Тени забытых земель
Шрифт:
Меж тем отец Маркус продолжал:
— Сын мой, я позвал тебя по крайне неотложному делу… Кстати, хочу представить тебе наших гостей. Это господин Ланьеж (крепкий мужчина, судя по виду, солдат, в знак приветствия отсалютовал двумя сложенными пальцами), также здесь присутствует уважаемый профессор Турьен (тощий субъект непонятного возраста даже не счел нужным кивнуть головой в знак приветствия), а кроме того…
— Святой отец, меня можете не представлять, все же мы с этим молодым человеком хорошо знакомы… — мужчина, до того сидящий спиной к Андреасу, повернулся, но мог бы и не утруждаться: молодой послушник узнал его уже по голосу. Дядюшка Эдвард, сволочь такая… Вот уж его молодой послушник ожидал увидеть меньше всего! И что он тут забыл? Как видно, дело важное, раз серый кардинал страны соизволил заявиться сюда самолично.
— Здравствуй, дорогой племянник! — дядюшка Эдвард держался так, будто для Андреаса не было большей радости, кроме как увидеть любимого дядю. — Понимаю, ты никак не ожидал встретить меня здесь, в Божьем доме, но обстоятельства сложились так, что я решил засвидетельствовать тебе свое почтение! Правда, сейчас для воспоминаний о прошлом и для разговора о семейных узах у нас нет времени, да и место не совсем подходящее для душевных воспоминаний, но позже мы с тобой, конечно же, побеседуем, тем более что у тебя наверняка накопилось много вопросов о том, как живут твои родные…
Так, раз дядюшка объявился в монастыре, то о спокойной жизни можно забыть. А ведь Андреас так надеялся на то, что хотя бы оставшееся до свадьбы время проведет в тишине, покое и молитвах.
— Понимаю, сын мой, ты удивлен, увидев здесь своего близкого родственника… — отец Маркус заметил, что молодой послушник старается не смотреть в сторону дядюшки. — Догадываюсь — ты не понимаешь, для чего мы позвали тебя сюда…
— Святой отец, позвольте продолжить мне… — дорогой дядя Эдвард, удобно расположившись в кресле, с почти неуловимой иронией смотрел на племянника. — Уверен, что сын моей любимой сестры будет счастлив вновь выслушать слова обожаемого дяди… Кстати, отец Маркус, прощу прощения за свою бестактную просьбу, но нельзя ли попросить, чтоб нам принесли вина? В горле, знаете ли, ссохлось после этой долгой и тяжелой дороги. Да и достопочтенным братьям-кармианцам не помешает несколько остыть после столь яростной и небезынтересной дискуссии.
— Сейчас пост… — отец Маркус чуть нахмурился. Всем известно, что настоятель был завзятым трезвенником и на дух не переносил пьющих. Хотя в подвалах монастыря имелись немалые запасы хорошего вина, но доставали его оттуда крайне редко, и по особым случаям. — Если вы не возражаете, то я попрошу принести сюда чистой холодной воды, которая будет куда полезней для уставших людей.
— Я понимаю греховность своей просьбы… — дядюшка смотрел на настоятеля самым невинным из своих взглядов. — Прошу всего лишь правильно понять мою настойчивость: мы весь день провели в седлах, да и в дороге натерпелись всякого, так что хотелось бы успокоить расшалившиеся нервы глотком хорошего вина. Кстати, отец Маркус, позвольте выразить самое искреннее восхищение всем тем братьям, кто служит в вашей обители! Вижу, что здесь есть не только крайне образованные люди, то и отчаянно-храбрые, которые помогли нам едва ли не в самую опасную минуту. Я, конечно, наслышан о трудностях пути до монастыря Святого Кармиана, но столкнуться с ними самому — это нечто совершенно иное.
Отец Маркус, заметно вздохнул, все же послал за вином. Нравится ему это, или нет, но высокий гость в чем-то прав: после такой тяжелой и опасной дороги вряд ли можно считать большим грехом попросить стакан чего-то более крепкого, чем простая вода.
До того времени, как принесли вино, дядюшка вел себя так, будто находился на светском приеме, и вел ничего не значащую беседу, словно создавая невидимую стену меж братьями Якубом и Винчеусом, которые явно не желали даже смотреть друг на друга. Хм, интересно, из-за чего два эти ученых мужа только что не сцепились между собой? Ладно, это станет ясно чуть позже, а пока не помешает послушать дядю, который рассказывает о том, как добирался сюда.
