямах стали хуже ада. Золотая жила не кончалась, металл не иссякал, и только потеря самородка подвигла нас с Л. на преступление – мы не довели работу до конца.

Самородок мы увидели под корнями полувылезшей из земли пихты, когда спускались с горы, пытаясь найти более короткий путь через лес. Я удивился: как это растущее на обрыве дерево не падает – его корни повисли в воздухе. Вдруг в корнях слабо сверкнуло… Кусок металла еле поддерживали в состоянии равновесия отростки мертвой поросли. Еще немного – и он исчез бы навсегда.

Идти к КПП и к тому месту, где мы держали намытое золото, было рановато. Так завернутый в парашютную ткань самородок – унций в двадцать – оказался не в тайнике, а в дупле старой, еще не ветхой ольхи. Несколько раз мы подходили им полюбоваться. С одной стороны, он отдаленно напоминал панцирь черепахи, с другой – сидящего на льдине моржа. Самородок был всегда немного теплым: он состоял из двух самородков разного золота, сращенных в один.

Неожиданно этот кусок металл исчез.

20 сентября.

Обычное сновидение, но показалось, что явились сразу два Космача. Это настолько меня поразило, что я нырнул в бассейн. Дело происходило в сновиденийных термах размером с гимнастический зал. Были даже шведские стенки. По шведским стенкам, булькая, стекала и парила вода; из шестиугольных зеркальных колонн выступали краны исполинских размеров, во внутреннем дворике кипели три гейзера, а между гейзерами во множестве летали белобокие сороки, трещали и какали апельсиновым мороженым. Бассейн был глубок. Из глубины сквозь прозрачную и чистую воду я увидел, как один из Космачей надел на себя царскую корону и вооружился сверкающей драгоценной булавой вместо дубины. Нырнул глубже и уткнулся в доску, сделанную из мореного дуба. Оседлав эту широкую доску-плот, почувствовал себя кем-то вроде Ихтиандра и поплыл по подводным лабиринтам.

Иногда в лабиринтах становилось совершенно темно, как в неосвещаемом тоннеле, иногда появлялся яркий изумрудный свет. Плыл очень долго, часто приходилось поворачивать. И снова возникло ощущение, что плыву по извилинам сверхмирного мозга. За две секунды охватил умом все сновидения, которые когда-либо видел в своей жизни, обнаружил все связи между ними. На краткий миг понял, зачем вообще нужен их узор.

20 сентября. День.

Вот она, старая полковничья баня, из-за которой мы бросили разработку. Эту избушку на курьих ножках строили пленные и так всё рассчитали, что времени на ее растопку требуется раза в четыре меньше, чем обычно.

Пар шел вместе с легким дымком сосновых шишек. А можжевельник к шишкам мы добавили зря! Л. заткнула хвоей ветхую стену бани – сквозняк несколько уменьшился. Погрузила руку в воду, рука двигалась сама, словно продолжая промывать золотой песок.

Было полутемно. Л. провела ладонью по стеклу фрамуги. В этот момент дверь затрещала, упала, и в пустом проеме показался согнувшийся в три погибели Космач. Он рычал и норовил протиснуться. Вот он раздвинул плечами дверную раму. Заверещав, Л. распахнула фрамугу, выпрыгнула. Ружья! Космач уперся правым локтем в дверь чулана, где они хранились. Не имея возможности распрямиться, Космач одним толчком снес стену с фрамугой и, оказавшись на открытом воздухе, бросился за Л. Путь к ружьям свободен! Рывок – дверь чулана заклинило.

Л. успела перебежать запруду и дважды взвизгнуть. Все кончилось. Асфальтный каток гораздо гуманнее…

Дальнейшее почти не помню. Перепрыгнуть ручей Космачу ничего не стоило. На том берегу он находился, наверное, не более секунды. Эта махина неслась быстрее гепарда.

Прежде чем ружье оказалось у меня в руках, Космач вернулся на этот берег и скрылся за толпой березок. Я бросил ружье на землю. Оно попало на пригорок и выстрелило, как гаубица. Брызгнула глина и щепки. Время почти остановилось. Мягко, словно во сне или замедленном фильме, спланировали с одного дерева на другое остатки сбитого выстрелом осиного гнезда. Кольцеобразный рой полусонных обитателей не распался и двинулся вслед своему домику. Секунды-осы свернулись.

Я очнулся. Вдруг раздался треск, и баня рухнула. На оставшейся стоять стене болтался, как маятник, рюкзак Л. Качнувшись в последний раз, он сорвался с гвоздя – стукнуло что-то металлическое. Меня подтолкнуло какое-то наитие. Голова не соображала. Ах, вот… Не один, а два самородка: распался почему-то на части. На внутренней стороне одного из них – "моржа" – горел огонек перлита. Самородок "черепаха" неожиданно выпал у меня из руки, скользнул в руины бани, исчез где-то в гнилье подпола.

Буру-бy, рандуб?х бог?рон.

Рандоб?н бор?бон бунy.

21 сентября.

Толпа народа ходила по лесу. Стреляли в сторону каждого шороха.

23 сентября.

Братья Л. сидели среди поля. В выдолбленной тыкве горела свечка. Опять <……..> кучу малу решили устроить? Ан, нет! Кругом – корзины. Пьют бузу и "Гамзу" от мелитопольской тетки. И проклинают Л. за то, что родилась. Недостает еще одного, шестого братца. Всякие троюродные – не в счет. Не та порода. Еще посмотрим, что будут делать без командира. Сопьются.

Но что это? Стреляют из коллекционных ружей в летучих мышей.

Дорвались.

Еремaна. Осцuлла. Охaяна.

25 сентября.

Сновидения. Лежу на боку и одновременно бреду через галереи кладовок, созданных на месте гауптвахт и караульных помещений, открываю двери с заколоченными васисдасами, решетками. В углах стоят бутафорски выполненные, но живые, ухоженные шахматные кони, готовые к прыжку. Навалены посыпанные перцем и политые бордосской жидкостью перерубленные ферзи. Над головой летают зелено-красные попугаи, под ногами бегают котощенки и визгомяукают. В клетках-мышеловках пищат пёстрые кибернетические цыплята. Все стены, перегородки заставлены полупрозрачным зеленым стеклом. На стекле намалеваны карикатурные фосфоресцирующие рожи Эйзенхауэра, Аденауэра и прочих деятелей.

Еле выбрался на улицу. Вот берег потусторонней реки. В выключенном фонтане поет ветер. Попугай ара сидит в алебастровой чаше и клюет малахитовые зерна. Одно зерно черное. Это – Л. Ара схватил его и бросил в Лету. Вода хлюпнула, как болотная топь.

А была ли Л.? Может быть, ее и не было?

27 сентября.

На месте разработки издалека увидел чужую кирку и бак с дырчатым верхом. Из косого шурфа торчали чьи-то голые пятки. Не прицеливаясь, выстрелил по пяткам мелкой дробью. Никакого "ай" не последовало. В шурфе лежал холодный мертвец. Шагах в десяти – другой мертвец со свернутой набок челюстью и содранным ухом. Братец Л., только троюродный. Вокруг – никаких следов.