Тени

— Но...

— Они были мертвы уже тогда, когда Кроче повесил трубку, — сказал я спокойно, — или может быть спустя несколько минут, которые ему потребовались чтобы разыскать для этого подходящее место. Здесь не Голливуд, доктор. Так на деле обстоят дела. Кроче нашел чем их занять. Скорее всего он подумал, что между Тони и мной существует гораздо больше, чем только обед у "Антуана" или может он полагал, что я сентиментален вообще, а уж относительно молодых девочек в частности. Во всяком случае он хотел чтобы я услышал ее голос, поэтому я знаю, что он не шутит.

— Но... но это совсем не означает, что он убил их! Однажды он имел уже дело с этой девочкой... и ничего...

— Однажды он и воспользовался ею, что же он еще мог с нею делать? Или с Муни? Освободить их. А если они сообщат в полицию? — Я покачал головой. — Нет. Он хотел быть уверенным, что я приду, да, или нет, но при всем этом он и сам хотел быть там. Если так, то он хотел, чтобы я явился очень злым. Со злым человеком легче иметь дело, во многих отношениях. Существуют исключения, и во многих случаях злого человека бывает трудно остановить, но он об этом пока не думает. И когда ему больше не будет нужна Тони... когда они оба не будут нужны ему, он застрелит их. Я знаю это и он знает, что мне известно это. И это является одной из причин, на которые он рассчитывает, что бы заставить меня прийти.

Она облизнула губы, — ты очень умный, Поль!

Я сказал, стараясь казаться спокойным, — они лежат или на песке, или в кустах, или в свей машине, если он не собирается использовать их, или качаются на волнах Мексиканского залива в волнах прилива, если только тут бывают приливы. А может случаются и отливы?

Она сказала гневно, — ты ничего не знаешь. Ты ничего не можешь знать наверняка.

Она даже не думала о Муни и о том, что его смерть может или не может значить для нее. Она просто не хотела думать, что такое может случиться — что два человека могут случайно погибнуть только потому, что человек с пистолетом не хочет чтобы ему мешали или сам не хочет мешать кому-то еще.

— Нет, знаю. Знаю, потому что сам поступил бы так же — так поступил бы любой профессионал, имея двух заложников, миссия которых исполнена. Я бы так же поступил если бы оказался на вражеской территории один и имел бы задание выполнить важную работу, наподобие той, что у Кроче. Ни к чему их связывать и затыкать кляпом рот, чтобы потом они высвободились и доставили тебе много неприятностей. Так только в кино случается, доктор. А в реальной жизни всякий знает, что только имеющий пулю во лбу не навлечет на тебя неприятности. Кроме того, как я уже сказал, Кроче хочет рассердить меня. И рассердить очень сильно.

— Рассердить, — выдохнула она, — рассердить!

Я махнул рукой в сторону почтовых ящиков, — вот. Фамилия Даден тебе известка. Номер квартиры — 205. — Я посмотрел на нее чуть дольше чем следовало. — В случае если меня постигнет неудача, книга по шахматам, которую ты одолжила мне, лежит в моем чемодане.

Затем я вышел и сел в машину, надеясь, что не сказал ничего похожего на древних греков, которые обещали своим женщинам вернуться со щитом или на щите. У меня не было ни малейшего желания совершать самоубийство, если я могу его избежать, а если нет возможности его избежать, то это и не самоубийство. Все могло оказаться до ужаса смешным. Такой старый профессионал как Кроче, всегда немного фокусник, со своеобразными манерами; а привести обратно заложников живыми не так легко как пристрелить их, говорите ли вы о слонах или о вражеских агентах. В таких обстоятельствах, я бы предпочел привезти его обратно мертвым, но это была бы слишком роскошная работа, которую я должен был бы предусмотреть.

На мосту не было автомобильного движения. Если люди весь год жили в маленькой общности на берегу острова, как сказала Оливия, им вероятно не было особой необходимости ехать на большую землю в это время ночи. Я пересек мост и свернул направо, как было предписано, и вскоре не осталось ничего — только песок по обеим сторонам, да неодинаковые низкие дюны с проступавшей случайно темной водой, между ними. Дорога отливала черным на белом песке.