Так вот, со слов дорогого родственника Андреас узнал, что первоначально в том отряде было не менее десяти всадников, которые опрометчиво посчитали, что самостоятельно и без особых трудностей сумеют преодолеть дорогу до монастыря. Для этого, мол, и всего-то нужно пройти все расстояние в быстром темпе, а мы народ опытный,
и с какими-то там зверюшками (пусть даже и опасными), которые могут встретиться в пути, справиться сумеем. К тому же небольшой отряд всерьез поджимало время, и не было никакой возможности сообщить в монастырь, чтоб прислали проводников.Отряд выехал из Лаежа, и вначале дорога была сравнительно безопасной. Даже в лесу долгое время всадники не повстречали ни одного опасного существа, однако радость по этому поводу прошла после того, как они столкнулись в лесу со свиттом. Кстати, тогда же они поняли, отчего на их пути не повстречалось ни одного живого существа — просто все лесные обитатели временно ушли подальше от тех мест, где сейчас рыскал взбешенный хищник.
Увы, но при первом же столкновении с разъяренным животным люди потеряли двоих из десяти членов своего небольшого отряда, после чего оставшимся стало понятно — от этого огромного зверя надо уносить ноги как можно быстрей, и ни о каких схватках или благородной охоте на гигантского вепря тут не может быть и речи. К сожалению, дорога в лесу была достаточно узкая — особо не развернешься, и к тому же зверь был на своей территории, ловко скрывался в чаще, и нападал на людей слишком стремительно для того, чтоб те сумели дать ему должный отпор. Беда еще и в том, что толстую шкуру свитта с невероятно жесткой щетиной был в состоянии пробить далеко не каждый меч, а это делало зверя еще более неуязвимым. Что же касается самого свитта, то у него было только одно стремление — разорвать всех, кто встретился на его пути.
Ну, а дальше по лесу началась самая настоящая гонка, причем в роли загоняемых оказались люди, а загонщиком был огромный зверь. Кто знает, возможно, отряд сумел бы оторваться от погони, но быстрый бег в какой-то мере сдерживала неровная лесная дорога, на которой было полно корней и небольших ям, что заметно сдерживало продвижение — не хватало еще, чтоб лошади ноги себе переломали во время быстрого бега! Кроме того, в отряде были три лошади, которые несли на себе довольно тяжелый и объемный груз, бросить который не было никак нельзя. Потому-то и приходилось делать все, чтоб не потерять этих двух вьючных лошадей и сберечь тот груз, что был на них навьючен. Увы, но одну лошадь с грузом свитт все же достал… Потому в итоге и получилось так, что, к сожалению, в этой схватке выигрывал разъяренный зверь, а не люди.
Как это ни больно признать, но когда дорога почти закончилась, а лошади, наконец, вырвались из леса и помчались к монастырю, то из десяти человек в живых осталось всего пятеро, причем двое из этой пятерки были всерьез ранены. Так что если бы не своевременная помощь монахов из обители, то еще неизвестно, чем бы все могло закончиться…
В общем, из пяти выживших людей, что все же сумели укрыться за монастырскими стенами, двое сейчас находятся в лазарете. Оба были довольно серьезно ранены, а так как в той отчаянной гонке по лесу некогда было заниматься лечением полученных ран, то эти два человека потеряли слишком много крови, и теперь им надо не менее седмицы отлеживаться в монастырском лазарете. В общем, если подытожить все сказанное, то получается, что дорога до обители обошлась отряду немалой кровью и большими потерями.
На память Андреасу невольно вновь пришел тот детеныш свитта, неразумно убитый одним из старателей… Да, дорого людям приходится платить за чью-то глупость и легкомыслие.
— Отец Маркус, должен заметить, что у вас в монастыре замечательное вино! — дядюшка палил себе вина из принесенного кувшина. — Прекрасный букет, и тонкое послевкусие…
— В свое время пил я вина и получше… — брат Винчеус залпом выпил полную кружку, и вновь щедро плеснул в нее вина. — Но, как говорится, за неимением чего-либо иного…
Третьим человеком, который от души приложился к вину, был господин Ланьеж, тот самый, что внешне походил на солдата. Судя по тому, как лихо этот человек опрокинул в себя несколько полных стаканов благородного напитка, не особо вдаваясь в тонкие вкусовые ощущения, можно было предположить, что он — обычный солдат, хотя, возможно, и очень умелый. Что же касается уважаемого профессора Турьена (того тощего субъекта непонятного возраста), то он цедил вино с таким видом, будто делает окружающим великое одолжение, согласившись пригубить невесть какую отраву, поднесенную ему под видом дорогого угощения. Ну, а остальные, присутствующие в комнате, до вина не дотрагивались.