Тени в переулке
Шрифт:
– Выиграл в железку в баре «Пильзень» в Парке культуры.
– У кого?
– Я с девушкой был, а к нам компания подсела. Прикинутые. Не помню как, но они предложили мне зарядить в железку. Зарядили и тут мне покатило. Я у них выиграл триста рублей, вот этот костюм и часы.
– А вы этих парней знаете?
– Видел в первый раз. Одного звали Леша, второго Борис. Ребята непростые, судя по разговору, папаши у них – шишки. Леша, как я понял, учится в международном.
– Послушайте, – вмешался Волков, присутствовавший при допросе, – вы же художник. Сможете их нарисовать?
– А плотная бумага и хороший карандаш
– Все сделаем для вас, дорогой товарищ Репин, – засмеялся Волков.
Через час рисунки были готовы.
На следующий день установили студента Института международных отношений по имени Алексей и его дружка Бориса.
Действительно, их отцы были весьма крупными шишками.
Но сыщикам повезло, что родители построили своим детям кооперативные квартиры.
Там при обыске и нашли похищенные вещи. Оба крутились в центре московской номенклатурной жизни, бывали в домах министров, цековских работников, генералов. Любыми путями они старались сделать слепки с ключей.
Оставался вопрос: как попасть незамеченными в номенклатурный дом? Вот тут-то появлялся третий и самый главный персонаж этой истории, некто Станислав. Отец его когда-то был крупным военным. Сын окончил училище, но из армии вылетел за пьянку и растрату. Отец устроил его в фельдсвязь, но и там Станислав не удержался.
После смерти отца он придумал, как «обносить» квартиры большого начальства. На кого вахтерши не обратят внимания? На фельдъегеря.
Дело было раскрыто за девять дней.
Счастливый Тикунов позвонил в Кремль, сказал, что задание выполнено и он готов доложить об этом Никите Сергеевичу. Министру ответили, что Хрущев улетел в отпуск. Если бы Тикунов знал, что с юга вернется не грозный Хозяин, а плачущий пенсионер, он, наверно, не стал бы торопиться.
Об эре Хрущева можно говорить разное, но есть одно, чего нельзя отобрать у него. Сам того не зная, он дал нам надежду. Как журналист я объездил многие ударные стройки. Работал на Крайнем Севере, Дальнем Востоке, на целине. Я видел, как вкалывали там молодые ребята, поверившие Никите Хрущеву.
Они твердо знали, что, проложив еще один километр рельсов, перекрыв еще одну реку, вспахав еще одно целинное поле, мы непременно придем к коммунизму, обещанному генсеком, в 1988 году.
Говорят, что надежда умирает последней.
Они работали и надеялись. Они еще не знали, что надежда может умирать первой.
Метель летела мимо окон. Ветер раскачивал старый купейный вагон, и казалось, что он мчится сквозь темноту и снег к далекому утру. Печка-буржуйка отливала в полумраке раскаленными боками, мы пили водку, которая была особенно крепкой в эту февральскую ночь.
Перед передним тамбуром вагона лежало несколько пролетов пути, а впереди у края дороги чернел рельсоукладчик. Нашему вагону некуда было торопиться.
Уж рельсы кончились, а станции все нет…
То, что потом назовут станцией, строилось километрах в семи от нашего веселого вагона.
Я собирал материал для очерка и встретил своего старого знакомого, московского парня Эдика Шаповалова. Мы с ним познакомились в 1960 году на Абакан – Тайшете, потом я писал о нем на целине, и вот третье
неожиданное свидание – на трассе Байкало-Амурской магистрали.Мы пили водку, закусывали консервами «частик в томате» и пели песни.
Каждая великая стройка рождала свой фольклор.
Я смотрел на ребят из бригады Эдика, на их сильные умелые руки и думал о том, сколько таких людей я встречал на стройках, буровых, рыбачьих шхунах. Мне было легко и приятно с этими веселыми парнями. Они умели работать, выпить со вкусом, лихо спеть под гитару хорошую песню.
– Понимаешь, – сказал мне Эдик, – мы занимаемся мартышкиным трудом. Делаем насыпи, кладем рельсы, а придет весна – и плавун размоет все к такой-то матери.
А Леониду Брежневу нужна была «великая стройка», которая останется в веках после него. БАМ – это было нечто сродни целине, Абакан – Тайшету и Красноярской ГЭС.
На строительство дороги уезжали специальные отряды молодых ребят, облаченных в особую защитную форму. Утро страны начиналось с бодрой песни:
Это рельсы звенят – БАМ!
И мало кто знал, что проектировщики умоляли цековских функционеров остановить строительство, которое велось практически втемную, без необходимой геологической подготовки. Но цековским молодцам надо было докладывать Самому, поэтому аргументы ученых мужей принимались только к сведению.
– Все поправим в процессе работы. Дорога должна быть построена как можно скорее.
На монетном дворе в десятках тысяч экземпляров печаталась новая медаль «За строительство Байкало-Амурской магистрали».
Стройка века. Памятник эпохе Леонида Брежнева.
А в вагончике, затерявшемся в пурге, ребята рассказывали мне, что такое строительство века на самом деле. В другой половине вагона кто-то растянул меха аккордеона и запел звучно и сильно:
Приезжай ко мне на БАМ, я тебе на рельсах дам…
В Кремле тоже любили поразвлечься, но там проблемы строителей БАМа мало волновали. Старики веселились по-своему. На своих заседаниях они решали необыкновенно важные для страны вопросы.
Выписка из рабочей записи заседания Политбюро ЦК КПСС 16 февраля 1978 года Сов. секретно Экз. единственный Председательствовал тов. Брежнев Л.И.
Присутствовали т.т. Андропов Ю.В., Кириленко А.П., Косыгин А.Н., Кулаков Ф.Д., Мазуров К.Т., Пельше А.Я., Суслов М.А., Устинов Д.Ф., Демичев П.Н., Кузнецов В.В., Пономарев Б.Н., Черненко К.У., Долгих В.И., Зимянин М.Б., Рябов Я.П., Русаков К.В.
БРЕЖНЕВ. Я хотел бы посоветоваться по некоторым вопросам: о вручении ордена «Победа». Все вы проголосовали решение о награждении меня орденом «Победа». Я благодарю товарищей за эту высокую награду. Поскольку решение такое есть, и товарищи предлагают вручить его мне 22 февраля.
ВСЕ. Правильно. 22 февраля будет заседание.
БРЕЖНЕВ. Видимо, для вручения ордена «Победа», может быть, целесообразно было бы одеть военную форму.
ВСЕ. Правильно, это было бы целесообразно.
БРЕЖНЕВ. Но вместе с тем, насколько мне известно, по статуту орден «Победа» носят также и на гражданской одежде.