Я заметил маленький домик у ворот в свете фар и направился прямо к нему. Выигрышного тут ничего не было даже для очень умного человека. А он рассчитывал, что я буду особенно умным. Он рассчитывал, что я уйду прочь с дороги и не будучи заметным стану красться, как индеец, до зубов вооруженный смертоносным оружием. Поскольку он на это рассчитывал, я поехал в открытую, и остановился рядом с другой машиной уже припаркованной тут же, сбоку от домика.

Пришлось немного помедлить, чтобы вспомнить как включается свет в кабине "Рено": просто надо повернуть пластмассовый колпачок лампы. Я вынул из кармана плоскую коробочку с лекарствами, которую нам всем всегда выдавали. В ней содержался специальный шприц и три типа инъекций — два постоянного и один временного действия. В ней так же находилась маленькая пилюля с ядом предназначенная для личного пользования агента, которую нужно применять в экстремальном случае, но он может носить ее повсюду. Свою я не носил на работе, так как не знал ничего интересного ни о ком.

Я набрал в шприц четырехчасовую дозу воздействия инъекции "С" и положил его обратно в карман. Я выключил свет в кабине "Рено", вышел и огляделся. Другой автомобиль, казалось, был светло-голубой расцветки. Это был огромный "Крайслер" с откидным верхом. Он мог принадлежать Муни, согласно полученного описания. Где Кроче спрятал свой автомобиль, я не знал, об этом можно было только догадываться. Я даже не знал каков он был, этот автомобиль. Он нигде не позволил мне его увидеть. Я напомнил себе, что не следует переоценивать этого парня. Он мог иногда действовать плохо и необдуманно, но в основном его техника была отлично отработанной.

Я подумал, не убрать ли мне распределительные головки с обеих машин или не загнать ли машины в песок, но это могло вызвать его непосредственную реакцию и у него должна была находиться где-то еще одна машина в рабочем состоянии. Вместо этого я оставил ключ в "Рено", желая показать насколько мало я беспокоюсь за то, каким доступным окажется для него транспортное средство.

Я вернулся к дороге, перешагнул через длинную, осевшую и запертую на замок цепь, и направился к западному концу острова, простирающегося на милю или больше, как Оливия мне его и описала. Моя обувь производила громкий стук, когда я шел по мостовой. Остров здесь оказался гораздо шире, но не длиннее, являя собой ленту песка, по обеим сторонам которого росли деревья и кусты. Мексиканский залив виднелся темным пятном слева от меня. Справа — темнела вода, в милю шириной, которую я пересек и которая не могла быть заметна из-за рощицы деревьев, исключая те места, где деревья были вырублены, для того чтобы расширить полузаросшую дорогу к тому, что казалось было старым, разрушенным пирсом.

Я увидел странно симметричный длинный и низкий тенистый холм, справа от главной дороги и понял, что он был создан руками человека — такая огромная бетонная структура покрытая землей и поросшая травой и кустарником. Примерно ста ярдов в длину, с двумя черными провалами, открытыми в сторону моря. На нем виднелась маленькая чистая вывеска государственного парка.

Я подошел ближе и чиркнул спичкой, совсем как запоздавший турист, стараясь узнать где Кроче прячется и как сильно сжимают его пальцы спусковой крючок. Если бы он хотел меня пристрелить, то уже бы давно пристрелил. Ну а если это не так, если он и в самом деле хочет со мной поговорить, как я и думал, он теперь озадачен моим непонятным и довольно откровенным поведением. А я, честно говоря, был озадачен его поведением.

Явно, ему вначале хотелось говорить со мной. Ни одной пули. Надпись указывала, что я смотрел на место размещения батареи двух двенадцати дюймовых пушек, названных "барбеттой" в 1916 году, непонятно, что это тогда могло означать и потом переведенных в казематы, в 1942 году.

Кроче не подавал знаков своего присутствия, но я понимал, что он наблюдает как я выплюнул спичку и ждал, пока мои глаза не привыкнут снова к потемкам. Он должно быть обдумывал потерянную возможность пристрелить меня. Возможно он думал не стрелять совсем и от разговора отказаться.